«Крот» в генеральских лампасах - Чиков Владимир. Страница 52

Начальник управления кадров встретил его сухо, вяло пожал руку, кивнул на стул около стола и начал рыться в своих бумагах. Когда нашел какую-то справку, положил ее перед собой и только после этого равнодушным тоном спросил, не поинтересовавшись даже о его делах в Индии:

— Ну что там у тебя случилось?

Поляков долго рассказывал, как недружелюбно его приняли коллеги в центральном аппарате, что для него, генерала, крайне болезненны непонятные подозрительные взгляды, сплетни и намеки о вновь запущенных кем-то ложных слухах о его якобы вине в провалах агентурной сети в Америке.

— С ума можно сойти от всего этого, — заключил он, вопросительно глядя на Изотова. — Надо, Сергей Иванович, не позволять злым языкам трепать мое имя, — добавил он, заерзав на стуле.

Сергей Иванович не знал, что сказать в ответ. Потом обезоруживающе улыбнулся, передернул плечами и растерянно произнес:

— А может ты, Дмитрий Федорович, перегрелся там, в Индии?

Полякову это не понравилось:

— Не до шуток мне сейчас, Сергей Иванович…

— А причем тут шутки, Дмитрий Федорович? Ты же сам дважды телеграфировал мне из Дели о плохом состоянии здоровья, что надо тебе срочно выехать в Москву за счет отпуска. Вот и займись здесь своим здоровьем! И ни о чем другом не думай. Все остальное выброси из головы! Не верь ты всяким слухам!

Поляков попытался вымучить на лице беспечную улыбку, но, убедившись в тщетности своих попыток, бросил с раздражением:

— Если бы вы только знали, как надоела мне вся эта возня с двадцатилетней давности провалами разведчиков-нелегалов в Америке! Что же мне все-таки делать? — тяжело выдохнул он.

— Да плюнь ты на все и отдыхай!

— Ну вот, опять вы со своими шуточками. Я приехал сюда не отдыхать, а лечиться!

И сколько бы Поляков ни пытался «расколоть» Изотова о причинах новой волны подозрений в отношении его вины в провалах разведчиков-нелегалов и агентов в 1962-м и в последующие годы, так ничего и не вышло.

Так уж получилось, что, когда Поляков был у начальника управления кадров, в это же время в кабинете руководителя военной разведки находились контр-адмирал Римский и генерал-майор Гульев. Они вели разговор, как раз связанный с предательством Полякова и продолжающейся утечкой информации об источниках военной разведки в Индии. К тому времени Анатолий Алексеевич Римский по заданию первого заместителя начальника ГРУ генерал-полковника Анатолия Георгиевича Павлова завершил анализ всех информационных донесений Полякова из США, Бирмы и Индии, а также контакты и вербовочные разработки иностранцев. Доложив материалы изучения всей оперативной деятельности подозреваемого в измене Родине генерала-разведчика, Римский [79] заключил:

— Одним словом, товарищ генерал армии, там, где работал Дмитрий Федорович, всегда происходили провалы агентов и раскрывались наши офицеры. Происходит это и сейчас в Индии. Что это — случайность? Совпадение? Или, называя вещи своими именами, самое настоящее предательство? Сотни разведчиков, агентов и нелегалов выдворялись, а некоторые и арестовывались в тех странах, где работал Поляков. И, как показало изучение этих фактов, всех пострадавших знал именно Поляков. Он знал их как по работе в центральном аппарате ГРУ, так и в загранточках. Как говорил президент Америки Авраам Линкольн: «Можно все время дурачить некоторых, но нельзя же все время дурачить всех».

Ивашутин подумал: «Значит, у нас в самом деле есть иуда, христопродавец». Эта горькая мысль пронзила его с такой ужасающей силой, что он как-то сразу увял и как будто уменьшился в размерах. Потом перевел насупленный взгляд на Гульева и тихо спросил:

— А вы что скажете, Леонид Александрович? Вы ведь тоже проводили еще одно расследование по поручению Павлова?

— Нет, Петр Иванович, я не проводил никакого расследования. Меня на это никто не уполномочивал. Я был и сейчас убежден в виновности Полякова в массовых провалах наших разведчиков-нелегалов и агентов. И потому я согласен со всем тем, что доложил вам сейчас Анатолий Алексеевич…

Римский одарил Гульева одобрительной улыбкой.

— Самое страшное, — продолжал Гульев, — это то, что он предавал и предает своих сослуживцев, всех тех, с кем вместе работал и кого знал по оперативным документам различных подразделений ГРУ. Я считаю, что пришло время спасать от этого мерзавца наше разведуправление. Не год и не два, а девятнадцать лет он водит нас за нос, а мы все терпим и молчим. Я считаю, надо что-то срочно предпринимать, иначе этот тип с генеральским званием принесет нам много бед и неприятностей.

— Но что мы можем именно сейчас предпринять? У нас же нет никаких доказательств его изменнической деятельности?!

— А их и не будет, если мы будем только в таком узком кругу переливать из пустого в порожнее на протяжении почти двух десятков лет. Чтобы были доказательства, их надо добывать. Но у нас нет своей контрразведки. Значит, надо срочно сообщать в «Контору Глубокого Бурения» [80], я уже говорил вам однажды об этом. Вот пусть КГБ и разрабатывает его, пусть добывает необходимые для разоблачения улики. А то, что мы долго так раскачивались и замалчивали о своих подозрениях, там, — Гульев указал пальцем наверх, — могут расценить как недопустимое укрывательство предателя и преступное промедление в докладе о нем в соответствующие органы.

Помрачневшему генералу армии ничего не оставалось, как признать доводы Гульева неоспоримыми:

— Поскольку вы, Леонид Александрович, докладывали мне раньше о своих подозрениях, то я попрошу вас подготовить на имя начальника Третьего главного управления КГБ, генерал-лейтенанта Николая Алексеевича Душина короткую информацию о Полякове за моей подписью с грифом «совершенно секретно». И напишите все это от руки, — добавил он. — Это чтобы не произошло утечки информации через машинисток.

— Благодарю вас, товарищ генерал армии, за доверие.

— Надеюсь, вы оба понимаете, что мы не должны никому давать повода думать, что располагаем информацией о его двойной игре. В противном случае он заляжет на дно, что надолго осложнит разработку КГБ по его изобличению. Официально он остается вне подозрений.

Римский покривился и сказал:

— Я уверен, товарищ генерал армии, что он знает о наших подозрениях. И потому он очень осторожен сейчас.

— А чтобы он расслабился, мы должны создать впечатление об абсолютной его непогрешимости.

Гульев и Римский понимающе перемигнулись.

— А как же не дать ему возможности продолжать свои подлые дела? — спросил Гульев.

Ивашутин замялся и, глядя в стену, углубился в свои мысли.

В кабинете повисло напряженное молчание, потом начальник ГРУ, переведя дух, твердо произнес:

— Во-первых, его надо оставить в Москве, он только вчера прибыл из Индии. Во-вторых, не допускать его к оперативной работе в Центре. В-третьих, мы назначим его на прежнюю должность в Военно-дипломатическую академию и попросим Комитет госбезопасности установить за ним наружное наблюдение…

— Но у меня невольно возникает вопрос, — начал опять Гульев, — допустим, мы оставим его на территории СССР, но как сделать так, чтобы не насторожить его и не подтолкнуть к крайней мере — уходу к своим хозяевам? Например, он может пойти в американское посольство или улететь через международный аэропорт в любую европейскую страну, откуда легко перебраться в США. Дипломатический паспорт у него есть.

— Опасения ваши справедливы, — заметил Ивашутин. — Поляков будет находиться в Москве, как докладывал мне Изотов, больше месяца. За это время он должен пройти медицинское обследование, чтобы установить болезнью ли почек, то ли печени. Пока он будет заниматься этим, военная контрразведка заведет на него дело оперативной проверки и на законном основании получит санкцию на проведение наружного наблюдения за ним. И тогда он никуда не улетит и не забредет в американский хлев.