«Крот» в генеральских лампасах - Чиков Владимир. Страница 64

Духанин сидел молча, погрузившись в свои размышления. Не выдержав долгой паузы, начальник отдела спросил:

— Ты о чем задумался, Александр Сергеевич?

— О том, как можно добраться до сути, до 64-й статьи. И о том, что мне придется, как и в случае с Полещуком, опять применять новые методики, чтобы познать его характер и повадки, его связи и контакты. И исследовать опять, как под микроскопом, всю его жизнь и служебную деятельность, в том числе и в загранкомандировках. Узнать о нем надо очень многое. По ходу следствия будет возникать много сомнений, противоречий и дополнительных вопросов, выяснять которые придется по всем местам его служебной деятельности…

Начальник отдела, поняв намек о необходимости дополнительной помощи, взмахнув ладонью, остановил Духанина:

— Сколько человек потребуется для создания оперативно-следственной группы?

— По моим прикидкам, не меньше семи.

Кузьмичёв вопросительно посмотрел на своего заместителя:

— Где будем искать их, Анатолий Гаврилович? По должности они должны быть не ниже старших следователей. Расследование дела Полякова — очень серьезное и ответственное. Оно на контроле на самом «верху». — Начальник отдела указал пальцем в потолок.

Полковник Жучков задумался на несколько секунд, потом сказал:

— Где-то через четыре дня должен освободиться от допросов Алексей Посевин, а через неделю и Сергей Шубин. Все остальные работают по конкретным делам. Снимать людей с этих дел мы не можем.

— Что же делать? — тяжело вздохнул Кузьмичёв, глядя в окно.

— А может, стоит прикомандировать в Центр толковых следователей из периферийных органов КГБ? — подсказал Духанин.

Начальник отдела одобрительно воскликнул:

— О, это хорошая мысль! Пожалуй, только таким образом мы можем выйти из затруднительного положения. Я попрошу тебя, Александр Сергеевич, подготовить сегодня же докладную записку за моей подписью на имя генерала Волкова [98] с обоснованием необходимости создания оперативно-следственной группы из семи человек и прикомандирования пяти старших следователей из периферийных органов. Из каких именно, мы потом определимся. Полагаю, что Волков и Загвоздин с нашим предложением согласятся.

— Вне всякого сомнения, — с легкой заминкой отозвался Жучков.

С июля 1986 года работу по расследованию шпионской деятельности Полякова продолжил начальник отделения Второго отдела Следственного управления КГБ подполковник юстиции Духанин. По данному делу предстояло проделать огромнейшую работу для разоблачения агента иностранной разведки. В процессе поиска и сбора, исследования и оценки доказательств первым делом требовалось установить наличие состава преступления, предусмотренного пунктом “а” статьи 64 УК РСФСР. Опереться следователю в этой ситуации было не на что, и вся его работа должна была осуществляться на свой страх и риск. Военная же контрразведка, не достигнув ничего — а это тоже результат, которым редко кто из разработчиков дел по шпионажу мог «похвастать», — добилась только возбуждения уголовного дела. Таким образом, все проблемы, трудности и ответственность за исход реализации дела оперативной разработки были переложены на плечи следователя Духанина. При этом руководство Комитета госбезопасности осознанно пошло на этот шаг, понимая, что другого выхода из создавшегося положения не остается…

Приступая к расследованию архисложного дела на Дипломата, Духанин прекрасно понимал, что следствие — это наука точная, как математика, что оно не допускает вольных толкований и рассуждений, когда речь шла о виновности или невиновности конкретного лица, обвиняемого по расстрельной статье «Измена Родине в форме шпионажа» и ответственность следователя возрастала во сто крат. Осознавая все это, Духанинне без волнения готовился к допросу генерала ГРУ, мысленно неоднократно представлял их предстоящую первую встречу, знакомство и установление отношений. Понимал он и то, что в отличие от своего визави, не имеет права даже на малейшую ошибку. Слишком высока была ставка в игре умов между ним и генералом — разведчиком ГРУ — агентом ЦРУ.

Тем временем Поляков, предупрежденный Жучковым о том, что работу с ним продолжит другой следователь, тоже начал прокручивать в голове процесс предстоящих допросов. Он ставил перед собой все возможные и невозможные вопросы, сам же готовил на них ответы и каждый день с тайным опасением ожидал встречи с новым следователем. Больше всего Полякова настораживало то, что следователь начнет вдруг задавать вопросы, появления которых он не ожидает и которые не сможет правдоподобно объяснить. И что этим самым уже на начальном этапе допросов может осложнить свое и без того шаткое положение.

«Поэтому главное для меня, — размышлял Поляков, — выстроить доверительные отношения со следователем, убедить его в случайности выводов контрразведки… И ни в коем случае нельзя допустить возникновения между мною и следователем пропасти недоверия и подозрительности».

Но как только его ввели в кабинет на допрос, все представления и размышления о предстоящем, возможно, жестком и предвзятом ведении допроса у него исчезли. Из-за стола вышел одетый в светлый костюм и белую рубашку со светло-синим галстуком высокий, спортивного сложения, сравнительно молодой еще человек. На его дружелюбном лице играла мягкая приятная улыбка. Это свидетельствовало, как показалось Полякову, о том, что хозяин кабинета был приветливым, добрым человеком, что он был доволен этой встречей с ним или, по крайней мере, делал вид, что доволен.

Стоявший перед Духаниным подследственный вызвал у него противоречивое впечатление: черты лица казались мягкими, намекали на добродушие, но в звонком, отрывистом тембре голоса и остром, настороженном взгляде проницательных глаз чувствовалось пренебрежение и привычка командовать людьми.

— Присаживайтесь, пожалуйста, Дмитрий Федорович, — уважительно произнес следователь, указывая на стул. — Меня вы можете называть Александром Сергеевичем. — Затем он повернулся к конвойным и, расписавшись, как положено, на талоне о доставке арестованного, попросил оставить их одних.

Когда дверь за конвойными закрылась, Духанин вытащил из ящика стола распечатанную пачку сигарет, зажигалку и предложил Полякову закурить.

— Спасибо, но я не курю.

— И давно вы бросили?

— Собственно говоря, я никогда не курил.

Закурив, Духанин заметил:

— Это хорошо. Тем самым вы, Дмитрий Федорович, сохраните себе здоровье и продлите жизнь.

Сказанные следователем слова подкупали генерала своей простотой и обыденностью, отдавали даже внутренним теплом и, вопреки ожиданиям Полякова, никак не настраивали на возможное противостояние и понуждение к даче нужных показаний путем подавления воли арестованного. И потому он с волнением спросил:

— Да разве придется мне теперь пожить?

— Все будет зависеть только от вас, Дмитрий Федорович, — уважительно ответил Александр Сергеевич, продолжая демонстрировать удивительное для Полякова проявление спокойствия и такта.

Духанин всегда строил свою работу с подследственными в таком ключе. И не только он: таковы были требования, предъявляемые законом и руководством Комитета госбезопасности к своим сотрудникам. Со временем это стало фирменной маркой КГБ, хотя в памяти людей запечатлелись страшные воспоминания о репрессиях, и каждый переступавший порог Следственного управления внутренне содрогался и невольно подпадал под сохранявшийся в сознании людей психологический пресс. Иногда это даже упрощало и облегчало решение задачи по установлению истины. Поэтому Духанин начал вести допрос так, как будто это был не допрос, а полуофициальная беседа.

— Итак, Дмитрий Федорович, нам придется встречаться в этом кабинете не один раз, — продолжал тактично следователь. — Будем исходить из такого посыла: вы отвечаете на мои вопросы кратко, четко и честно. И если нам удастся с первых минут достигнуть взаимопонимания, то это будет выгодно нам обоим. Отказ же отвечать на какие-то вопросы я буду расценивать как то, что вы не хотите оказывать содействие следствию.