«Крот» в генеральских лампасах - Чиков Владимир. Страница 76

По истечении еще двух месяцев допросов Духанин почувствовал, что Поляков ведет себя более откровенно. Но, несмотря на это, почти все его показания, особенно наиболее важные, тщательно исследовались и перепроверялись сотрудниками контрразведывательных подразделений КГБ и оперативно-следственной группы. И делалось это не потому, что Духанин подозревал генерала во лжи или в манипулировании фактами. Все дело в том, что через двадцать пять лет Поляков мог, конечно, что-то и забыть или даже внести путаницу в давно произошедшие события. Кстати, это случалось иногда, несмотря на то что Поляков обладал феноменальной памятью. Поэтому и самому Духанину приходилось что-что уточнять, возвращаясь к ранее данным показаниям:

— Неделю назад вы сообщили, что в Бирме вами был выдан агент ГРУ Джек Данлап [105], имевший псевдоним Дарк. Что завербован он был подполковником Мантровым. Осмотром дел оперативной переписки было установлено, что ваши показания относительно Дарка неточны. К работе с ним подполковник Мантров никакого отношения не имел. Его агентом был сотрудник ФБР Дан Драммонд. Что вы можете показать относительно этого несоответствия?

Поляков: Я действительно ошибся в своем прежнем показании. Фактически дело обстояло следующим образом. Работая в Центре в качестве куратора вашингтонской резидентуры ГРУ, я имел по долгу службы доступ и к личному делу Дарка. Он поставлял нам ценные сведения о дислокации Вооруженных сил США и о планах Североатлантического комитета; о средствах радиотехнической разведки США, Англии и Канады; о результатах перехвата радиосетей Вооруженных сил СССР. Особенно высоко оценивалась его информация, касавшаяся пролетов американских самолетов-шпионов над территорией СССР. Поступали от него и другие важные разведсведения. Провал Дарка произошел только по вине главы советского правительства Никиты Хрущёва во время его визита в Соединенные Штаты Америки. Перед поездкой туда Хрущёв получил от нас достоверные сведения о запланированных новых полетах американских разведывательных самолетов над СССР. Речь шла о намерении США послать шпионский самолет «У-2» в воздушные пространства Советского Союза с целью обнаружения местонахождения наших радиолокационных установок ПВО на Кавказе. Рассердившись, Хрущёв пригласил к себе посла США в Москве и в беседе с ним предупредил, что нам известно о замышляемых американцами новых провокационных акциях. И если полеты не будут отменены, то мы накажем США точно таким же образом. О существе беседы Хрущёва с американским послом знал крайне ограниченный круг лиц. Приехав в Америку для участия в работе Генеральной Ассамблеи ООН, Никита Сергеевич встретился в Вашингтоне с военным атташе генерал-майором Родионовым. Родионов попросил Хрущёва не разглашатьна заседании Ассамблеи ООН сведения, полученные агентурным путем. Но Хрущёв, будучи человеком упрямым, болтливым и вспыльчивым, разгласил тогда секретную информацию, поступившую к нам от агента Дарка. Никита Сергеевич прямо заявил, что получил достоверные сведения о том, что США запланировали разведывательный полет в район Черноморского побережья Кавказа, и что он дал уже указания сбить его. Естественно, что после всего этого ФБР бросилось искать виновника утечки сверхсекретной информации. Как рассказывал мне потом капитан второго ранга Осипов, у которого одно время был на связи Дарк, ФБР после визита Хрущёва начало выяснять через налоговое ведомство, откуда появились у него крупные денежные средства для покупки «ягуара», двух «кадиллаков» и большой крейсерской яхты. Поняв, что попал в поле зрения контрразведки и что его вот-вот арестуют, Дарк покончил жизнь самоубийством летом 1963 года.

Духанин: А какие показания вы можете дать о сотруднике ФБР Дане Драммонде, работавшем на вашу военную разведку?

П.: Драммонд передавал Мантрову сведения о работе ФБР против работников советских учреждений в Вашингтоне. Между прочим, именно с появлением на связи у Мантрова этого агента для меня возникла реальная опасность провала, поскольку Дарк мог сообщить Мантрову о моем сотрудничестве с американцами.

Д.: Осмотром дел оперативной переписки рангунской резидентуры ГРУ с Центром установлено, что в своем отчете от 19 апреля 1966 года вы указали, что через Джона Мори закрепили отношения с начальником MEDT полковником Джоном Мерритом и что MEDT представляла якобы интерес для вашей разведки. На предыдущих допросах вы давали иное освещение моментов, связанных с «бизнесменом» Мори и организацией MEDT. Имеете ли вы в настоящее время какие-либо уточнения или дополнения по данным вопросам?

П.: Да, имею. Джон Мори прибыл в Рангун под прикрытием должности финансового инспектора Министерства обороны США, то есть по линии военной организации MEDT. Первая встреча с ним, как я и указывал ранее, была проведена на конспиративной основе в кабинете полковника Хоупта в здании американского посольства. Думаю, что Меррит не был информирован об истинной цели прибытия Мори в Бирму, как и о моем сотрудничестве с ним. MEDT, конечно, не представляла разведывательного интереса, но я преподнес эту организацию как особо важный военный объект, а сделано это было для того, чтобы продемонстрировать Центру свою активность в установлении оперативных контактов и развертывании работы по главному противнику. А еще мне надо было под этим предлогом легализовать свою связь с Мори, которого я представлял Центру как якобы уже завербованного мною агента.

Д.: То есть вы выдавали желаемое за действительное. И, очевидно, это получалось у вас неплохо, если судить по «вербовкам» подставленных вам «дипломатов» из ЦРУ Джеймса Флинта и Алвина Капусты в Рангуне, Уолтера Вильямса, Пауля Диллона, Роберта Марциновски и Вольдемара Скотцко в Дели. О вашем сотрудничестве с американцами в Индии мы поговорим несколько позже, а сейчас дайте, пожалуйста, показания относительно задания, которое вы получили в Бирме на Москву.

П.: В задании исключительно большое значение отводилось фактическому состоянию и перспективам работы нелегальной разведки ГРУ. Американцы полагали, что объективно нелегальная военная разведка должна возродиться и со временем может превратиться в эффективный инструмент ГРУ в кризисных ситуациях и в военное время. Вопросом воссоздания нелегального подразделения очень часто интересовались у меня цэрэушники, уж очень им хотелось внедрить в эту службу своего квалифицированного агента. И, как я понял, они возлагали большие надежды на меня. А что касается задания на Москву, то мне ставилась задача по выявлению планов СССР по использованию ядерного оружия, состоянию боевой подготовки войск и разработке образцов вооружения и военной техники.

На следующем допросе Поляков сообщил следователю Духанину о том, что в Бирме он передал американской разведке все сведения о работе подчиненного ему разведаппарата: о находившихся на связи агентах и доверенных лицах — об их псевдонимах, местах работы, национальности, положении в обществе и времени вербовки или установления оперативного контакта. Сообщил он и о том, что по возвращении из Бирмы был назначен начальником направления стран Юго-Восточной Азии, что в Москве была проведена только одна тайниковая операция на улице Малая Бронная у магазина «Продукты», что после ее проведения он два с лишним года не выходил на связь с американцами. Те, естественно, обеспокоились столь долгим молчанием своего ценного агента и, чтобы выяснить причины этого, «заманили» его в числе других офицеров ГРУ и Министерства обороны СССР в посольство США, официально пригласив их на прием по случаю приезда в Москву «бизнесмена» Джона Харрисона Меррита, с которым Поляков поддерживал дружеские отношения в Бирме. Что на том приеме он постоянно находился рядом с Мерритом и сообщил ему о том, что в начале 1973 года ему предстоит долгосрочная командировка в Индию. Что собранные им сведения о существующем в ГРУ особо секретном подразделении по повстанческим движениям в странах Юго-Восточного региона и о действующих там агентах военной разведки передать Мерриту не представилось возможным, так как обстановка и условия приема в посольстве США не позволяли это сделать. Что передачу этих сведений он осуществил лишь по прибытии в Индию через военного атташе при посольстве США Вильяма Кинга.