Выбор Геродота - Суханов Сергей Сергеевич. Страница 11

Бистоны вместе с сапеями пошли служить в обоз. Дерсеи и эдоняне обязались построить почтовые станции, а также обеспечить хангаров — царских гонцов — объезженными лошадьми. При этом каждое племя предоставило в распоряжение оккупантов отряды пехотинцев.

Лишь живущие высоко в горах сатры на желали никому сдаваться. Дикари приносили кровавые жертвы в пещерах Диониса, после чего оглашали ущелья ритуальным смехом, прогоняющим смерть.

Объединенный хазарабам [8] копейщиков из Карии и Дориды следовал во главе одной из колонн военачальника Тритантехма, прикрывая осадные машины. Такабары беззаботно топтали дорогу: клубы пыли и воловьи лепешки достаются другим.

"Ладно мы, — рассуждали они, — подневольные люди, а эти-то зачем пошли? Ассирийцы, эфиопы, арабы… Раз для вас война — нажива, тогда и терпите".

Впереди маячили отроги Гема. Долину покрывали заросли дикой фисташки. Весенний воздух казался густым от аромата эфирных масел. Высоко в небе парили скальные орлы.

Время от времени мимо такабаров с грохотом проезжала запряженная ослами колесница индийцев или рысью пролетал датабам [9] сагартиев. У мидийских всадников через плечо был перекинут свернутый кольцами аркан. Даже в жару они не снимали чешуйчатую кольчугу.

Один раз сагартии вернулись с добычей. Каждый вел за конем на аркане военнопленного. Сатры падали, неуклюже вставали, снова падали… Двоих горцев мидяне просто тащили по земле. Безжизненные тела и разбитые в кровь ноги говорили о том, что пленники мертвы.

Колонна остановилась. Выживших сатров поставили на колени. Датапатиш сагартиев спешился перед строем такабаров.

— Тритантехм приказал казнить дикарей в назидание другим. Есть желающие?

Двое галикарнасцев тихо переговаривались в строю.

— Вот сука, — сказал один. — Сам грязную работу делать не хочет. Мы ему что — мясники?

— Так он из Мидии, — вполголоса ответил другой. — Мидяне конину едят. Лошадь валят одним ударом по голове, даже не связав ей ноги. Тебе, Паниасид, у него поучиться надо, как людей убивать.

— Сам поучись, — огрызнулся товарищ. — Хочешь отличиться, Эвхид, — выходи.

— А что, и выйду. — Галикарнасец шагнул вперед.

Копье и щит передал Паниасиду.

Подойдя к командиру сагартиев, попросил:

— Дашь свой ксифос?

Датапатиш хищно улыбнулся:

— Нет. Кавалерийский меч — для тонкой работы.

Забрав у одного из такабаров секиру-сагарису, датапатиш протянул ее волонтеру:

— Тритантехм хочет, чтобы дикарей разрубили пополам.

Эвхид побледнел: дело принимало дурной оборот. Просто казнить пленного — это одно. Расчленить его на глазах у приговоренных — совсем другое.

— Ну? — торопил датапатиш. — Отказался — считай, что не выполнил приказ. За саботаж сам знаешь, что полагается.

Эвхид поудобней перехватил секиру. На лице галикарнасца проступила решимость.

Датапатиш кивнул всадникам. Спешившись, сагартии подтащили к поваленному дереву первого пленника. Перекинули через ствол животом вниз. Сатр в отчаянии жевал кляп. В глазах застыло выражение смертной тоски.

Палачу понадобилось пять ударов. Пока он рубил, датапатиш презрительно наблюдал. Сагартии оттащили половинки тела в разные стороны. Внутренности мокрой красной гирляндой волочились по земле.

Остальных сатров галикарнасец разрубил быстрее — наловчился. Казнь проходила при полном молчании та-кабаров. Слышались только предсмертные хрипы жертв и тупые удары оружия. Закончив работу, он стоял с опущенным сагарисом. Весь в крови, тяжело дыша.

Половинки трупов были свалены в две кучи. По команде датапатиша сагартии разложили их вдоль дороги: верхняя часть туловища с одной стороны, нижняя — с другой.

Беркуты тут же снялись с соседних скал, чтобы подлететь поближе. Птицы сидели на осыпи, деловито роясь клювом в перьях. Они опасались рабов с палками, которых привели из обоза для охраны кровавого мяса от падальщиков.

Армия Ксеркса шла по коридору смерти, чтобы каждый мог увидеть истерзанные тела. Пусть враги, когда узнают о казни, ужаснутся ярости шахиншаха. Союзникам тоже будет полезно посмотреть — они должны убедиться в неминуемости кары за неповиновение, тогда их преданность Ксерксу окрепнет.

Миновав Абдеры, оккупанты подошли к Несту. От воды армию отделял буковый лес, но мошкары хватало и здесь. Солнце почти скрылось за Пангейским хребтом — желтое пламя над лесистыми пиками медленно затухало.

Вдоль колонны проскакал вестовой с приказом остановиться на ночлег.

По берегу разожгли костры на расстоянии броска дротика друг от друга. Место выбрали не случайно: справа реку вброд не перейти, потому что глубоко, а слева, за излучиной, быстрина обкатывает порог. Оба места опасные. Так что утром переправа передового отряда начнется именно здесь — где спокойно и воды по пояс.

Паниасиду с Эвхидом поручили стоять на часах вторую стражу. Третьим в пикет галикарнасцы выбрали Эв-нома — эллина из Милета. Сменив товарищей, такабары подбросили сучьев в костер.

Мерный шум водопада не заглушал звуков реки. Вот нутрия с плеском гоняется за рыбной мелочью. Там бобры грызут дерево для плотины. От костров то и дело слышался условный свист: два коротких, один длинный.

Внезапно к пикету подошли гости. Пятеро эллинов представились наемниками из Фессалии. Свой приход командир отряда — человек с узким горбоносым лицом — объяснил приказом хазарапатиша. Часовые лишь покивали: пойди проверь.

Разговор не клеился. На противоположном берегу стало неспокойно. Из леса доносился хруст, приглушенные голоса, затем отчетливо послышалось конское ржание. Такабары тревожно прислушивались.

— Надо бы датапатишу доложить, — глухим от волнения голосом сказал Эвхид.

— Так и сходи, — согласился Паниасид. — Мне…

Договорить он не успел, потому что почувствовал в левом боку острую боль. Горбоносый зажал часовому рот рукой. Остальные фессалийцы выверенными ударами свалили Эвхида с Эвномом.

Паниасид обмяк, повалился в сторону. В черноте ночи все, что происходило у костра, оставалось лишь неясным дрожанием теней. Чтоб уж наверняка, один из убийц издал условленный свист. С обеих сторон ответили тем же: все нормально…

Паниасид очнулся от невыносимой рези под ребром. Голова шумела, опухший язык, казалось, не помещается во рту. Он с большим трудом сдержался, чтобы не застонать.

Убийцы тихо переговаривались.

— Тела куда, Менон?

— Оставим здесь. Пусть думают, что это сатры их порезали. Атака сейчас начнется.

Паниасид узнал властный голос горбоносого.

Собеседник процедил:

— Надо уходить, скоро придет смена.

— Концы обрубать не будем, — глухо сказал Менон. — Мы свое дело сделали — обеспечили сатрам проход. Вернуться надо по-умному, чтоб не спалиться.

— Ты нам еще не заплатил…

— Сатры заплатят. Где конь заржал, помнишь?

— У порога, там костров нет.

— Значит, нас ждут. Перейдем плес по камням. На другом берегу отсидимся. Уговор был, что сатры порог стороной обойдут. Когда по реке поплывут трупы — выловим пару, отрубим головы, будто это мы их убили. Дождемся конца резни и вылезем.

Подельники согласились.

Тогда Менон коротко бросил:

— Все — вперед!

— Погоди, сначала свистну.

Раздался условный сигнал. Дождавшись ответа, пятеро эллинов нырнули в темноту.

"Менон", — успел подумать Паниасид, прежде чем темнота накрыла галикарнасца…

Сатры ударили в брешь — там, где у костра валялся вырезанный предателями пикет. Одетые в шкуры люди высыпали на берег Неста. Размахивая оружием, они ринулись по мелководью на противоположный берег. Лучники обстреливали лагерь стрелами с горящей паклей.

Паниасид не подавал признаков жизни, поэтому пробегавшие мимо сатры его не тронули. Просто пнули, но он не издал ни звука. Так и лежал, стиснув зубы, то впадая в забытье, то приходя в себя.