Казуал (СИ) - Лекс Эл. Страница 38

Я свернул в коридор и двинулся по нему, держась левой стены — не вплотную, но близко. Так, чтобы можно было развернуться и влево, чтобы не упереть ствол в бетон, и вправо.

Надо же, суфлер проснулся. Молчал до этого, молчал себе, а тут вдруг выдал очень важную информацию. Где же я тут возьму укрытие, защищенное от рикошетов? Тут и обычное-то укрытие хрен найдешь — большинство дверей заперты и не реагируют на попытки их открыть! В случае обстрела я, конечно, попытаюсь кинуться в сторону и выбить дверь плечом, наполовину падая, наполовину вламываясь в неизвестный объем, но нет никакой гарантии, что у меня это получится…

Хотя вероятность того, что кто-то меня обстреляет, стремится к нулю. В здании было точно так же тихо, как и снаружи. Не лязгали затворы, не скрипели резиновые подошвы по кафелю, не щелкали фастексы подгоняемого снаряжения. Кроме меня в здании вообще будто бы никого не было.

Но кровь же с кого-то налилась…

Я двигался по коридору, чуть присев и плавно перекатываясь с пятки на носок, не производя почти никакого звука. Натыкаясь на открытые двери, даже если они были открыты всего лишь до состояния узкой щели между полотном и косяком, открывал их до конца стволом автомата, укрывшись за стеной, аккуратно досматривал углы, заглядывал внутрь помещения, бегло его осматривал, и, не встретив ничего интересного, двигался дальше. Пятна крови из-под ног давно исчезли и оставалось надеяться лишь на то, что я замечу что-то, что поможет мне найти раненого.

И я заметил. Примерно посередине длинного коридора я заметил, что под дверной ручкой очередной двери снова вымазано кровью. Сама дверь была почти закрыта, и только тоненькая щель между полотном и дверной коробкой намекала на то, что внутрь можно войти. И наверняка кто-то уже вошел.

Черт, а ведь механический долдон прав. Если раненый там уже долго, у него уже крыша могла поехать, и, если там есть оружие, я рискую получить пулю, даже не открыв дверь — прямо через нее.

Поэтому я остановился возле двери, укрываясь за стеной, и тихонько стукнул концом глушителя по дверному полотну.

За дверью явно что-то тихо зашуршало и снова смолкло.

— Эй. — тихо позвал я.

Ответа не было.

— Я друг. — продолжил я. — Я пришел помочь.

Ответа снова не было.

— У вас есть оружие?

Тишина.

— Если у вас есть оружие, не стреляйте. Я пришел помочь. — повторил я, начиная чувствовать себя глупо.

Ответа снова не было, но шорох за дверью явно раздался снова.

— Я вхожу. — закрепляя успех, сказал я. — Не стреляйте. Я друг. Я пришел помочь

Надеюсь, со второго раза до раненого дошел смысл сказанного, и я не получу пулю, как только открою дверь.

Но на всякий случай я быстро перешел на другую сторону, так, чтобы оказаться позади двери, когда открою ее, и медленно потянул за ручку, не подставляясь под обзор возможному противнику.

Никто не стрелял. Я выждал еще несколько секунд, снял длинный АК со спины, перехватил его за цевье левой рукой и выставил в проем двери, показывая, что оружие не опасно:

— Вот мое оружие. Я друг. Спокойно.

АКСУ на всякий случай я взял, уперев приклад под мышку. Если что — полосну очередью поперек, одновременно падая на спину.

Я медленно вышел из-за двери, скрывая за ней короткий автомат, и впиваясь взглядом в то, что скрывалось в комнате.

А разглядев — опустил автомат и тихо, чтобы находящиеся в комнате, не услышали, выругался.

Глава 20

Это были дети. Семеро детей примерно одного возраста — лет семи-восьми. Три мальчика, четыре девочки. Одежда некоторых из них была перемазана кровью, но на самих детях повреждений не было заметно. Рядом с ними валялись пластиковые бутылки — в основном, пустые, но в парочке еще что-то плескалось. Немного поодаль валялись какие-то распотрошенные брикеты, засыпавшие пространство вокруг себя крошками, а один из таких брикетов в серебристой упаковке держал в руках один из детей. На меня он, как и все остальные, смотрел без страха, чего следовало бы ожидать. Мало того, что без страха — даже с каким-то ожиданием, словно они тут для того и собрались, чтобы дождаться меня.

— Э-э-э… Привет, детишки. — только и нашел, что сказать я.

Черт, кажется, общение с детьми — не мой конек. Я явно не был в прошлом воспитателем детского садика или школьным учителем и подхода к этим маленьким личинкам человеком не знал. Поэтому что делать сейчас — не знал тоже, и мой внутренний суфлер, как обычно, не спешил подсказывать.

Одно было понятно — нечего им делать в поселке, в котором все явно вымерли, и в здании, в которое ведет кровавый след. Наверняка их сюда кто-то привел, чтобы спрятаться…

И, приглядевшись к непонятному предмету, который частично скрывали за своей спиной дети, будто специально севшие так, чтобы его было как можно хуже видно, я охнул, бросил автомат на ремень и кинулся вперед!

Потому что я понял, кто привел сюда детей, чтобы спрятать.

А еще — откуда на ступеньках кровь.

И на детях тоже…

За спинами детей лежала брюнетка лет двадцати двух, одетая в белую блузку и черную юбку чуть выше колен. Блузка была перемазана в крови и грязи, а под неловко согнутой правой ногой багровела целая лужа полузасохшей крови. Женщина явно пыталась перемотать рану в середине голени бинтами, упаковки от которых валялись вокруг, и накрутила их на ногу толстенным слоем, но, кажется, это не сильно помогло — по крайней мере, на верхнем слое бинта виднелись кровавые пятна. Наверняка она потеряла немало крови, прежде чем они с детьми добрались сюда, и уже тут, пытаясь оказать себе первую помощь, она потеряла сознание…

А, может, потеряла и раньше. Может, это дети ей оказывали первую помощь и поэтому она выглядит такой неумелой и бесполезной. Хорошо хоть тут вообще нашлись бинты — наверное, женщина знала, куда ведет детей.

Это все я обдумывал уже приседая возле женщины (сначала перешагнул, чтобы не располагаться спиной к двери) и извлекая из ножен на поясе нож. Зеркала у меня с собой нет, а нож, к счастью, не вороненый, а из гладкой полированной стали.

Поднести нож к губам пострадавшей. При наличии дыхательной активности на поверхности клинка появится испарина.

Я кинул короткий взгляд на детей, которые все с той же пугающей молчаливостью следили за моими действиями, не пытаясь ни помочь мне, ни помешать, поднес нож к губам женщины и подождал несколько секунд.

Зеркало клинка объективно помутнело.

Отлично, значит, дыхание есть. Жива. Не скончалась от потери крови, как я боялся… Впрочем, там и крови было не так и много, никак не больше стакана успело вылиться. Может, еще стакан остался размазанным на ступеньках, но все равно этого мало, чтобы скончаться от кровопотери.

Впрочем, никто не гарантирует, что она не потеряла четыре литра до того момента, как поползла по ступенькам, и то, что размазано по полу здесь, может быть последними каплями, сочащимися из организма…

Нет, стоп, она же дышит! Значит, жива, значит, либо вырубилась от кровопотери, и тогда дело обстоит не лучшим образом, либо…

Я снова перевел взгляд на детей и мягко, как только мог, спросил:

— Ребята, вы же знаете эту женщину, правда?

Дети впервые за все это время проявили какую-то активность — переглянулись, словно пытались коллегиально и безмолвно решить, стоит ли доверять этому странному вооруженному человеку.

Возможно, даже действительно что-то решили, потому что один из мальчишек, выглядящий чуть старше остальных, внезапно заговорил:

— Это София Яновна. Она наша учительница.

Его голос не дрожал от страха, чего я подспудно ожидал, словно ребенок прекрасно понимал всю серьезность ситуации, понимал, чем он может помочь и был полон решимости сделать это.