Жатва скорби - Конквест Роберт. Страница 83

Итак, по настоянию Сталина, вышел указ, который, войдя в силу, мог привести только к одному исходу – к голоду крестьянства Украины. Об этом ясно заявили Москве сами коммунистические власти Украины. Но, вопреки всему, Кремль требовал в следующие месяцы неукоснительного его исполнения, и любые попытки местных властей обойти или смягчить указ рано или поздно оказывались сломлены.

Уже в июле 1932 года дело обстояло плохо. Позднее стало еще хуже. Время от времени украинские власти предпринимали попытки добиться каких-то улучшений: например, чтобы сохранить трудоспособность рабочей силы, ЦК компартии Украины приказал в районах, уже страдавших от голода, выдавать хлеб и рыбу только работающим на полях. О представителях сельской власти, которые раздавали пищу всем голодающим, в официальном отчете было сказано, что они «разбазаривают хлеб и рыбу».[ 30]

Чтобы добиться выполнения указа об охране социалистической собственности, на полях были установлены сторожевые вышки.[ 31] «Если поле было ровным и гладким, то вышка ставилась на четырех высоких столбах, покрытых небольшим деревянным или соломенным настилом. На настил взбирались по высокой лестнице. Если на поле росло высокое дерево, то под ним вбивали в землю два столба, чтобы на них установить настил прямо на ветки дерева. Такие вышки ставились на опушках леса. Старый дуб или другое высокое дерево служили основанием для настила без всяких подпорок. На вышки ставили охранников, вооруженных, как правило, дробовиками».[ 32]

Первые госпоставки были сданы в августе, при этом во многих районах нормы выполнялись с огромным трудом. Это привело к полному истощению деревни. С этого времени население 20 тысяч сел Украины жило в ожидании неведомого, но все более грозного будущего. В советском романе хрущевского времени описаны его первые внешние признаки:

12 октября 1932 года два ответственных русских аппаратчика были присланы сюда для укрепления местной партии из Москвы: А.Акулов, заместитель начальника ОГПУ, и М.М.Хатаевич, известный своими успехами в сталинской коллективизации на Волге, – предвестники грядущей беды.

В это же время было объявлено о вторых госпоставках, хотя собирать было уже практически нечего. К 1 ноября план поставок был выполнен только на 41 процент.

Люди уже мерли. Но Москва, далекая от того, чтобы сократить свои требования, достигла теперь подлинного крещендо в своей кампании террора голодом.

Глава двенадцатая. Буйство голода

Украинские крестьяне, видевшие депортацию кулаков, говорили: «И мы, дураки, думали, что нет худшей судьбы, чем судьба кулаков»[ 1]. Теперь, спустя два года, они оказались перед лицом самого смертельного из всех когда-либо наносимых ударов режима.

Июльский указ, установивший цифры госпоставок зерна для Украины и Северного Кавказа, теперь был подкреплен новым указом от 7 августа 1932 года, который обеспечивал законность санкций в поддержку конфискации зерна у крестьян.

Как уже отмечалось в главе восьмой, указ постановлял, что колхозная собственность, такая как скот и зерно, отныне приравнивалась к государственной собственности, «священной и неприкосновенной». Виновные в посягательстве на нее будут рассматриваться как враги народа и приговариваться к расстрелу, который при наличии смягчающих вину обстоятельств может быть заменен тюремным заключением сроком не менее десяти лет с конфискацией имущества. Крестьянки, подобравшие несколько зерен пшеницы на колхозном поле, получали меньшие сроки. Декрет постановлял также, что кулаки, которые пытались «заставить» крестьян выйти из колхозов, должны приговариваться к заключению в «концентрационные лагеря» на срок от пяти до десяти лет. Как мы уже видели, в январе 1933 года Сталин назвал этот декрет «основой революционной законности на текущий момент» и сам его сформулировал[ 2].

Как всегда, активисты, сначала поощряемые к максимальному террору, задним числом потом обвинялись в «перегибах», и Вышинский с возмущением заявлял, что «некоторые представители местной власти» восприняли этот указ как сигнал к тому, «чтобы убивать или загонять в концентрационные лагеря как можно больше народу». Он упомянул случаи, когда за кражу двух снопов кукурузы приговаривали к смертной казни, и развлек аудиторию рассказом о молодом человеке, приговоренном к десяти годам заключения за «то, что резвился с девочками ночью в хлеву, нарушая покой колхозных свиней».[ 3]

Но и до опубликования августовского указа в украинской прессе можно было прочесть такие сообщения: «Недремлющее око ГПУ обнаружило и приговорило к суду фашистского саботажника, который прятал хлеб в яме под стогом клевера»[ 4]. После же указа мы видим, как постоянно возрастает степень применения закона, его суровость и сфера приложения. За один только месяц в харьковском городском суде было вынесено 1500 смертных приговоров[ 5].

Украинская пресса постоянно помещала статьи о смертной казни «кулакам», которые «систематически похищают зерно». В Харьковской области в пяти судах слушалось 50 таких дел, и в Одесской области происходило нечто подобное: в прессе подробно описывались три случая кражи снопов пшеницы; одна супружеская пара была приговорена к расстрелу просто за никак не расшифрованное «хищение». В селе Копань Днепропетровской области банда кулаков и подкулачников просверлила дырку в полу амбара и похитила много пшеницы: два человека были расстреляны, остальных приговорили к заключению. В селе Вербки той же области перед судом предстали председатель сельсовета и его заместитель, а также председатели двух колхозов с группой из восьми кулаков. К расстрелу приговорили только трех кулаков[ 6]. В селе Новосельская (Житомирская область) один крестьянин был расстрелян за то, что у него обнаружили 25 фунтом пшеницы, собранной на полях его десятилетней дочерью.[ 7]

К десяти годам заключения приговорили за «кражу картофеля.[ 8] Женщину приговорили к 10 годам тюрьмы за то, что она срезала сто початков зреющей кукурузы со своей же собственной делянки; за две недели до этого ее муж умер от голода. За такое же преступление к 10 годам приговорили отца четырех детей.[ 9] Другую женщину приговорили к 10 годам тюрьмы за то, что она собрала десять луковиц на колхозной земле[ 10]. Советский ученый упоминает случай приговора к 10 годам принудительных работ без права на помилование и с конфискацией всего имущества за сбор 70 фунтов колосьев пшеницы, чтобы накормить семью.[ 11]