Позднее счастье (СИ) - Богдан Аида. Страница 13

— Доктор, а пирог мне можно доесть? — рискнула спросить тётка, поскольку показать жестами не получилось.

— Вы что, ни в к коем случае, хотите снова подавиться? И я же просил вас молчать, ни слова больше, пока не наступит улучшение.

Как только Зинаида притихла, прикусив свой длинный язык, в комнате наступила благодатная тишина. Доктор был чрезвычайно серьёзен, записывая неразборчивым почерком диагноз и рекомендации в карту пациентки, зато медсестра еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться.

— Ну всё, можете быть свободны. Через 10 дней в поликлинику, к врачу на приём. А там, что он скажет, разрешит разговаривать, значит всё хорошо.

Растерянная вердиктом врача, женщина вышла в коридор. За всю свою жизнь она ни разу не болела ничем серьёзным, даже в детстве, а тут, как на грех, подавилась рыбьей костью и сразу же возникли сложности.

Теперь придётся 10 дней молчать, чтобы не допустить рецидива, а это ой как нелегко, тем более, когда есть, что рассказать. Да что же за день сегодня такой? Прямо сплошное огорчение, а не день.

А тут ещё куда-то запропастился тот симпатичный мужчина, что спас её от верной гибели и привёз в больницу, хотя обещал подождать. Без женщины тут точно не обошлось. Стоило только оставить понравившегося мужичка одного, как тут же увели проклятые под белы рученьки.

Для пущей верности Зина поискала Илью в закоулках и окрестностях больницы, но тот, как сквозь землю, провалился. Делать нечего, придётся ехать одной, нужно успеть на последний автобус, а то как бы не пришлось добираться домой на попутках.

Плюнув с досады и проклиная всё на свете, Зинаида вышла с главного входа и направилась на вокзал. Автобусы ходили нерегулярно, всё зависело от обязательности водителя.

Это был поистине несчастливый для бедной женщины день. Простояв в гордом одиночестве несколько часов кряду, она так и не дождалась автобуса и смогла добраться до дому только ближе к ночи. Ни одна из попуток не желала останавливаться перед голосующей хмурой тёткой.

Наконец над ней сжалился один сердобольный тракторист и согласился подвезти на своём чадящем транспорте до ближайшего поворота на деревню, откуда пришлось чапать ещё несколько километров пешком.

Дома ждали соблазнительные куски недоеденной рыбьей кулебяки, но памятуя о том, что сказал врач, Зина разделила пирог между котом и собакой, а сама довольствовалась жиденьким супчиком. Спать легла голодная и злая.

Глава 12 Разговор начистоту

Разговор с Ильёй дался очень нелегко, Фаина уже не знала, что и думать, на душе остался горький осадок. Даже спустя 20 лет, любимый остался тем же обиженным мальчишкой, для которого важнее доказать свою правоту, нежели отстаивать чувства.

Особенно покоробило то, что он ничего не спросил о сыне и даже не поинтересовался его планами на жизнь, чем увлекается, как выглядит? Фая могла бы показать Димкину фотографию, на которой он очень похож на него, один в один, не заметить этого просто невозможно.

Сердце матери было переполнено невыносимой тоской и печалью. Она лишний раз уверилась, что поступила правильно, расставшись с Ильёй в далёкой юности, всё равно бы ничего хорошего не вышло.

Судя по поступкам, их совместная жизнь состояла бы из упрёков и подозрений. Ещё неизвестно, как бы он относился к собственному сыну. Николай по крайней мере не обижал Димку, а просто тихо ненавидел за то, что тот был живым напоминанием того, кого продолжала любить Фая.

Муж отыгрывался на ней, изматывая ночами, заставляя с ним спать, буквально насиловал своей любовью, стараясь произвести на свет своё потомство. Но ничего не вышло, Бог не Тимошка, видит немножко, потому и не дал Николаю такой возможности.

Зато он снова дал шанс Илье и Фаине быть вместе, когда спустя много лет свёл их в той самой берёзовой роще, куда оба пришли одновременно, не сговариваясь, тоскуя по общему прошлому.

Казалось бы, любовь всё ещё жива и чувства взаимны, но нет, слишком много условностей стоит между ними. Видно не судьба Фае быть счастливой, заплутало где-то её женское счастье, не может пробиться и найти дорогу.

Она вернулась в палату в расстроенных чувствах и хотела только одного — лечь, уткнувшись в подушку и долго плакать, пока не полегчает. Но и этого было нельзя делать, поскольку мать уже пробудилась ото сна и ждала её появления, молясь, чтобы ничего не случилось.

Угрозы зятя во время утреннего скандала были нешуточными. Кто знает, что он затеял? Раиса боялась мести Николая, как огня, и поэтому не могла найти себе места в тягостном ожидании. Когда дочь снова появилась, у неё сразу отлегло от сердца.

— Доченька, где ты была? Я уже все глаза проглядела, встать хотела к окошку, но побоялась упасть.

— И правильно сделала, что не встала, ещё переломов нам только не хватало. Прости, что напугала, я просто решила прогуляться, пока ты спишь, да к тому же есть очень хотелось. Зашла в кафе неподалёку, перекусила, и тебе вкусненького принесла, купила зефир и рогалики к чаю, — ответила Фая, улыбаясь через силу, ей пришлось взять себя в руки, чтобы не волновать мать понапрасну.

— Спасибо, моя хорошая. Николай больше не приезжал?

— Нет, не приезжал и очень надеюсь, что не приедет. Зачем он нам, правда?

— Правда, доченька, он себя очень безобразно повёл, да ещё и угрожать вздумал. Мне до сих пор страшно об этом вспоминать, проснулась, а тебя нет, подумала, не дай Бог, Колька вернулся и причинил тебе боль.

— Зачем ты себя накручиваешь, мама? Даже если и вернётся, ничего страшного, покричит немного и перестанет. В конце концов, свыкнется с мыслью, что я к нему не вернусь и успокоится.

— Ты твёрдо это решила, Фаюшка? Он ведь может сделать с тобой всё, что угодно.

— Ничего он мне не сделает, не посмеет. Отбоялась своё, хватит.

— Что теперь с нами будет? Со мной, с тобой, с Димкой?

— Мам, всё в порядке, не надо бояться.

— Разговоры по деревне пойдут, нашим кумушкам только дай повод языками почесать, одна Зинаида чего стоит.

— А разговоры наверняка уже пошли, вряд ли любимая тётушка упустит возможность позлорадствовать.

— Ой, не говори, принесла ведь её нелёгкая с самого утра. Доченька, скажи, а это правда, что Дима не сын Николая?

— Правда, мама, не его.

— Господи, час от часу не легче, он ведь тебя теперь гулящей перед всеми выставит.

— И что мне теперь делать? Снова прикажешь молча терпеть и не разводиться? Ты совсем не меняешься, мама. Всю жизнь боишься того, что скажут люди.

— Ну а как без этого, доченька? Чай не в лесу живём?

— Мам, давай лучше не будем об этом, а то ты сейчас снова разволнуешься, не хочу лишний раз огорчать тебя своим несогласием.

— Фаюшка, давай поговорим, прошу тебя. Мне хочется до конца прояснить всё, чтобы между нами больше не было недомолвок. Обещаю, что не буду волноваться, мне наоборот хочется освободить своё сердце. Давай начистоту, доченька. Скажи, что я делала не так?

— Так сразу и не ответишь, мама. Много раз я пыталась оправдать твои действия, но всякий раз мне что-то мешало принять и понять тебя до конца. Мне до сих пор непонятно, почему ты не привила нам, своим детям, чувство братства и локтя?

— В каком смысле не привила?

— Мы же недружные выросли и между собой почти не общаемся, не смотря на то, что родные люди.

— Но я старалась всё для вас делать, вы были накормлены, одеты и обуты, во всяком случае выросли не хуже других.

— Мам, недостаточно просто накормить, детям, помимо сытости, нужно ещё кое-что.

— Что, например?

— Ребёнку необходимы родительская любовь и ласка, а что мы видели? Пьяные дебоши отца и вечно униженную мать, оглядывающуюся на мнение других людей?

— Попрошу тебя, Фая. Отец давно умер, а о покойниках либо хорошо, либо ничего. Какой бы ни был, он ваш отец и другого у вас нет.

— Хорошо, не будем об отце, давай о тебе поговорим.