Бывшее счастье (СИ) - Дем Ана. Страница 18
Дальше ничего не слушаю. Бубнит и бубнит, проговаривая об одном и том же: красивом кружевном бельё, платьях, шпильках, причёсках, макияже, украшениях… Ничего не знаю, ничего не хочу. Возьму старое платье с дня рождения нашей фирмы, сделаю бабушкиным методом кудри, намалюю губы и ресницы.
— Я тебя тоже люблю. — сбрасываю на её словах о записи на наращивание ресниц, крепко обнимая. Мысленно, с добрыми намерениями.
Набираю полную грудь воздуха. Выдыхаю. Вдыхаю. Выдыхаю. Ощущаю быстрый ритм сердца, неприятный писк внутри ушной раковины. Попыталась успокоиться, взяла да подняла давление, превратив пасмурный день в кошмарный. Все, буду лежать, смотреть сериалы, играть на телефоне в три в ряд.
— Мам, есть что поесть? — из угла выглядывает тёмная макушка с босыми пятками.
— Гречка с курицей, — незамедлительно отвечаю, выныривая из одеяла. Жарко до седьмого пота. — Если не хочешь есть, то в морозилке валяется пицца с грибами.
Поскакал за вторым. Открыл морозилку, пошуршал коробкой несколько минут, включил микроволновку. Маленькое наглое дите, совершенно не волнуется о матери, стоявшей несколько часов за плитой, обжаривая хрустящую кожицу. — А мне кусочек? — решаюсь встать с дивана, пойдя на кухню за кружкой прохладной воды.
Замечаю стоящего ко мне спиной обнажённую спину. Такой же широкоплечий, как и отец — наматываю мысли на вилку, зажевывая «завтрак» переменчивым настроением. Стоит в домашних шортах и висящем на шее крестике, поедает разогревшуюся до плавленого состояния сына тесто с начинкой из мяса и грибов, тихо посмеивается.
— Тебе нельзя, ты на диете. — смеется, получая шлепок по плечу. Один раз сказала и все — доводят своими напоминаниями.
— Все равно возьму. — нагло хватаю кусочек шампиньона, кладя в рот.
Жую, мычу от приятного удовольствия… мгновенно давлюсь, прося побить по спинке. Горло мгновенно обожгло острым кашлем, выплевывая все в раковину, открывая для умывания кран тёплой воды, мысленно послала к лешим на Кудыкину гору человека, ботнувшего со всей силы нашу дверь.
— Если что, я плохо себя чувствую… — говорю ушедшему проверять Артёма, намыливая заплеванные руки.
Закрываю напор, вытираю на сухо влажный участок кожи. Аккуратно, пока не открыли дверь, впуская незнакомцев «поговорить», спешу на диван. Выключаю вещавшего все это время телевизор, накрываюсь одеялом вместе с валявшийся под ногами пледом, утыкаюсь в спинку.
Сделав вид спящей красавицы, зажав между зубами указательный палец, сдавив до неприятной боли, услышала звук поворачивающихся оборотов закрытого замка. Дальше последовал разговор… между отцом и сыном! Диана, пожалуйста, не убивай меня своими грубыми речами. Я больше так не буду делать, клянусь.
— Здрасьте, — сжимаю между коленок край одеяла, боясь рвануться в сторону сына и Даниила. — Вы к кому?
— Здравствуй, — спокойный голос Устинова впился острыми кинжалами в мою открытую спину. — А твоя мама дома?
Сынок, я куплю тебе все, что потребуешь, даже щенка хаски или мейн-куна, только спаси меня от этого наглого во всех смыслах мерзавца. Не дай ему войти в квартиру под его предлогами о помощи, впустишь и он пропишется в нашей семье, как настоящий таракан с кличкой «Анатолич».
— Она болеет, — моя ж ты умница, спасаешь маму в такие трудные минуты. Моя гордость.
— Что с ней? — неужели мистер Устинов решил проявить ко мне человеческие эмоции, как волнение и обеспокоенность?
Он таким не был даже в школе. Не придёшь из-за температуры в школу, как на телефон придёт сухое смс с одним словом — «Выздоравливай». Вспомнить к этому тот же восьмое марта, когда всем девочкам дарили плюшевых мишек, тюльпаны, открытки, а мне, одной единственной, втюхали блокнот с кучей наклеек и разноцветных ручек.
Я была благодарна такому пожарку ведь Даниил знал: все свои тайные мысли записываю в личный дневник с замочком, который прячу глубоко под кровать, боясь быть пойманной маминой цепкой хваткой. Правда после такого меня тыкали пальцем, поговаривая о моём несмышлёном детском разуме.
— Обычный грипп, — враньё в нашей семье не поддерживаю, люблю, когда и Диана, и Тема говорят исключительную правду. Но здесь все меняет, пускай врет, прям-таки нагло.
Проходит две минуты. Моя спина превращается в раскалённое железо, готовое стать огромной лужицей от прожигающего взгляда карих глаз. Для большей убедительности начинаю усердно кашлять, превращая мелкую сценку в спектакль двух уважающих себя личностей.
— Видите? — прогоните его, пожалуйста, я сейчас по настоящему коньки отброшу, превратившись мумией.
— Тогда можешь передать ей это? Пока.
Глава 15
— Я отпрасилась у начальства на несколько дней, — вещает подруга, наливая себе в тарелку поварешку горячего горохового супа. — Так что можем отправляться хоть завтра.
Это она говорит про поездку. О принесенной запечатанной коробке от Устинова речь ещё не наступала. Сижу возле окна, посматриваю на бегающих маленьких детей, не знающих таких серьёзных бед, как у нас — взрослых. И все бы ничего, но на улице капает дождик, бьёт по крышам домов, разбивается мелкими брызгами по окнам. Одетым в резиновые сапожки и дождевики хоть бы хны: прыгают по лужам, смеются.
— Ты, кстати, ходила в другую школу? — отвлекаюсь от наблюдения, слыша вопрос. — Все хорошо?
— Да, — чувствую себя пришибленным куском мяса. Даже говорить сил нет, хочу вернуться на диван под одеяло и горько заплакать. — На все про все уйдёт три дня.
— Оу, — из-за угла появляется тёмная макушка, — так меня возьмут в другую школу?
— Угу, — вяло отвечаю. — Как ты и хотел, будешь учиться в классе с углублённым изучением английского языка.
Не стоит спешить радоваться раньше времени. Старая школа до сих пор стоит колом во всей ситуации, каждый день названивают с рабочего телефона, прося быть милостивее к самим преподавателям. Тц, такие люди, как бывшая классная руководительница сына, не заслуживают прощения.
Сами виноваты, знали на что шли со своим педагогическим «профессионализмом», из-за которого несколько десятков лет подряд страдают ученики с первого по одиннадцатый класс. Мало было ругани там — в кабинете директора, — стоило написать парочку заявлений по поводу жестокой травли. Глядишь пришли с проверкой, вытащили из всех щелей грязное бельё прошлого.
— Так, молодой человек, — произношу, отворачиваясь от голого торса к окну. От крестной взял моду полуобнаженным ходить? — Накиньте на себя футболку. Не могу смотреть на обнажённых, сразу вспоминаются дни, проведённых вместе с Даней. Боже, и когда это я стала называть ворвавшегося в мою с сыном жизнь грубияна ласково? Все мысли превратились в кашу, думаешь о дальнейшей поездке, школьных проблемах…
А тут легок на помине! Нагло заезжает на своём джипе в наш двор, ставит на пустующее место колымагу, выходит, громко хлопая дверью. И как там правильно молиться: от правого плеча к левому или наоборот? Все вылетело из памяти, даже маленькая, легко запомнившаяся молитвочка.
Бабушка. Бабулечка, убереги меня от супостата тёмного, от самого настоящего демона в человеческой шкуре. Не дай ему войти в наш подъезд, подняться на наш этаж да постучаться со всей звериной силы в дверь.
— Свят, свят, свят. — причитаю в слух, забегая в гостиную.
— В тебя что, дух покойной бабушки вселился? — шутит Диана, заминая за обе щеки домашнюю еду.
— Нет, — отвечаю, резко закрывая везде шторы. — Там этот приехал…
От перепуга падаю на застеленный диван. Повязанная алой лентой коробка напоминает шкатулку из фильма ужасов. Коснешься её, откроешь и оттуда вылетит настоящий монстр, безжалостной разорвавший твою плоть на куски. Б-р, от сравнения машинально дёргаю плечами. Обняв саму себя, слегка поглаживая, сняла с ног тапочки.
Без них будет удобнее щеголять по квартире кошачьей поступью. Тихо и грациозно, стараясь быть незамеченной сквозь дверной глазок. Возвращаюсь обратно на кухню, за стол. Поглядывая на улицу, молясь богу за отвод от моего подъезда Устинова, замечаю выходящую со своей маленькой собачкой старушку с седьмого этажа.