Бывшее счастье (СИ) - Дем Ана. Страница 31

— Я вообще не понимаю, что ты докопался до него? — проявляю неистовую агрессию к сидящему напротив меня Устинову. — На его месте давно тебе влепила, чтоб знал, как это больно и неприятно ощущать себя брошенным.

Все эти случайные встречи, разговоры после вечера выпускников, налаживание тех самых отношений, которых попросту нет и не будет… Действительно начинает напрягать, хочет найти общий язык с ребёнком — пускай следует за ним и пытается провести с ним диалог. Моя работа на этом окончена. Я и подготовь ребёнка ко встрече, и поговори с ним на серьёзные темы… Не маленький, тридцать два года уже, а так это уже считается наглостью.

Глава 24

Время восемь вечера, дома стоит настоящая тишина. Никто не клацает мышкой, не швыряет в коридор кучу платьев, восклицая о том, что нечего надеть на завтрашний день. Набираю сообщение подруге, интересуюсь, будет ли она дома ночевать или у неё очередное свидание с прекрасным мужчиной.

Ответ не заставил себя долго ждать. «У меня наметился великолепный вечер в номере отеля при свечах» — гласил ответ, вслед за которым отправился смайлик сердечка и пламени.

Пускай веселится, отдыхает. Ей тоже нужно создавать личную жизнь, не будет же всю жизнь сидеть рядом со мной, щёлкать семечки возле подъезда, обсуждая новый молодёжный стиль.

Переворачиваюсь на бок. Стоит заменить диван на новый: несколько пружин так и давят в поясницу, хочется постелить под простынь тоненький матрас или одеяла, чтоб не так сильно ощущалось. Первого у нас нет, второго очень много валяется в шкафу.

— Ох, вставать не хочется. — постанываю, поднимаясь с тёплого и уютного местечка.

Звонок в дверь заставляет застонать ещё сильнее, только мысленно. Кого можно увидеть поздним вечером пред нашей дверью? У всех, кто тут живёт, есть собственные ключи — домофонные, обычный верхний и нижний. Диана не может так быстро повеселиться и прибежать, Артём же сейчас находится в игровом клубе.

Становлюсь старой. В колене при подъёме с дивана что-то щёлкнуло, обдав сустав резкой болью. Машинально потерев ладонью, касаясь покрывшейся тонкой корочкой ободранное место, двинулась к звонящему в дверной звонок. Узнаю, что это соседские дети балуются руки по отрываю и родителям всучу.

В третий раз, когда позвонили в дверь, я не сдержалась. Схватила висевшую на крючке большую железную ложку для обуви, замахнула большей частью кверху.

Подхожу ближе к глазку, смотрю через него. Замечаю знакомое до боли лицо, которое не хотелось видеть и сейчас, и завтра, и через месяц, и через года. Внутри все сжимается от просыпавшихся клокочущей ненависти, злости, разочарования.

Можно было отказаться от него насовсем, уехав, не будь у меня в жизни никого, в другой город или, как он сделал, страну. Но нас связывает уже повзрослевший сын, которому, на минуточку, нужен человек мужского пола, способный помочь ему там, где мы, девушки, будем бессильны.

Двоякое чувство. С одной стороны по шее надавать хочу, с другой стороны впустить и просто прижаться к такому крепкому широкоплечему телу. Познать бывшие желания, затаившихся внутри.

После очередного звонка не выдерживаю. Поворачиваю замок, открываю на распашку дверь. Увидевший моё оружие Устинов выгнул бровь, театрально поднял ладони напротив лица.

— Бить не буду. — произношу, убирая предмет обратно на крючок. — Зачем пришёл?

— Поговорить, — меланхолично отвечает, пытаясь зайти внутри. Не даю, встаю туда же, куда хотел вступить защищёнными до блеска туфлями. — Пустишь?

За его спиной с лестницы спускались две мои не любимые, да и всем подъездом тоже, бабулечки подружки. Им не дашь и шестидесяти-пятидесяти лет, нет, более хорошо выглядят, следят за своим здоровьем. Но языки у них — враги номер один: про всех все узнают, на придумывают и выскажут сидя возле подъезда с другими бабулями.

Вот и сейчас, остановились, поглядели на нашу пару, переглянулись.

— Вам что-то нужно? — сухо интересуюсь у них, облокачиваясь плечом об косяк.

Не ответили. Скрючило лица так, будто увидели нечто не пристойное. Промолчали, спустились на три этажа вниз и, не выдерживая, стали лялякать обо мне и новом мужчине, которого решила привести в дом ради удовлетворения потребностей.

— Языки бы им оборвать. — воспользовавшись моим замешательством, Даня быстро юркнул в коридор. Закрыл за собой дверь, снял пиджак.

Поглядываю на него, как он по-хозяйски стал здесь раскручиваться, думаю: отходить по его спине веником? Отрицательно мотаю головой, выбрасывая злые мысли из головы. Да что же это творится со мной, весь день хожу вся озлобленная, уставшая и нервная в придачу.

Хочу накричать, побить со всей силы кого-то, растерзать до удовлетворительности. Заламываю пальцы, стараюсь спокойно дышать, ощущать в легких летящую с открытого кухонного окна прохладу.

— Я хотел бы с тобой поговорить. — повторяет Устинов, присаживаясь за мой компьютерный стол.

— О чем? — сажусь на край дивана.

Стараясь не показывать свою усталость после рабочего дня, смотрю в лицо собеседника. От света включённого ночника его взгляд светлеет, заставляя вспомнить о красивом камне, что создаётся из застывшей смолы. Янтарь, вроде бы так называют. Спокойные черты лица, слегка островатые скулы, до боли знакомые губы.

Как вспомню, что они вытворяли в моей прошлой жизни — как властно сжимали, высасывали весь воздух из лёгких, опьяненно ласкали каждый открытый участок тела, — внизу сразу отдавало той самой позабывшейся истомой.

— Наш сын меня ненавидит. — произносят, заставляя вскинуть бровь кверху.

— Это не так.

Для этих подтверждений следую в спальню сына. Сколько себя помню, когда мой малыш делал различные поделки, рисунки, все прятала в огромной коробке. Артём, видя свои детские достижения, краснея от «позора» собирался их выкинуть. Но, зная меня, все будет спрятано от его глаз подальше.

Подтянув к шкафу находящуюся в комнате кухонную табуретку, сняв тапки, рывком поднялась и, обхватив ладонью при открывшуюся дверцу, попыталась дотянуться до еле проглядывающейся коробки. Достав её самыми кончиками пальцев, потянув на себя, ойкнула. Все, что было внутри, распласталось прямо под моими ногами.

Услышавший громкий звук Устинов прибежал быстрее ветра, оглядывая то меня, то помятые, со временем пожелтевшие, разрисованные листы, он потянулся в мою сторону.

— Давай помогу… — перехватив меня за талию, молниеносно ощутив тот самый содрогающий мой мозг порыв пошлых чувств, Даниил помог спуститься на ковер. — Растеряшка.

Его тёплые ладони сместились с талии на спину. Мозг заплыл, перестал соображать, одна из шестерёнок дала сбой в работе. Прикасаясь своей грудью к его, ощущая сквозь застегнутую на все пуговицы рубашку бьющийся в такт с моим сердцебиением его, сместила взгляд вниз. Не хочу смотреть на лицо, боюсь выдержка исчезнет и вместо пощёчины, которую так осознанно хочу влепить, будет то, о чем позабыла три года назад.

— Варя, — его шёпот опаляет моё раскрасневшееся ухо. — Посмотри на меня.

— Не хочу, — под его напором мой голос превратился в настоящий писк.

Нет, не буду смотреть. Н-не хочу… Тем более, что я там не видела? Вся его внешность передалась сыну, которую переглядываются за все эти пятнадцать лет вдоль да поперёк. Знаю, что у двоих рядом с правым ухом родинка…

— Варя. — не дают мыслить спокойно!

И смотреть туда, где не будет видно его карих глаз, как и поднимающейся кверху колбасной палки. Думала, если поступлю взгляд, то никаких хлопот не будет. Все гораздо хуже, чем может быть в моем подсознании.

Томный шёпот, поглаживающая спину ладонь, что не позволяла отодвинуться от мужлана, проникнувшего второй культяпкой под край моих домашних бриджей. Ощутив его наглые пальцы под резинкой моих хлопковых трусиков, больно закусила внутреннюю часть щеки.

— П-прекрати! — хлопаю того по груди, слегка отстраняя его от себя. — Скоро Артём дома будет.