Меня зовут Шон - Макгоуэн Клер. Страница 30

Женщина, которая была с ним в машине. Возможно, ей известно, что с ним случилось. Возможно, она даже стала причиной произошедшего, схватившись за руль, устроив какую-нибудь сцену. Может, он пытался порвать с ней, а она решила скорее поступить так, чем потерять его. Или она сказала ему что-то такое, что потрясло его. заставило съехать с дороги. Эта женщина, кем бы она ни была, могла стать причиной его смерти. Бросила его умирать, вместо того чтобы бежать за помощью. Элли знала, что скорую вызвала пожилая пара, проезжавшая мимо места аварии через некоторое время. Эта женщина, эта безликая женщина не только сбила Патрика с пути праведного, заставив его изменить жене. Возможно, она была ответственна и за то, что Элли овдовела.

Она стояла в гостиной, где не осталось ни единой пылинки, держась за мраморную каминную полку, и смотрела на их свадебную фотографию. Вот она, молодая и стройная, алые губы, черные волосы. Он — такой красавец! Оба смеются. Были ли они тогда счастливы, или это ей просто казалось? Был ли он когда-нибудь счастлив? Можно ли любить кого-то и при этом изменять? Как он мог так с ней поступить?

«Можно подумать, тебя вообще кто-то мог полюбить».

Она ощутила новое чувство, которым ее вены наполнялись по капле, словно чашка — кофе из кофемашины. Злость. Ярость, несущаяся по венам в самое сердце. Оживляя его, словно разряд электричества, пропущенный через мертвую плоть. Только что она чувствовала себя потерянной, стоящей на краю собственной могилы, сбившейся с пути. Теперь у нее появилась цель. Найти эту женщину и разрушить ее жизнь точно так же, как была разрушена ее собственная.

Раздался звонок в дверь, и за стеклом Элли увидела приземистую округлую фигуру юриста, услышала, как он кашляет на холоде. Ах, да, деньги. Они казались почти несущественным делом теперь, когда у нее появился смысл жизни, появилась цель. Она выслушает его, даст указание сделать всю необходимую бумажную работу, а потом приступит к своему делу.

Она открыла дверь, впервые за последние недели по-настоящему улыбаясь:

— Здравствуй, заходи.

У него был ошарашенный вид:

— Элли, дорогая, боюсь, у меня плохие новости.

Сьюзи

— Все будет хорошо, — спокойно сказала Нора. Казалось, в моем положении ее не тревожило ничто — ни роман, ни ребенок, который, вероятно, был не от Ника, ни то, что полиция хочет со мной поговорить.

— Роман на стороне — это не преступление, даже если полиция догадается, что ты была там.

Мы сидели у меня в гостиной, а на улице снова шел снег. Стояла полная тишина — толстые окна и стены со звукоизоляцией глушили любой шум. Я была рада, что Нора здесь. Если бы я оставалась одна, не думаю, что сумела бы это выдержать.

— Но они же не знают, что я вышла из машины раньше. Они могут подумать, не знаю, что я сбежала с места аварии. Или даже что я была за рулем! То есть это ведь странно, да? Как можно врезаться в дерево на чистой дороге в солнечный день?

— Это странно, да. — Красивые пальцы Норы ощупывали неровную поверхность дорогого кофейного столика из переработанной древесины, купленного Ником. — Ав больнице ничего не знают о причинах?

— Они ничего не сказали. Думаю, что-то случилось в мозгу, или сердечный приступ, или, не знаю, его что-то напугало.

Она уставилась на меня серыми глазами, обрамленными пурпурными от бессонных ночей веками. Морщинки разбегались от них во все стороны, словно контуры на карте. Когда-то она была очень красивой, это было заметно. Интересно, что ее так состарило — скорбь или долгое пребывание вне дома? Или так всегда случается после сорока? Неужели через несколько лет и я стану такой же?

— Ты вышла до того, как это произошло.

— Да! Господи, конечно! Иначе я позвала бы на помощь. На вид с ним все было в порядке. Ну, то есть он был слегка в замешательстве и взволнован. Я только что сказала ему, что беременна, но он был счастлив.

— Ты уверена, что он был счастлив?

Я обиженно посмотрела на нее.

— Прости, что спрашиваю. Просто… он мог запаниковать, сделать какую-нибудь глупость. Такое непросто переварить. Говоришь, он планировал уйти от жены?

— Он обещал. Он даже искал подходящую квартиру. А тогда собирался поехать домой и сразу все ей рассказать, а я бы рассказала Нику. Боже! Хорошо, что я этого не сделала.

— Знаешь, а если бы сделала, возможно, ты уже жила бы совсем другой жизнью. Без него.

Я нахмурилась. Сегодня Нора вела себя странно. Таких советов я от нее прежде не слышала.

— Но где бы я стала жить? Работы у меня нет. К тому же Ник хорошо разбирается во всяких юридических тонкостях. Он нашел бы способ заполучить ребенка.

Нора раздраженно фыркнула:

— Сьюзи, на дворе двадцать первый век. Детей уже не отнимают у матери, — она чуть помолчала…… Если, конечно, она не в тюрьме.

Я вскочила, едва не опрокинув чай. Нора успела удержать чашку.

— Боже! Меня ведь не посадят в тюрьму, правда? Я ничего не сделала! Он просто высадил меня незадолго до смерти!

— Но они-то этого не знают.

— Верно. И что мне теперь делать? Пожалуйста, Нора. Ты такая здравомыслящая, а я… у меня в голове словно комок ваты. Что мне делать?

— Тебе действительно нужен мой совет?

Я наклонилась ближе к ней, думая о том, как странно, что эта женщина, которую я едва знала, стала вдруг для меня спасительной соломинкой, единственным человеком, которому я могла довериться, который был способен помочь мне выбраться из того кошмара, который я сама же и создала:

— Пожалуйста, Нора. Скажи, что мне делать.

Я прождала весь день. Паника постепенно утихла, перейдя в тупую боль. Я вскакивала всякий раз, когда по дороге проезжала машина, когда звонил телефон — снова мать Ника, страховая. Из полиции не звонили. Наверняка, если бы они знали обо мне, они бы приехали раньше. Ты погиб несколько месяцев назад. Наверно, я все же не оставила следов в твоей жизни. Будто меня и вовсе не существовало. Будто ничего этого и не было — если не считать полоски в тесте на беременность.

На улице мороз пробирал до костей, но я несколько часов бродила по окрестностям, снова разыскивая Поппета, однако не нашла и следа пса. Щиколотка болела при каждом шаге, живот тянул к земле, но я заставила себя идти дальше, пытаясь искупить вину. Не только за пропажу пса. За все. Страшно было подумать, как пустынны были эти места. Если не считать Норы, до ближайшего жилого дома нужно идти целый час. — Вокруг не было ничего, кроме полей и чахлых перелесков, и чувство одиночества усиливалось с каждым шагом. До сих пор я и не представляла себе, какой отличной компанией был пес, каким бы надоедливым он мне ни казался. Теперь не было никого. Ни единой живой души, кроме меня самой.

Нора считает, что мне надо уйти от Ника. Или, скорее, заставить его уйти от меня. Сказать ему, чтобы убирался и оставил мне дом. И оказаться в полном одиночестве. Безумие. Я просто посмотрела на нее, потом пробормотала извинения. Мне по-настоящему нужно было всего лишь выяснить, кто знал о нас, кто мог оставить это сообщение на снегу. Если это написала твоя жена, то почему она не обратилась в полицию? Или она как-то узнала, что я была с тобой в машине, и именно потому полиция стала задавать вопросы? Жизнь могла пойти под откос в любой момент. И идея раскачивать лодку, разрушая собственный брак, казалась мне скверной. Просто плохой. Нет, я должна была найти ее. Твою жену.

Как найти женщину, о которой мне почти ничего не известно? Только отдельные детали. Ты как-то рассказал мне, — очень неохотно и, наверное, только потому, что не мог игнорировать мои настойчивые вопросы, — что она старше тебя.

— Как прогрессивно… — презрительно фыркнула я, испытав укол ревности.

— Хм… — ты не хотел говорить о ней.

Мы снова встретились в гостинице. Моя блузка, чуть приспущенная с плеча, открывала кружевной черный лифчик, который я надела для тебя. После этого я стала одержима той неизвестной мне женщиной, как это всегда бывает с женой любовника. Был ли в мире кто-то более ненавистный мне, чем она, хотя это я уводила тебя у нее? Хотя она, скорее всего, даже понятия не имела о моем существовании. Помнится, я спросила: