Парад искажений (СИ) - Филатов Валерий. Страница 29

— Ну, вот. Я за паспортами…

Из класса вышел капитан и спокойно пошёл вслед за десятиклассниками.

Хмель поднял руку, растопырив пальцы. Пока Ткачёв силился понять значение этого жеста, из класса раздался крик:

— Где Орехов?! Он обманул нас!

Дверь распахнулась, и в коридор выскочил парень в армейском ватнике и валенках. Увидев агентов, на миг застыл, а потом бросился обратно в класс, отбросив автомат.

— Пошли! — крикнул Хмель и прыгнул за ним.

Ткачёв последовал за Хмелём и увидел, как другой парень — черноволосый и темноглазый, стоявший в трех шагах от двери, поднимает автомат.

Рефлекс бывшего опера сработал мгновенно. Генерал кувырнулся по полу, схватил автомат парня за рожок, быстро отщелкнул его, одновременно ударив ногой в пах террориста. Тот, падая на спину, выпустил оружие. И тут Ткачёв понял значение позывного «Пантера». Из-за спины Хмеля на упавшего солдата прыгнула кошкой агент. Придавила коленом шею, заломила руки за спину, шустро перевернув на живот террориста. Хмель уже «пеленал» испуганного второго солдата.

— Ты вот что, Колпакбаев, — Ткачёв поморщился от боли в спине. — Лучше скажи, кто вас надоумил на такое?

Андрей Викторович подумал, что уже не такой прыткий, как в Зареченске.

«Кабинетная работа — ети её мать!»

— Поздравляю, генерал, с отлично проведённой операцией! — Трефилов крепко сжал ладонь Ткачёва. — Юрий Владимирович подал на вас наградной лист.

— Капитан Орехов заслуживает награды. А я что?

— Не скромничайте, Андрей Викторович, — улыбнулся Трефилов. — Ваша группа сработала очень оперативно. Да так, что об операции даже в соседних городах не знают. И десятиклассники молодцы. Говорят, пришли на уроки, как ни в чём не бывало.

— Их выдержка и поступок тоже заслуживают награды.

— Несомненно, — Трефилов внимательно взглянул на Ткачёва. — Думаю, что у вас есть ещё что-то…

— Да, Анатолий Романович, — кивнул генерал. — До прибытия милиции мы успели немного «поработать» с террористами… И выяснили несколько неприятных деталей.

Трефилов указал Ткачёву на стул.

— Слушаю.

Андрей Викторович присел и тяжело вздохнул.

— Колпакбаев рассказал нам, что до призыва в армию он вступил в националистическую организацию. Ему там хорошо промыли мозги. И он целенаправленно шёл на преступление. Не в результате неуставных отношений, или ещё какой-то личной беды, а именно по настоятельной просьбе своих «товарищей». Интересен тот факт, что руководитель его организации встречался с неизвестным человеком, говорящим с заметным акцентом. Но человек не был русским.

— Пока это ни о чём не говорит, кроме того, что имеется наличие некой антисоветской организации, — задумчиво возразил Трефилов.

— Да, но руководитель и неизвестный общались на туркменском языке. Вряд ли европейцу нужно знание этого языка в туристических целях. К тому же, разговоры шли о возможном проведении терактов.

— А вот это уже интересно, — Трефилов достал блокнот. — Что-то ещё?

— Да. У нас была возможность после ареста Колпакбаева составить фоторобот неизвестного.

— И?

— Это бывший помощник атташе по культуре посольства ФРГ. Мы подняли данные оперативного наблюдения и выяснили, что помощник был в то время в Туркмении, но местные «топтуны» его прозевали почти на полдня. И ещё… Этот же человек полгода назад был в Литве по туристической путёвке.

Трефилов покачал головой и повернулся к окну.

— Вот откуда у вас, Андрей Викторович, такое свойство, что из законченного эпизода вы начинаете тянуть ещё массу нитей?

— Анатолий Романович, но не может быть, чтобы вот так — с бухты барахты, молодой человек, комсомолец, выросший на идеологии равенства и братства, вдруг взял в заложники детей, ради того, чтобы ему дали уйти в США! Это как надо поменять что-то в сознании?!

Трефилов как-то обречённо взглянул на собеседника.

— Да правы вы, Андрей Викторович, — он устало махнул ладонью. — Что намерены предпринять?

— Думаю, что эту организацию в Туркмении необходимо ликвидировать. Но для начала я бы за ней понаблюдал. Правда, найти агентов для наблюдения довольно сложно. Нужны местные, а связей там у меня нет.

— Зато есть у вашего секретаря… И ещё. Я вам дам человека в ГРУ. Он найдёт среди местных нужных вам людей. Вот с Прибалтикой сложнее, но там много русских. Думаю и в Литве мы найдём нужные нам контакты.

Лиза обрадовалась приходу Ткачёва. Болезнь отца и угроза полного одиночества измучили женщину, а моложавый генерал ей очень нравился. И она подумала, что сейчас ей просто необходима его поддержка, его присутствие рядом с ней.

Ткачёв выглядел усталым и обессиленным.

— Андрей Викторович, я вас сейчас накормлю, — засуетилась Елизавета.

Генерал попытался протестовать и хотел сказать, что он пришел не ужинать, а по делу. Но вскоре запахи горячего мяса и свежих овощей вытеснили мысли о работе. А предложение выпить коньячку — вообще, отодвинули эти мысли на самый задний план.

Пока Ткачёв утолял первый приступ голода, она решила переодеться, но закрыв дверь и вынув из шкафа одежду, поняла, что кроме деловой одежды, свитеров и брюк у неё ничего нет. Даже простого домашнего халата. Женщина устало опустилась на диван, с минуту смотрела на разбросанные вещи, а потом легла и разрыдалась.

Ткачёв, утолив голод, не сразу сообразил, что хозяйка что-то долго отсутствует. Он вытер губы, руки и прислушался. В доме было тихо, как в склепе. Генерал, старясь не скрипеть половицами, поднялся на второй этаж и взглянул на приоткрытую дверь, видимо, в спальню. Из спальни доносились едва слышные рыдания.

Он осторожно постучал. Рыдания сменились на всхлипывания.

— Да, заходите, — сдавленно сказала она, не поднимая головы и пряча лицо.

Ткачев открыл дверь шире, заглянул.

— Лиза, почему вы плачете? — генерал подошел к дивану, неловко опустился на колени. Медленно дотронулся до её руки. — Что-то случилось с Сергеем Ивановичем?!

— Нет, — она села на диване, громко шмыгнув носом. Но руку не убрала. — С папой пока всё так же… Не лучше, но и не хуже.

Ткачёву стало неудобно на коленях, и он сел на пол рядом с диваном. Лиза вытирала слезы ладонью, негромко всхлипывая. Волосы растрепались, большой свитер сполз с одного плеча, обнажив шею и ключицу. На шее билась тонкая жилка, и ему захотелось прикоснуться к ней губами, будто это смогло бы успокоить плачущую женщину. Она заметила его взгляд и тихо прошептала:

— Не смотрите на меня. Я зарёванная и некрасивая.

Но он продолжал смотреть, поглаживая её руку. Улыбнулся уголком губ. И эта улыбка, и этот взгляд, и прикосновение словно прорвали в ней какую-то плотину…

Через три дня Елизавета улетит в Туркмению по просьбе Ткачёва. Туда же улетит и группа Хмеля. Больше никому генерал доверять не мог, а только она знала Хмеля и могла выйти с ним на связь. А ещё у неё там были знакомые, обретенные за время службы её погибшего мужа. Андрей Викторович надеялся, что с их помощью группа Хмеля выйдет на националистическую организацию, пустившую корни по всей Средней Азии.

Советский Союз, находящийся в стадии «локальной» войны в Афганистане имел довольно протяженную границу с этой страной, и не мог позволить становления националистических идей в республиках, граничащих с Афганистаном. Война шла с переменным успехом, но наркокартели, имеющие производства на границе с Пакистаном, вынуждены были просить помощи у своих покровителей из ЦРУ. И в Пакистан были переброшены нанятые разведчиками наёмники из разных стран, а в самом Афганистане была развёрнута целая компания по дискредитации присутствия СССР в этой стране.

Началось все с того, что «шурави» были объявлены, как злостные попиратели законов шариата, особенно в обращении с афганскими женщинами. Что они пришли в Афганистан, чтобы установить беззаконие и распущенность, хотя ещё до прихода Советских войск в Афганскую демократическую республику на пляжах Кабула можно было встретить афганских красоток, позирующих фотографам в купальниках и разгуливающих по набережной в коротких юбках.