Нулевой контракт (СИ) - Казаков Дмитрий Львович. Страница 52

Мне повезло, я впилился не в камень, а в бархан.

Теперь вскочить, и из последних сил прочь, к ближайшему убежищу вон за тем каменным блоком.

— Ивааан! — донеслось издалека, я не понял откуда.

Серый песок взвихрился, поднялся столбом, а когда тот рассыпался, на его месте возникла раскоряченная фигура типа пугала с надетым на него старым пальто. Качнулось нечто вроде капюшона, из-под которого глянули многочисленные черные глаза.

Передо мной стоял дрищ.

Глава 22

Так это что, выходит, я ушел из лап старичков только для того, чтобы меня убила эта вот тварь?

Я помнил, насколько непредсказуемы и быстры дрищи, как сложно попасть в них из автомата. Сил у меня оставалось не больше, чем у мыши, переплывшей Каспийское море с севера на юг, и если сказать прямо, то меня шатало от слабости.

И все же я бросился на него с голыми руками — другого варианта у меня не было. Вздумай я побежать, он снимет меня первым же выстрелом, упасть на колени и сдаться — позор такого размера, что видно через Великую Китайскую Стену.

Естественно, я не знал, где у дрища уязвимые места, и атаковал его как человека. Попытался заехать кулаком по физиономии, ну или по тому, что ее заменяет, и добавить коленом в пах, по крайней мере в то место, где должны сходиться нижние конечности, хотя в наличии последних я сомневался.

Кулак мой зацепил невесомую преграду вроде паутинки и врезался в нечто твердое, угловатое вроде камня.

— Ых, — сказал я, но и дрищ закряхтел недовольно, от него прянуло запахом апельсиновых корок.

Коленка же сопротивления вообще не встретила, будто проскочила через пустое место. Невольно меня шатнуло вперед, и чтобы не упасть, я обхватил попытавшегося отскочить противника обеими руками.

Ощущение было, словно я вцепился в вешалку — не плоть, а суповой набор из костей, или очень прочных жил, или пластиковых трубок, или толстой проволоки. Ладони закололо, трепетание пошло по серым лохмотьям, и я заподозрил, что это вовсе не маскхалат, а нечто вроде кожи или перьев, то есть часть тела.

И тут дрищ завопил!

Звук ударил меня в лицо, и словно расплющил его, превратил в плоский блин без носа. Уши попытались скататься в трубочку, а в глубинах мозга проснулись нейроны, дремавшие чуть ли не со времен первых млекопитающих.

Судя по воплю, противнику моему было очень больно.

Он попытался ткнуть меня стреляющей «палкой», но получился хилый толчок в живот. Я же замахнулся и ударил еще, целясь в ту глазастую черную каменюку, что пряталась под капюшоном, но это стало ошибкой — из хватки одной рукой он вывернулся, и я снова едва не свалился.

— Дрищиии! — полный страха вскрик донесся со стороны башни, но я не оглянулся.

Я видел перед собой врага, и желал уничтожить его — как многие тысячи лет назад, в те времена, когда из оружия люди использовали только собственные волосатые ручищи, заточенный кол да тяжелый камень.

Я снова ударил, а затем прыгнул, чтобы сграбастать эту верткую тварь — раз ты не выносишь моих прикосновений, то я тебя обниму покрепче, и даже может быть поцелую. Если конечно бешенство не дожует мой мозг прямо сейчас, и тогда то, что останется от меня, попытается тебя сожрать.

Дрищ почти увернулся, но я ухитрился снова ухватить его, на этот раз за «руку», ощутил под пальцами трубку в палец толщиной. Она содрогнулась, и вновь прозвучал тот же крик, вроде бы не особенно громкий, но буравящий мозги, тревожащий внутренности, рождающий дискомфорт.

Инфразвук?

Вокруг нас появились, замельтешили размытые фигуры, и я подумал, что дрищи завалят меня толпой. Но нет, они замерли правильным кругом, будто зрители, наблюдающие за честным, один на один поединком.

Но тут не выдержали нервы у кого-то из старичков, и стрельба началась со стороны разрушенной башни.

— Отставить! — завопил Цзянь, но оказалось поздно.

Дрищ, пытавшийся вырваться из моей хватки, даже не хрюкнул, булькнул, его сородичи испустили раздраженное шипение. В следующий момент они исчезли, словно и не было, и у башни засверкало, донеслись разрывы, один, второй, третий, перемешались с автоматной стрекотней.

Последняя оказалась слишком интенсивной для четырех стволов, и это значило, что наши решили вмешаться в творящееся вокруг безобразие.

Я успел заехать противнику еще раз, но неудачно, то ли он уклонился, то ли шеи у этого существа не было. Но в следующий момент он занялся мной всерьез, поскольку тяжелый удар в поддых буквально вскинул меня в воздух, я задохнулся от боли, сумерки расцвели тысячами падающих звезд.

Но даже в таком состоянии я дрища не выпустил, я понимал, что мое касание причиняет ему боль. Я вцепился в него, точно клещ в незадачливого охотника, и когда упал на колени, потащил его за собой, и не свалился окончательно только благодаря тому, что держался.

Конечность в моей хватке продолжала содрогаться, трубка пульсировала, становилась то горячей, то холодной. Удары сыпались мне на голову, на лицо, но поскольку я болтался на грани сознания, точно поплавок на волнах, то я их практически не ощущал, я знал, что обязан держать и держаться.

Противник крикнул снова, но на этот раз слабее, или мне так показалось.

Я ухитрился встать, пнул дрища в живот, и ботинок мой влетел в нечто ребристое. Колыхнулась серая ткань, под ней мелькнули то ли чешуйки, то ли слепленные друг с другом многочисленные «шишки», и новая волна запахов, на этот раз невыносимо мерзких, заставила меня содрогнуться.

— Иваааан! — донеслось издалека. — Отпусти его! Положим!

Голос я узнал — Вася — но смысла не уловил.

Я не мог отпустить врага, поскольку мы являлись с ним единым целым, мы сражались на этом месте миллиарды лет, топтали песок вечности, мы не знали другого способа бытия, и благодаря нашей схватке могла существовать Вселенная, из нас рождались частицы и античастицы, материя и антиматерия струилась из наших тел, галактики вспыхивали от ударов, и черные дыры ползали под ногами, и если бы мы остановились, то бесконечное расширение прекратилось бы, мир замер в мертвой хватке энтропии…

Короче говоря, кукуха у меня поехала на зависть всем обитателям дурки.

Дрищ вдруг изменился, стал ниже ростом, шире, из груди у него полезли отростки, похожие на грибы. От неожиданности я дернулся, и ставшая гибкой и скользкой конечность выскользнула из моей хватки, и разрыв контакта оказался удивительно болезненным.

Я словно вернулся в свое тело, покрытое синяками и ссадинами, истерзанное, обезвоженное.

— Стой! — рявкнул я, пытаясь ухватить отступающую, растворяющуюся фигуру.

Но цапнул лишь пустоту, напоенный ароматом фиалок воздух.

— Ложииись!! — заорал Вася уже ближе, и я различил тяжелые бухающие шаги, скрип песка под берцами.

И я упал, не оттого, что понял, чего от меня хотят, нет, у меня просто не осталось сил держаться на ногах. И тьма поглотила меня, не вселенская, миллионолетняя, космически-пафосная, нет, самая обычная, мгла беспамятства.

Я очнулся, поскольку на лицо капала вода.

— Пацаны, он живой! — возликовал кто-то рядом, и из памяти неохотно всплыло имя «Эрик».

Под спиной был надоевший до чертиков песок, болело у меня кажется все, от макушки до пяток, но удивительно — я был жив.

— Спасибо тебе, Святая Дева, спасибо! — наклонившуюся надо мной девушку я узнал мгновенно — Мария.

Жива, ну и слава богу.

— А… — губы, хоть и смоченные, повиновались с трудом. — Что… с Цзянем?

— Кончили мы их, — сообщил большой темный силуэт голосом Васи. — Порешили. Рисоед пару пуль в сердце поймал. Мерзость какая. Они и правда жрали человеческое мясо?

Я кивнул.

Второе, красное солнце благополучно ухнуло за горизонт, и на полигон надвигалась ночь, тянула по небу шлейф из загоравшихся звездочек. Полыхали кубы, на западе поднимались усеянные белыми сполохами громады дредноутов, горел ручейком из янтаря периметр, но все эти штуковины мало что освещали, кроме себя.