Ваше Сиятельство 2 (СИ) - Моури Эрли. Страница 29

— Я пока переоденусь, — открыв шифоньер я достал новые джаны, взамен пострадавших во вчерашних приключениях. Разделся догола. В самом деле, чего стесняться, Талия же очень обосновано заверила, что мы теперь — свои люди.

С Грушей она говорила долго, то поднося к уху эйхос, то ко рту, чтобы наговорить новое сообщение. За это время я успел сходить в ванную, привести себя в порядок. Когда я вернулся, госпожа Евстафьева взвизгнула от радости, бросилась ко мне со словами:

— Она в Ржавке! Едем!

Глава 14

Бутылкой по голове

По пути к Басманному я связался с дежурной в Палатах Надежды, справился о состоянии Айлин. Ответ не приходил долго. Если молчание на подобные вопросы висит слишком долго, на ум приходят самые тяжкие мысли. Лишь когда эрмимобиль подъезжал к южному входу в башню, тревожно пискнул эйхос — пришло сообщение:

«Синицина Айлин Клеоновна. После операции. Состояние крайне тяжелое. Посещение исключено. Надейтесь и молитесь! С нами Асклепий!»

— Талия, без обид, я здесь не задержусь. Поговорю с Грушей и сразу домой, — предупредил я баронессу. — Если захочешь, поедем вместе — отвезу сначала тебя.

— Ладно. Я же все понимаю, — согласилась она, направляясь к арке входа в выставочный зал. — Мы — свои люди, — она ткнулась мягкими губами мне в щеку, и это выглядело очень по-дружески, от чего стало тепло.

Чтобы добраться до подъемников с нашей стороны башни, пришлось пройти мимо экспозиции строительных роботов. Раньше я любил бывать на технических выставках с отцом. Он умел интересно рассказывать об огромных полуразумных машинах. Некоторые из них возвышались на 10 и даже 15 метров, сверкая бронзой и крепкой сталью, поражая величиной. В большинстве роботы, выставленные здесь, устарели более полувека назад. Сердцем их были паровые электрогенераторы, питающие эрминговые устройства, придающие им подвижность и силу. Да, конструкции устаревшие, но именно эти могучие машины помогли построить большинство самых известных сооружений Москвы и других крупных городов империи. Сейчас для строительства использовались роботы поменьше, но более шустрые, производительные.

Обходя школьников-экскурсантов и просто зевак, глазеющих на металлических гигантов, мы прошли к решетчатым колоннам подъемников.

— Только Груша здесь, наверное, не одна, — озабоченно заметила Талия. — Могут быть друзья Лиса. Я немножко боюсь. Если меня увидят, припомнят прошлую субботу.

Я не сомневался: баронесса Грушина в таком развеселом месте не может быть одна. И если там окажется кто-то из «Стальных Волков», то это будет лишь на пользу — передам им сразу все то, что хотел сказать через эйхос. Номер эйхоса одного из них я хотел взять у Грушиной или, в крайнем случае, у графа Сухрова — собирался связаться с ним позже вечером.

— Не беспокойся, ты же со мной, — ответил я Талии, пропуская ее на площадку подъемника. — Прошлый раз справились, справимся и сейчас.

— Но прошлый раз мы успели убежать на виману, а теперь виманы нет. Поэтому боюсь, — баронесса прижалась ко мне, потираясь своей довольно значительной грудью. И, кажется, она сделала это вовсе не из страха.

Я не стал объяснять ей, что теперь дела обстоят несколько иначе: хотя у нас нет виманы, я сам стал немного другим. Все-таки за прошедшие дни Астерий успел прокачать важные возможности этого тела.

Через семь остановок скрипящей платформы, мы поднялись на уровень, где находился «Ночной Париж». Прошли по зарешеченной террасе. Внизу раскинулась столица, погружающаяся в сумерки. На башнях и высотках уже зажглись огни, и пролетающие невдалеке виманы разрезали вечерний воздух желтыми и голубыми лучами. В этот раз в клуб мы заходили не со стороны посадочной площадки, а с противоположного входа. У дверей так же дежурила пара рослых парней с нашивками охранной службы. Талия открыла сумочку и предъявила им клубную карту, и сказала, важно повернувшись ко мне:

— Он со мной. Между прочим, это сам граф Елецкий.

Вряд ли охранником это что-то говорило, но их угрюмые лица сразу подобрели. Я для верности показал свой дворянский жетон и заплатил за вход двадцать рублей, не взяв сдачу.

Клубный вечер только начинался и в залах пока еще было малолюдно. Второй ярус и галереи, освещенные размытым фиолетово-синим светом, выглядели пустыми. У длинной барной стойки, казавшейся золотистой из-за множества старинных ламп накаливания, сидело три девушки и парень. Я остановился, выискивая взглядом Грушину. Моя подруга хотела идти дальше, но я задержал ее руку:

— Подожди, осмотримся. Иди-ка сюда, — я ее отвел в сторону от прохода, туда падало меньше света, и оттуда с удобством можно было оглядеть ближнюю часть зала.

— Она, наверное, там, — Талия указала пальцем за круглый танцпол, огражденный одной стороны ажурной решеткой.

— Не спеши, — остановил я ее порыв. — Сначала посмотрим, есть ли здесь кто-то из «волков».

— Так вот она! Груша! — госпожа Евстафьева возрадованно замахала рукой.

Теперь и я увидел баронессу Грушину, в коричневой кожаной куртке, коротких джанах и с возмутительно голым животом. Одноклассница неторопливо шла со стороны туалетов. Одна. Что ж, удобный случай. Я поспешил к ней, опережая Талию. Схватил Грушу за руку и потянул в то темное место, где мы недавно стояли.

— Елецкий! Сволочь! Убери руки! — Дарья пыталась упираться.

— Замолчи! Ответишь честно на несколько вопросов и отпущу! — я сдавил ее ладонь до боли.

Она тоненько заголосила, захныкала, но уже не упиралась. Трое вошедших парней остановились, поглядывая на нас, но тут же потеряли интерес к не особо эффектной сценке.

— Чего ты ее так? — вступилась госпожа Евстафьева.

— Сейчас поймешь, — резко сказал я, развернул Грушину к себе, не отпуская руки, гневно спросил: — Кому из «Стальных Волков» ты сообщила, что меня сегодня нет в школе⁈

Я не был уверен, что это сделала действительно она, но вытряхнуть из нее правду решительным наездом — вполне подходящий способ в данный момент.

Она молчала, взгляд ее метался по сторонам, задерживаясь на дальних столиках за танцполом. И по ее глазам стало ясно, что я ее подловил.

— Груша. Не тяни резину. И не надейся на своих друзей-волчат. Можешь не смотреть туда — они не помогут. Ты же помнишь, что я сделал с твоим сердечным другом Подамским? То же самое ждет сейчас этих выродков. Давай, говори! — я сдавил ее руку.

— Только Рамосу сказала. А что здесь такого? — ее вид стал жалок, казалось, из глаз сейчас покатятся слезы.

— Здесь такое то, что из-за твоего болтливого языка Айлин ударили ножом. И это сделали твои друзья-подонки. Рана у Синицыной очень тяжелая. Имей в виду, Груша, если Айлин умрет, то вряд ли выживет кто-то из твоих друзей и всех причастных к ее гибели, — пальцами левой руки я дернул ее подбородок вверх, чтобы видеть мокрые глаза баронессы. — Самое лучшее, что ты можешь сделать сейчас для себя, это рассказать все предельно честно, как было! А потом моли богов о выздоровлении Айлин!

— Но я не виновата, Саша! Откуда я могла знать, что так будет! — ее голос надломился, она заплакала. — Это все Рамос. Утром выхожу в школу, а он ждет меня. На эрмике подъехал. Говорит, давай подвезу, мол, ему по пути. О тебе начал расспрашивать, с кем ты дружишь, кто тебя в школе поддерживает. О Сухрове спросил. Потом, говорит, будто люди Лешего тебе вчера крепко надавали, и ты лежишь совсем плохой, в школу вряд ли придешь. Если не придешь, чтоб я ему сообщила. Я смотрю тебя нет перед началом третьего урока, и сообщила ему. Потом еще после четвертого на перемене подтвердила, что тебя нет, потому что он снова спрашивал. Я не знала, что они замышляют что-то против Айлин. Саш, я клянусь! Перед всеми богами клянусь, я не знала зачем им это! Только недавно мне Адамов сказал, что Айлин подрезали!