Искатель. 1993. Выпуск №6 - Дар Фредерик. Страница 8
— Сматываемся, — бросает Толстый, когда гора Сен-Женевьева начинает извергаться, — лучше уж я схвачу скарлатину!
Очутившись на улице, я спрашиваю его, пока он усаживается в шарабан:
— Кажется, твой родственник микроцефал?
— А ты как думал? — подтверждает Берю. — Он слесарь-водопроводчик.
ГЛАВА IV,
Путешествие проходит без приключений. Наша птаха летит высоко, пропеллеры исправно крутятся, горючего вполне хватает, чтобы доставить нас в Шотландию, а в салоне нас обслуживает стюардесса, способная вызвать зуд даже в протянутой руке попрошайки.
Признаюсь, что я забираю ее пленительные формы с собой в дремоту, надеясь придавить их там так же, как Берю рядом со мной давит хоря. Эти трехчасовые сновидения слегка восстанавливают мои силы. Наконец громковещалка объявляет месье пассажирам, что они должны пристегнуть ремни, бикоз [14] до Глазго уже рукой подать. Я бужу Берю, и он разом кладет конец спокойствию командира экипажа по поводу исправности двигателей. Вы догадались, что Бугай издает звук продуваемой турбины, от которого тугую на ухо старушку американку бросает в пот над самим Паде-Кале от страха, что один из турбореакторов дал сбой.
— Опусти воротник куртки! — приказываю я. — Ты похож на озябшего ханыгу.
Верзила повинуется.
— А сейчас? — спрашивает он, напяливая шляпу, засаленную, как ресторанная мойка.
— Сейчас ты похож на отогревшегося ханыгу.
И тут я замолкаю, пораженный.
— Послушай, Папаша, ты что, забыл надеть рубашку?
— Что ты опять пристаешь ко мне? — огрызается Толстый.
Говоря это, он проводит напряженной рукой по груди и понимает, что я не шучу.
— Фу, черт, в этой суматохе…
Под курткой у него только галстук. Хотя и завязанный с излишним для шеи этого борова изяществом.
— Это заметно? — волнуется мой напарник.
— Не очень, — успокаиваю я его, — благодаря твоему обильному волосяному покрову можно подумать, что у тебя под курткой — мохеровый свитер. И все же, Толстый, надо будет купить тебе рубашонку.
Он обещает, и мы покидаем фанеру.
Пройдя таможню, мы замечаем здоровенного детину в форме шофера биг хауз, который меряет взад-вперед зал отправления, естественно, одновременно служащий и залом прибытия. И как только я замечаю этого типа, по громкоговорителю объявляют, что шофер фирмы Херст ожидает месье Сан-Антонио, чтобы предоставить в его распоряжение автомобиль.
Я подхожу к дылде и представляюсь, он почтительно приветствует меня.
Через пять минут у меня в руках ключи и корочки на солидный черный «бентли» чуть пошире катафалка.
Биг Берю это по душе.
— В нем я буду выглядеть, как королева Англии, — заявляет он.
— God, save the Queen [15], — вздыхаю я.
Мойзад-Цыпленхэм — кокетливый городок в пять тысяч душ километрах в пятидесяти от Глазго.
Когда мы проезжаем указатель с названием этого населенного пункта, я решаю предварительно разнюхать о виски Мак Херрел и останавливаю свой катафалк перед гостиницей с лаконичной вывеской: God, save the Queen.
Биг и я входим в живописный зал с обшитыми деревом стенами, пахнущими воском. В центре царит фаянсовая печь, нетопленая бикоз оф сезона и экономности хозяев.
Пампушка — хозяюшка с шиньоном на макушке, как яблоком на подушке, в очках с железной оправой и улыбкой младенца спешит к нам навстречу.
— Я предпочту мюскаде-касис, — утверждает Берю.
— Ты думаешь, что мы еще в Найтере, Биг Эппл, говорю я. — Не забывай, что мы уже в стране виски.
— Я не сектант, — возражает мой приятель, — виски так виски.
Он оборачивается к улыбающейся хозяйке.
— Ту виски в больших стаканах! — требует он и показывает два пальца.
Улыбка у вумен меркнет, как будто ее обвинили в богохульстве. Она говорит, что еще не наступил час для спиртных напитков. Мне предстоит решить ужасную задачу: объяснить Берю, что в великой Британии нельзя проспиртовываться круглые сутки. Он слушает меня с траурным выражением лица. Волоски, торчащие из его носа, дрожат от негодования.
— Скажи ей, что мы — французы, — не сдается он, — и их правила нас не касаются.
Я изворачиваюсь.
— Послушай, дружище, мы возьмем два чая, мне нужно кое-что разузнать у этой старой хрычовки, и я не собираюсь нарушать законы ее страны.
Толстый мгновенно замыкается во враждебном молчании.
Как только дымящийся чайник появляется перед нами, я бросаюсь на штурм женщины с шиньоном. К счастью, она разговорчива, к тому же ей интересно поболтать с французом.
Быстрее, чем Берю засасывает литр «Прибрежного Ронского», я узнаю, что винокурня Мак Херрел — одна из крупнейших в районе. Она находится в самом Мойзад-Цыпленхэме, но ее владельцы живут в трех километрах отсюда в Оужалинс, и так как их нора называется Оужалинс Кастл, то я легко вычисляю, что они являются владельцами этих мест.
Мы только делаем по глотку чая, покупаем белую рубашку для Берю — и уже на пути в Оужалинс.
В этих местах всего одна гостиница, которая называется «Гранд Отель благородного Шотландца». Несмотря на длину вывески, это довольно скромное заведение.
Ее владельцы — шотландская пара: мистер и мадам Мак Ухонь, которым помогает ладно скроенная куколка в расцвете своих восемнадцати весен. Я объясняю им, что мы туристы из Франции, очарованные страной волынки, и нас принимают, как Анкетиля после в пятый раз выигранной гонки Тур де Франс. Сам Мак Ухонь — бриллиант в шестьдесят карат, сияющий лысиной, пшеничными усами и лоснящимися щечками, обладающий пузцом, которое своей формой напоминает о неравнодушии шотландцев к регби. Его половина, наоборот, — крупная, костлявая, но не лишенная привлекательности миссис.
Нам отводят две лучшие комнаты в гостинице: сортиры тут же на этаже, а горячая вода — на кухне. Моим багажом занимается горничная. Судя по ее крупу, мне нечего волноваться об устройстве своего седла. Этот букет ландышей меня вполне устраивает, я не только люблю флору, но интересуюсь и местной фауной.
Я атакую ее улыбкой 84 бис, сопровождаемой взглядом, пронзительным, как рентген. Она краснеет.
Депеша получена, мой генерал.
Вот мы и одни в моей комнате. Она объясняет, как нужно открывать занавески. Эти шотландцы — ребята не промах: стоит только дернуть за шнурок, и шторки — нараспашку. Потом она объясняет, как обращаться с краном: нужно поворачивать вентиль против часовой стрелки. Прямо чудо техники! Затем обращает мое внимание на то, что на кровати два одеяла такого же шотландского производства, как и она сама, и что ящики в комоде выдвигаются.
Выдав мне инструкцию для пользования, она замолкает и смотрит на меня глазами, полными невинности и восхищения.
Я спрашиваю, как ее зовут: она отвечает, что Кетти Мэппл. Я говорю ей, что она очень красива, и она мне верит. Короче говоря, дело идет. Я уже собираюсь наградить ее засосом Отель на Краю Света, но вовремя спохватываюсь. Время работает на меня. Дадим же ей привыкнуть к моей неотразимой внешности. А пока, с учетом национальных особенностей, я обрабатываю ее, щекоча банкнотом в один фунт стерлингов, выпущенным в Англии.
Впервые в истории Шотландии месье дает такие чаевые. Я содрогаюсь: да она примет меня за чокнутого, сообщит куда следует и отправит в дурдом.
Ничего подобного. Кетти ведет себя мудро: запихивает бумажку в кармашек. За такую сумму она бы выкрасила Букингемский дворец кисточкой для век.
— Вы прекрасная девушка, — заявляю я, ласково приподнимая ее подбородок.
Она скромно соглашается и убегает, но не потому, что мое поведение пугает ее, — ее зовет хозяйка Мак Ухонь.
Убегая, она сталкивается с хохочущим Берюрье.
— Я бы тоже занялся ею, — говорит Толстый, — но я не удивлюсь, если ты окажешься шустрей, чем я, а? Сейчас я тебя повеселю, мне кажется, что мы поладим с хозяйкой. Она широковата в кости, но это то, что надо для разнообразия после Берты.