ИнфоСфера (СИ) - Скиба Сергей. Страница 19

Достаю из кармана паёк, отламываю кусочек и бросаю щенку. Тот опасливо обнюхивает угощение. Запах у «пластилина» не очень, но собачатине всё равно нравится. Он заглатывает кусок и подходит ближе, угощаю его прямо с руки. Глажу мягкую шёрстку. Щенок влезает мне на колени и пытается лизнуть в лицо.

- Не борзей бродяга, вот держи ещё кусок и хватит, - заворачиваю остатки в обёртку и вежливо отстраняю псину. Собакам нельзя позволять ставить на себя лапы это проявление собачьего неуважения.

С детства хотел собаку. Перечитал уйму литературы, даже сходил в клуб кинологов несколько раз. Но частые разъезды так и не позволили завести питомца. Да и отец был против:

- Какой из тебя хозяин, если пёс тебя будет видеть три раза в месяц? Остепенишься тогда и заводи.

И, в принципе, я с ним согласен.

Идём дальше. Щенок семенит рядом. Ластится. Лютый недовольно морщится от цокота маленьких когтей по бетону. Потом резко вздрагивает и замирает. Пытаюсь успокоить товарища, чтобы не впадал в панику:

- Не суетись, если испугаешь, он точно своих позовёт. Не ссы, искатель. Собака, вообще-то, друг человека.

Отслеживаю куда это так нервно уставился искатель и замечаю ещё одну дворнягу, загородившую проход. Чуть выше колена в холке, такой же белесый окрас, короткая шерсть. Порода: помесь бульдога с носорогом - длинная морда, висячие уши. Не самый большой представитель собачьего племени — отощавшая какая-то.

Щенок выбегает вперёд и лижет мамку, наверное мамку, в морду. Та недовольно ворчит и продолжает гипнотизировать Лютого. Тот опять тянется за дубинкой.

- Слышь, Лютый. Их тут скорее всего целая стая. Начнёшь размахивать палкой, набегут и покусают, как минимум. А если стая действительно большая, могут и загрызть. Но только вряд ли их тут много, особого разнообразия пищи не наблюдается.

Отламываю ещё кусочек пайка, подзываю псину, та с подозрением переводит взгляд на меня, подходить не спешит. Зато щенок смело рванул к кормящим рукам, был бы побольше сбил бы меня с ног.

Глядя как я кормлю и поглаживаю щенка, мамка оттаяла и тоже приблизилась, угощаю и её. Минута вежливых обнюхиваний, половина пачки «пластилина» и мы друзья на веки. Лютый тоже осмелел, подходит ближе, собака рычит на него и обнажает клыки. Глажу её за ушами:

- Лютый, собаки очень тонко чувствуют страх или агрессию. А когда чувствуют, пытаются показать своё превосходство. Не нервничай, никто тебя не съест. По крайней мере, не при мне. Будь к ним добрее и наладишь контакт. Сядь рядом. - Лютый присел, протянул руку с куском пайка и попытался улыбнуться. - А вот зубы им лучше не показывать. Это знак враждебности.

Следующие двадцать минут движемся нестройной гурьбой. Щенок, его мамка и два кобеля, чуть поменьше мамки, которые прибились по дороге. Пришлось скормить им остатки «пластилина». Лютый жмётся ко мне, пару раз уже наступал на пятки. И я его прекрасно понимаю. Для меня это три с половинкой безродные шавки, которых можно раскидать пинками. Для него же, с его тщедушным телосложением, это четыре матёрых волкодава — загрызут и не запыхаются.

Из-за угла вынырнула здоровенная крыса, чуть ли не с кошку размером. Не успела осмотреться, как, с дружным рыком и лаем, была окружена и разорвана на четыре части. Собачья стая осталась пировать, а мы с искателем топаем дальше.

Обстановка постепенно меняется. Потолок всё выше, уже теряется где-то в темноте. Тонкие светящиеся линии избороздили чёрное «небо» квадратами. Света теперь совсем мало. Слабые фонарики выхватывают из тьмы исполинские коробы зданий без дверей и окон, словно туши китов выброшенные на берег. Повсюду груды хлама и горы битого бетона.

Чувствую себя немного ёжиком в тумане. Кажется, что в темноте кто-то прячется. Кто-то громадны и недобрый. Узкий луч фонаря только усугубляет эти ощущения.

Лютый свернул в узкий проход одного из зданий. Короткие ступени вниз. Стальная дверь висит на одной петле - перекошенная, смятая и частично расплавленная. Над ней в бетоне выбита надпись: «Криогенное хранилище номер шестьсот двадцать». За дверью стройными рядами заполняя стены от пола до потолка — прямоугольные саркофаги. Разбитые, раздавленные, с треснувшими крышками. Целый десяток беспорядочно валяется в центре помещения. В каждом саркофаге набор костей.

- Ты нашёл меня тут? - шансы, что при таких разрушениях Эн тоже уцелела стремительно падают.

- Нет, ты был в другом месте. Сюда мы зашли по дороге. Подумал тебе будет интересно.

- Зрелище, конечно, занятное, - фонарь не добивает до конца помещения, но похоже оно довольно большое. - Но лучше пошли дальше.

- Тут недалеко осталось.

Ещё через десяток минут путешествия мы наконец оказались на месте. По факту просто перешли на другую сторону «дороги», если считать таковой пространство между зданиями, но на самом деле пришлось изрядно петлять из-за железобетонных обломков щедро раскиданных вокруг.

Слабые вертикальные полосы на стенах опускаются до самого пола и пропадают в пыли. В их слабом свете виднеется стальная дверь, как и в хранилище. Но эта целая, приоткрыта настолько, что можно протиснуться только боком. Пытаюсь её сдвинуть, однако она намертво заклинила.

В бетоне выбито: «Музей криогенных технологий имени С. А. Марэка».

Музей значит. А профессор Марэк прославился походу. Потомки не забыли даже спустя тысячи лет. Возможно, это какой-то другой Марэк, но инициалы-то сходятся. Надо же. Методы тестирования аппаратуры у них с Алексеем Максимовичем откровенно бандитские, а Нобелевскую премию небось отхватили. Знаменитые люди очень часто делают карьеру на костях других людей. Вот взять того же Адольфа Гитлера — угробил уйму народа и запомнился на века, падла.

В музее небольшой предбанник, за ним длинная галерея с квадратными подиумами, раскиданными в шахматном порядке. На каждом подиуме по паре криогенных капсул. Сразу видно, что пары сильно отличаются. Чем дальше от входа, тем более наворочен механизм. Когда-то экспонаты были окружены стеклянными стенками, но теперь большинство стёкол разбиты. В галерее целые горы битого стекла вперемешку с пылью и мусором.

- Туда, - Лютый направляется вглубь помещения, иду следом.

Экспонаты встречаются всё более громоздкие, к некоторым подключена дополнительная аппаратура. На ней перемигиваются индикаторы. Слышен лёгкий гул работающей электроники.

На одном из подиумов частично уцелела стеклянная витрина. Надписи белой краской не поддаются расшифровке: «Кри...», «тех...», «буд...». Остались только начальные буквы слов и цифр.

- Здесь.

Лютый остановился возле очередного возвышения. На нём, похоже, и вовсе уж устаревшие модели, связанные жгутами проводов и трубок с громадной тумбой в человеческий рост. Из тумбы торчит клавиатура и джойстик. Даже дисплей светится с красной надписью: «Капсула номер один - открыта», «Капсула номер два — открыта».

Ну и, собственно, две капсулы. Солидные, с тяжёлыми крышками и «сбруей» из проводов, которые беспорядочно перепутавшись лежат внутренней на подстилке.

Крышки откинуты — капсулы пусты.

На левой тонкий, почти незаметный слой пыли. Правая девственно чиста. Показываю на чистую пальцем:

- Я лежал тут?

- Да.

Осматриваю левую. Я, конечно, не эксперт-криминалист, но если судить по налёту пыли, похоже, что капсулу Эн вскрыли не намного раньше моей. Скелета внутри нет, а это значит... А хрен его знает, что это значит. Провожу рукой по мягкому изголовью. К руке прилипает тонкий чёрный волос. Длинна соответствует причёске Анюты. Перевожу хмурый взгляд на Лютого.

- Она уже была открыта. Мы не трогали, честно. Я это место совсем недавно нашёл, тогда мне и мысль пришла И-метку кодеров проверить. А Саша с Александром мне только тело твоё помогли тащить и всё, они без меня по территории не ходят.

- Но другие-то искатели ходят.

- Ходят, но если бы кто-то нашёл это место первым, я бы знал. Слухи среди искателей быстро расползаются.

- А если они были из другой зоны?