Забытое дело - Коннелли Майкл. Страница 38

– Согласна с тобой. По-моему, у него побывал Ирвинг, – сказала Райдер.

– Уверен. И с ним один из его пуделей. Может быть, тот самый Маклеллан.

– Вполне вероятно. Как считаешь, Верлорен ничего не напутал? Все-таки столько лет на дне…

– Думаю, ему можно верить. Говорит, что не пьет уже три года. Хотя ты не хуже меня знаешь, как это бывает. Когда человек семнадцать лет думает об одном и том же, он уже вряд ли способен отличать факты от домысла. Тем не менее все рассказанное им совпадает с общей картиной. Думаю, Киз, им очень хотелось свернуть дело как можно скорее. Оно вело в одном направлении, а они подтолкнули его в другую сторону. Наверное, понимали, что надвигается беда, что город готов вспыхнуть от малейшей искорки. Что ни говори, а Родни Кинг не был бензином. Он был всего лишь спичкой. Кто знает, как бы все повернулось, если бы дело довели до конца. Но они понимали общественное благо по-своему и предпочли пожертвовать справедливостью, отказав Ребекке Верлорен в честном и беспристрастном расследовании.

Они прошли по мостику, переброшенному над автострадой номер 101. Внизу, заполнив все восемь полос движения, медленно катился поток машин. Солнце было повсюду – его лучи отражались от стекол машин, от окон зданий, от бетона. Босх надел солнцезащитные очки.

Из-за шума машин Райдер пришлось повысить голос.

– Что-то на тебя не похоже, Гарри.

– Что не похоже?

– Ты ищешь оправдание тому, что они поступили не по справедливости. Ищешь что-то хорошее в плохом.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что нашла в архиве ПООБа что-то другое?

Она хмуро кивнула:

– Думаю, что да.

– И тебе это позволили? Так вот запросто?

– Утром я первым делом отправилась к шефу. Принесла чашечку кофе из «Старбакса» – к бурде из кафетерия у него стойкое отвращение. В общем, расположила или, если хочешь, подмаслила. Потом рассказала, что у нас есть и что мне нужно, и он позволил одним глазком заглянуть в спецархив.

– ПООБ появилось и ушло задолго до него. Шеф об этом знал?

– Нисколько не сомневаюсь, что после того как он занял это место, его ввели в курс дел. Может, даже раньше.

– Ты упомянула о Маккее и «Чатсуортской восьмерке»?

– Нет, обошлась без деталей. Сказала только, что наше расследование связано с тем, которое вело ПООБ, и мне надо посмотреть кое-что в спецархиве. Шеф послал со мной лейтенанта Хомана. Мы вошли в хранилище, нашли папку, и мне пришлось просмотреть ее на месте, пока Хоман сидел напротив. И знаешь что, Гарри? В этом хранилище чертова уйма папок.

– Да, это как кладбище, где они прячут своих покойников…

Босх хотел сказать что-то еще, но остановился, не найдя подходящих слов.

Райдер вопросительно посмотрела на него:

– Что, Гарри?

Босх молчал, но она продолжала смотреть, и он не выдержал:

– Киз, ты сказала, шеф доверяет тебе. А ты ему доверяешь?

Райдер ответила, глядя ему в глаза:

– Так же, как доверяю тебе, Гарри. Устраивает?

Он кивнул:

– Вполне.

Райдер свернула на Аркадию, но Босх указал в сторону места, где и был основан Город Ангелов. Он хотел пройтись и выбрал путь подлиннее.

– Давно здесь не был. Давай посмотрим, что и как.

Они пересекли круглый дворик, где падре каждую Пасху благословляли животных, и миновали институт мексиканской культуры. Под изогнутой аркадой ютилась целая улочка дешевых сувенирных киосков и лотков, с которых продавали печенье чурро. Из невидимых динамиков лилась записанная на кассету мексиканская народная музыка, и, словно в противовес ей, на другой стороне звучала живая гитара.

Музыкант сидел на скамеечке перед Авила-Адоби. Они остановились послушать. Старик исполнял старинную балладу, которая показалась Босху знакомой, хотя название ее уже выпало из памяти.

Глядя на глинобитное строение у него за спиной, Босх думал о том, догадывался ли дон Франсиско Авила, заявляя в 1818 году свое право на этот участок, у истоков чего он стоит, какое будущее ожидает основанное им поселение. Именно отсюда, с этого места, рос вверх и вширь Город Ангелов. Великий город. Норовистый город. Город, привлекавший к себе многих. Город, воплощавший в себе многое. Город, где мечта казалась столь же близкой, как выложенные на холме буквы его имени, но где реальность всегда оказывалась немного другой. Дорога к тому холму с именем мечты была перегорожена запертыми накрепко воротами.

Это был город, в котором хватало как тех, кто имеет все, так и тех, кто не имеет ничего, – кинозвезд и статистов, погонщиков и загнанных, хищников и добычи. Тонкая грань отделяла здесь жирных и сытых от тощих и голодных. Это был город, где, несмотря ни на что, сотни людей ежедневно выстраивались в очередь, чтобы пройти через бетонные заграждения и попасть в него.

Босх выгреб из кармана комок бумажек и положил в корзину музыканта пятерку. Потом они, срезав путь, прошли через старый Кукамонга-Вайнери, превращенный в художественную галерею, и вышли на бульвар Аламеда. На другой стороне улицы высилась часовая башня железнодорожного вокзала. Посреди тротуара стояли солнечные часы с выбитой на гранитном пьедестале надписью:

Глаза – чтобы видеть.

Вера – чтобы верить.

Мужество – чтобы делать.

Вокзал Юнион-стейшн был спроектирован с таким расчетом, чтобы, подобно зеркалу, отражать город, который он обслуживал, и одновременно демонстрировать, как это нужно делать. Здесь, как в плавильном котле, смешались самые разные архитектурные стили: испанский колониальный, миссионерский, модерн, ар-деко, юго-западный и мавританский. Но в отличие от остального города, где из котла то и дело перекипало через край, стили вокзала соединились гладко, без трещин, явив нечто совершенно уникальное, цельное и прекрасное.

За это Босх и любил его.

Через стеклянные двери они вошли в напоминающий пещеру вестибюль с высоченной, в три этажа, аркой и направились в огромный зал ожидания. Шагая по гулким каменным плитам, Босх вспомнил, что приходил сюда не только покурить, но и в какой-то степени обрести себя. Прогулка к Юнион-стейшн была сродни походу в церковь, в великолепный собор, где в изящных линиях дизайна сочетались функциональность и гражданское достоинство. Голоса путешествующих возносились в этом громадном пустом пространстве ввысь и там чудесным образом трансформировались в тихий хор шепотов.

– Мне здесь нравится, – заметила, оглядываясь, Райдер. – Ты видел фильм «Бегущий по лезвию»?

Босх кивнул.

– Здесь у них, кажется, был полицейский участок? – спросил он.

– Да.

– А ты видела «Истинное признание»?

– Нет, а что, хорошая картина?

– Да, посмотреть стоит.

Они взяли по чашке кофе и прошли в зал ожидания с вытянувшимися, как скамьи в церкви, рядами коричневых кожаных кресел. Взгляд Босха, как всегда, словно притянутый магнитом, ушел вверх. В сорока футах над ними висели шесть огромных светильников. Райдер тоже подняла голову.

Босх кивком указал на два свободных кресла у газетного киоска. Напарники опустились на мягкие кожаные сиденья и поставили чашки на широкие деревянные подлокотники.

– Ты готов? – спросила Райдер.

– Если не против, давай поговорим. Что там было, в спецархиве? Что на тебя так подействовало?

– Прежде всего я нашла там Маккея.

– Проходил как подозреваемый по делу Верлорен?

– Нет, о ней в деле даже не упоминалось. Материалы касались одного расследования, которое проводилось и было свернуто еще до того, как Ребекка Верлорен забеременела, не говоря уже о более поздних событиях.

– Тогда какое отношение оно имеет к нам?

– Может, никакого, а может, и очень большое. Ты знаешь парня, с которым живет Маккей? Уильям Беркхарт?

– Да.

– Так вот, он тоже там. Только в те времена его называли немного иначе – Билли Блицкриг. Такая у него была кличка в «Чатсуортской восьмерке».

– Так, давай дальше.

– В апреле восемьдесят восьмого Билли Блицкриг получил год тюрьмы за осквернение синагоги в северном Голливуде. Нанесение материального ущерба, оскорбление религиозных чувств, непристойное поведение – в общем, весь стандартный набор.