Успеть. Поэма о живых душах - Слаповский Алексей Иванович. Страница 3
— А через интернет пробовали? — спросил молодой человек в пиратской маске.
— Пробовал! — ответил ему Галатин. — Не могу оформить, все заполняю, а подтверждения нет! Сбои какие-то в системе, так и пишут: извините, оформление в данный момент невозможно, попробуйте еще раз.
— И мы не смогли, вот и торчим тут, — напомнила девушка молодому человеку.
— Поэтому и спрашиваю, — ответил он. — Значит, везде сбой.
— Перекрыли кислород! — тоскливо отреагировал стоявший за дамой и перед молодыми людьми мужчина неопределенного возраста, с неопределенной внешностью и в неопределенной одежде. Такой может совершить убийство на твоих глазах, тебя будут потом допрашивать, как свидетеля, а ты не сумеешь вспомнить ни одной его приметы.
— Это в каком смысле? — поинтересовался у него Галатин.
— Во всех. Что хотят, то и делают. Сегодня вас ограничили, завтра нас обложат.
— Ерунда! Никаких оповещений не было! — возразил Галатин.
— Будут они вас оповещать, — сказал кавказский мужчина с горечью, но и с призвуком почтения к бесконтрольной силе власти. — Поставят перед фактом, как всегда!
И махнул рукой, вспомнив неоднократные случаи, когда его ставили перед фактом.
Галатин повернулся к кассе.
— Голубушка, — сказал он, — вы уж простите, но вам деваться некуда. Или покажите письменный приказ, или продайте билет.
— Идите к начальнице смены или к дежурной, или вообще к начальнику вокзала, а я работу терять не хочу!
И девушка сунула Галатину паспорт, держа его за краешек двумя пальцами, словно намеревалась уронить, если он не подхватит. И Галатин подхватил, взял паспорт и отошел, потому что на него уже надвигалась бизнес-леди в своих соболях или норках.
Он направился к застекленному окну, на котором красовалась надпись: «Дежурный по вокзалу». А под ней: «STATION MASTER ON DUTY». Наверное, для форса — иностранцев в Саратове никогда много не бывало. Появился в девяностые «Корпус мира», да и тот быстро прогнали, заподозрив в шпионской деятельности.
За открытым окном никого не было, зато сидел на подоконнике милейший серый кот с белой треугольной манишкой. Он посмотрел на подошедшего Галатина, как тому показалось, с некоторым недоумением. И это понятно — вокзал почти пуст, пассажиров мало, дежурного, наверное, давно уже никто не тревожит.
— Привет, — сказал коту Галатин.
Сказал без заискивания, уважительно, как равному, но, похоже, кот не поверил, принял это за подхалимаж и не повелся на провокацию, не дрогнул ни усом, ни ухом, лишь устало смежил глаза, и на его погружавшемся в забытье лице читалось: «Мне бы ваши заботы!»
Галатин постоял, озираясь. Заглянул внутрь. На спинке кресла висела бирюзовая кофточка, а за креслом, у стеллажа с папками стояли теплые домашние тапки, бордовые, с узорчатой тесьмой по краям.
Не дождавшись дежурной, он поднялся по лестнице на галерею второго этажа, нашел дверь с табличкой «Начальник вокзала», постучал, вошел. В приемной находились две женщины в светло-серых форменных костюмах, одна постарше, другая помоложе. Та, что помоложе, сидела за столом, это было ее служебное место секретарши начальника, а та, что постарше, устроилась сбоку. Они пили чай с шоколадными конфетами из коробки, поэтому маски были приспущены. Младшая тут же надела маску, а старшая пренебрегла, спросила:
— Чего хотели?
— Здравствуйте. Начальник у себя?
— Чего хотели-то? — повторила старшая, будто от ответа зависело, у себя окажется начальник или нет.
— Билет не продают! — развел руками Галатин, обращаясь к женщинам, как к сообщницам, которые должны понять и разделить его недоумение. — Ссылаются на мифические указания, что пенсионерам продавать билеты якобы не рекомендовано.
Старшая женщина сказала веско и официально:
— Не пенсионерам, а после шестидесяти пяти, и не мифические, а нам из управления спустили.
— Что значит спустили? Есть письменный приказ? Или устно распорядились?
— А какая разница?
— Такая, что устные распоряжения, уж извините, не имеют никакой юридической силы, — сказал Галатин так, будто и не рад был своей правоте, но не мог и скрыть ее.
— Вы юрист, что ль? — спросила старшая с неприязненной иронией; эта ирония основывалась на извечной убежденности всех российских чиновников в том, что жизнью правят указания начальства, а не законы, а кто ссылается и уповает на законы, тот либо не имеет опыта, либо глуп.
— Я не юрист, но я грамотный человек, — пояснил Галатин.
Младшая фыркнула сквозь маску и приспустила ее, чтобы откусить конфетку и отпить чаю. Она догадалась, что с таким посетителем правила соблюдать не обязательно.
— Если вы грамотный, то должны понимать обстановку в стране, — учила старшая женщина Галатина. — Ездят все, кому надо и не надо, а статистика ужасающая. Вы и себя подвергаете риску опасности, и всех. Себя не жаль — других бы пожалели!
Галатин приложил руку к сердцу:
— Очень жалею, но, согласитесь, я сам могу решить, надо мне ехать или не надо. И вынужден повторить: если вы отказываете в продаже билета, то обязаны предъявить мне письменные распоряжения, с печатью и подписью, на основании которых вы мне отказываете. Понимаете?
Младшая поддержала старшую.
— Ничего мы вам не обязаны, а обязаны выполнять, чего нам сверху посылают!
И она указала пальцем на то, откуда возникают послания — на монитор компьютера, где сейчас была анимационная заставка: красный небольшой куб медленно крутился в другом кубе, прозрачном, который тоже крутился, но в противоположном направлении. Наверное, эта заставка секретаршу успокаивала, а Галатину она показалась метафорой безысходности: торчит куб в кубе и не вырваться кубу из куба. Он решил смягчить ситуацию шуткой:
— И где там распоряжения? Давайте посмотрим.
— Вы не скандальте! — прикрикнула старшая. — Привыкли на простых работниках отыгрываться! Если есть претензии, обращайтесь туда, где все решается!
— В правительство?
— Да хотя бы! А то вечно мы крайними выходим! И личную сознательность иметь надо, а то каждый сам по себе!
— Имею! — заверил Галатин. — Моя сознательность всегда при мне! Но и билет мне нужен. И вы меня очень обяжете, если прямо скажете, продадите билет или нет? Если нет — на каком основании?
— Да продадим, успокойтесь! — устала спорить старшая. — Но учтите, если вас с поезда ссадят, сами виноваты будете!
— Это почему же ссадят?
— Мало ли. Вдруг вы больной?
Младшая опять смешливо фыркнула, по-своему поняв слово «больной».
— Может, я и справку обязан предъявить? — осведомился Галатин.
— Не обязаны, но вдруг вы по факту нездоровый? У вас вон лоб какой-то красный. Вот что, пойдемте-ка в медпункт и померяем температуру! — старшая встала. — Давно говорю, что пора пост выставить с градусником и на вокзал температурных не пускать! Пойдемте, чего вы?
Галатин понял, что пора перейти на строго официальный уровень общения. Не хочется, но надо.
— Послушайте, не знаю, кто вы по должности…
— Дежурная по вокзалу!
— Послушайте, госпожа дежурная по вокзалу, я вас, кстати, искал и не нашел на вашем рабочем месте, послушайте, я допускаю, что на поезд могут не пустить с температурой, но я сейчас не сажусь на поезд, я хочу купить билет!
— Боитесь идти в медпункт? — проницательно спросила дежурная. — Может, вы уже насквозь ковидный?
И надела маску.
И младшая подруга надела, глаза ее стали испуганными.
Тут открылась дверь начальника, и вышел мужчина лет примерно сорока. Он вышел задом, пятясь, закрыл дверь, повернулся и распрямился, и ясно стало, что начальнику он был подчиненный, а для женщин — сам начальник.
— В чем дело? — спросил он, тут же учуяв непорядок опытным административным нюхом.
— Скандалит тут, билет требует, а сам, наверно, больной, в медпункт идти не хочет! — пожаловалась дежурная.
— Я не больной и не скандалю! — возразил Галатин.
— Не шуми, отец, — посоветовал мужчина. — Тут люди работают, а ты мешаешь. Пойдем.