Успеть. Поэма о живых душах - Слаповский Алексей Иванович. Страница 51
Согдеев, злясь и негодуя, позвонил давнему приятелю Косте Куманеву, имеющему связи с администрацией президента, спросил, что происходит.
— Пандемия происходит, — ответил Костя.
— Я не об этом. Я о том, что, может, на меня какие-то планы? Я чего-то не знаю?
— Никаких планов.
— А почему не идут навстречу, не хотят помочь?
— Ты насчет родственницы заботишься?
— Практически. Это моя женщина.
— Тогда понятно. Митя, пойми ситуацию: туда хотят попасть все, кому не лень. Будто там и вправду лечат лучше, чем в других местах.
— А разве нет?
— Не знаю, не лежал. Но ты прикинь: все народные и заслуженные артисты туда лезут? Лезут. Журналисты из кремлевского пула лезут? Лезут, считают, что уж на это насосали. «Единая Россия» [9] лезет? Лезет, причем в полном составе! И сенаторы, и депутаты, и помощники депутатов! Представляешь, что там творится?
— Постой. Хочешь сказать, если что со мной, то и меня не положат?
— Тебя положат. Надеюсь. А насчет родственников и близких есть негласное указание — мягко отшивать. Говорю, как другу, чтобы ты время не терял. Мой совет: обратись в клинику… — Костя назвал одну из знаменитых частных клиник Москвы, имеющей в названии слово «швейцарская». — У них там отдельные палаты, обстановка как в гостинице. Берут дорого, но оно того стоит, сестра жены там операцию делала, была очень довольна, пока не померла.
— Юмор у тебя…
— Какое время, такой и юмор. Ты-то как себя чувствуешь?
— Еще не умер. Но не очень, если честно. Боюсь, меня тоже прихватило.
— Вот и ляжете вместе. Думаю, на двоих там тоже палаты есть.
Смирившись, Согдеев позвонил в знаменитую клинику. Послушал успокоительную и именно поэтому страшно раздражающую музыку, после чего ответила вежливая регистраторша с мелодичным голосом. Он представился, регистраторшу это не впечатлило, она ответила так, будто была не живым человеком, а автоматом. Сохраняя, впрочем, вежливость.
— Вы наш пациент?
— Нет. Нужно устроить женщину, родственницу, есть нормальные палаты у вас?
— Мы обслуживаем в первую своих очередь пациентов, с которыми у нас заключены договоры, остальных по мере возможности.
— Заключим договор, не проблема!
— Свободных палат сейчас все равно нет.
— Как это? Совсем нет?
— Извините, совсем.
— И вы при этом швейцарская клиника?
— Мы российская. А швейцарская — только название, — с улыбкой в голосе сказала регистраторша; похоже, ей нравилось дразнить Согдеева. — Как сыр бывает голландский, но это не значит, что он из Голландии, просто сорт такой. Да и потом, что вы думаете, в самой Швейцарии тоже всегда есть места? Вспомните, в Италии, когда все началось, люди вообще на улицах валялись!
— Вы мне предлагаете на улице валяться?
— Я к примеру. Очень сожалею, что не можем помочь.
Согдеев позвал Варю, сказал, чтобы она и ее девочки обзванивали лучшие частные больницы Москвы, искали место.
А Настя, очнувшись, увидела над собой странных людей в белых комбинезонах, респираторах и очках вроде тех, в каких плавают под водой. Они похожи были на персонажей фантастического фильма про космос. На полу стоял оранжевый ящик с откинутой крышкой и белым крестом на боку. Врачи, поняла Настя. Разглядела сквозь очки — пожилой мужчина и девушка.
— Вот и славно, — одобрительно сказал пожилой. — Полежим еще немного, а потом поедем.
Настя повернула голову, увидела в углу, в кресле, напуганную Алису. В ответ на взгляд матери она тихо заплакала. Насте стало больно и почему-то стыдно. Пусть ей самой будет в два раза хуже, лишь бы ее девочка не плакала.
— Ну, ну, — сказала Настя. — Теперь-то чего? Все отлично.
— Это стресс, — объяснила девушка. — Она молодец, умненькая, вызвала нас. Не все бы сообразили. У меня вот сестра, — сказала она врачу. — Двенадцать лет дуре, сама одеться не умеет, мать ее причесывает и в ванной моет.
— Беспомощная цивилизация, — обобщил врач. — Случись что серьезное, вымрем за месяц.
— А сейчас — не серьезное?
— Сейчас? — задумчиво переспросил врач, сидя на стуле, нагибаясь и поворачивая ладонью голову Насти, всматриваясь в глаза. — Голова не кружится?
— Немного.
— Попробуем встать. Даша, помогай.
— Я сама! — сказала Настя и рывком приподнялась с пола, но тут же оперлась одной рукой об пол, а второй взялась за голову.
— Без подвигов! — прикрикнул врач.
Настя с помощью врача поднялась и села на диван. Настя позволила помочь себе подняться. Села на диван. Дышать было тяжело, хотелось широко раскрыть рот, как рыбе без воды, и глотать, глотать воздух, но Настя стеснялась врачей и не хотела еще больше напугать Алису.
— Может, что-то сделать? — спросила она. — Поставить капельницу какую-нибудь.
— В больнице будет и капельница, и все, что нужно — пообещал врач.
— Это ковид, да? — спросила Настя. И сама ответила: — Скорее всего. Я запах и вкус не чувствую, одышка была, бред какой-то снился. Все симптомы.
— Вы-то откуда знаете?
— Читала.
— Ну да, про что читали, то у вас и есть. Полный набор.
— Я не мнительная! — возразила Настя.
— Все мы не мнительные. Пойдем потихоньку?
— Вообще-то за мной другую скорую должны прислать. Из ЦКБ. Это Центральная…
— Мы знаем, что такое ЦКБ, экономьте силы, — сказал врач.
Тут позвонил Митя, спросил, почему Настя не брала трубку, и тут же, не тратя времени, объяснил, что происходит, просил потерпеть, сейчас найдут что-то приличное — и няню для Алисы, и хорошую больницу для Насти.
Настя в свою очередь рассказала о своем обмороке, о том, что сейчас у нее врачи, и они предлагают госпитализацию.
— Митя, я соглашусь. Мне очень… — Настя посмотрела на Алису и закончила: — Очень как-то не по себе. Потом переведемся в нормальную клинику, но пока лучше хоть какая-то помощь, чем никакой.
— Это вы хорошо сказали, — негромким аккомпанементом пробормотал врач. — Хоть какая-то лучше никакой. Хоть какую-то мы вам точно обеспечим, у нас вообще хоть какого-то — дополна.
— Мам, я с тобой поеду! — сказала Алиса.
— Нельзя.
— Почему? Мне много места не надо, где-нибудь там устроюсь.
— Алиска, не расстраивай меня, не глупи! Позвони папе. Нет, я сама позвоню.
Настя позвонила Антону и четко, без лишних слов, обрисовала положение дел.
— Понял, уже еду, — сказал Антон.
— Потом няня приедет, сменит, а пока побудь.
— Без няни обойдемся, я до десятого свободен.
— Не спорь, опытная женщина не помешает.
Тем временем девушка закрыла оранжевый ящик, подняла его, стояла в ожидании. Врач протянул руку к ящику, этим жестом предлагая девушке отдать ящик ему. Видимо, он был джентльмен. Девушка покачала головой: дескать, сама донесу. Врач кивнул, соглашаясь с авторитетом ее молодой силы.
— Что взять? — спросила Настя.
— По минимуму, — ответила девушка. — Только документы, телефон, белье. Воду можно, лучше в маленьких бутылках. Остальное все равно отберут — источник инфекции.
— Поедемте уже, а? — сказал врач Насте таким голосом, каким уговаривают капризных детей. Умненькая Алиса уловила это и невольно улыбнулась. Внимательный в силу душевной широты врач тут же это заметил.
— Дочура в прекрасном настроении остается, знает, что с мамой все будет хорошо. Ведь так? Доверяешь нам?
Если с Настей врач говорил, как с ребенком, то к Алисе обратился по-взрослому, будто совет с ней держал. И Алиса по-взрослому ответила:
— Да, конечно.
Настя умилилась:
— Красавица моя, какая ты…
— Все, все, поехали! — скомандовал врач.
А девушка была уже у двери, стояла, распахнув ее, и опять она показалась Насте героиней фантастического фильма, космической стюардессой, приглашающей на корабль, которые полетит неведомо куда.
В машине скорой помощи Настю укачало, хотелось заснуть, но она не позволяла себе этого. Вдобавок к другим неприятным ощущениям заложило уши. Настя читала, что так бывает, что некоторые вообще глохнут. Тут же на мгновение представилось, как она будет глухой, будет учиться читать по губам, дается нелегко, кассирша в супермаркете удивленно смотрит на нее, что-то говорит, Настя не понимает, растерянно улыбается, а вот Алиса рассказывает наизусть стишок, хвалясь старанием, но ничего не слышно, работает телевизор, какой-то сериал, мужчина и женщина выясняют отношения, это драма, это серьезно, но без звука смешно и нелепо, оба кажутся клоунами, валяющими дурака друг перед другом и перед зрителями. А вот Антон что-то говорит ласково и сочувственно, не надо, не надо ей его сочувствия, от этого только хуже, и при чем тут вообще Антон, нет в будущем никакого Антона, будет Митя, тут же Настя видит воображением и Митю, тот, мужчина сильный, не унижает сочувствием, говорит твердо, мобилизует, призывает, Настя пытается угадать по губам, к чему он призывает, не может догадаться, Митя недоволен, он не любит, когда его не понимают с полуслова, Настя чувствует себя виноватой, хочет что-то сказать, но не может. Неужели она вдобавок и онемела? Да, онемела, язык тяжелый и неподвижный, невозможно им пошевелить, Настя напрягает голосовые связки, раздается мычание, Настя замечает брезгливое выражение на лице Мити.