Успеть. Поэма о живых душах - Слаповский Алексей Иванович. Страница 57

— Вот так оно и бывает.

— Как? Диагноз подтвердился? Она сказала, что сердечная недостаточность, а еще даже вскрытия не было, — сказал Галатин голосом ябеды, тут же это уловив и немного удивившись, но поздно — слова сказаны.

— Да какая разница, Вася? — вздохнул Иван.

— Родные захотят узнать, отчего умер.

— Отчего, отчего… От смерти умер. Ты голодный, наверно?

— Не без того.

Они пошли в кафе «Путное», где поужинали, и Сольский коротко рассказал, почему лейтенант задержал машину. В бочках был метанол, метиловый спирт, одна фирма из Саратова поставляла его в Подмосковье для производства полиформальдегида, из которого делается какой-то особый пластик, все законно, все по документам, Виталя их в отдельной папочке хранил, но машина не совсем оборудована под перевозку метанола, а главное, у Виталия не имелось разрешения на транспортировку горючих материалов — раньше не было необходимости, не возили таких грузов.

— А сейчас на все согласишься. Хотели проскочить, не вышло, — сказал Иван.

— И как договорился? Штраф заплатил?

— Пришлось. Теперь у меня прибыли от доставки будет — ноль. Но доставить все равно надо. Или сам поеду, а свою машину тут оставлю, потом вернусь, или буду водителя искать. Под Новый год попробуй найди кого-нибудь. Ты-то как поедешь? Меня подождешь или есть варианты?

— Уже узнал, автобус утром идет до Рязани. А оттуда легко добраться.

— Ночевать где будешь?

— В машине, если можно.

— Можно, но не нужно. Тут есть нормальная гостиница, номера недорогие. Поспать надо как следует. И тебе, и мне.

Они устроились в этой гостинице, где санузел, туалет с ванной, был общий для двух номеров. Галатин поговорил с Антоном, узнал новости, поговорил и с Алисой, которая показалась спокойной, но от этого Галатину стало лишь больнее — сдерживается девочка, а сдерживаться тяжело, давит, давит на сердце камешек. Потом позвонил отцу, тот не сразу подошел к телефону. Наконец ответил, удивившись:

— Ты разве не дома?

— Поехал по делам. Тетя Тоня заходила?

— Какая тетя Тоня?

И тут же возник голос тети Тони, которая взяла у отца трубку:

— Да тут я, тут! Чудит он до невозможности, каждый раз объясняю ему, чего тут делаю. Все, ухожу уже, спать пора. Все нормально, Вася, не волнуйся!

Ивану же на телефон Виталия позвонила Лариса, а потом, почти сразу же, Юля.

— Обе приехали, представляешь? — сказал он, входя в номер Галатина.

— А ты о второй знал?

— Конечно, знал. Он сперва все хвастался, что бабенку завел на перекус, так и говорил — на перекус. А вместо перекуса получилась вторая семья. Девчонки-близняшки, прикипел он к ним. На два фронта рвался, вот и надорвал сердечко. Ладно, пойду — надо их как-то развести, а то скандал выйдет.

— Мне с тобой?

— Отдыхай, справлюсь.

Иван не сумел развести Ларису и Юлю. Женщины встретились в самом неподходящем для знакомства месте: в морге. Лариса стояла над телом мужа и плакала, вошла Юля, тоже с плачем, тут-то все и выяснилось. Продолжая плакать, Лариса всячески обзывала Юлю, упрекнув и мужа: «Мало, что ты умер, ты меня еще и опозорил!» Юля в ответ кричала, что он давно собирался уйти от Ларисы, что он ее давно не любит, а любит только Юлю и своих дочек. Узнав о дочках, Лариса совсем взбеленилась и заявила, что пусть эта сучка придорожная, которая всех шоферов через себя пропустила, даже не надеется, что ее приблудышей кто-то засчитает за детей ее мужа, и если эта тварь думает, что ей от Виталия что-нибудь достанется в смысле наследства, то пусть лучше сразу заткнется, пока она сама ее не заткнет. Присутствовавшие при этом Сольский, отец Ларисы, привезший ее на своей машине, сосед Юли, доставивший ее и все порывавшийся выйти, но никак не находивший удобного момента, служитель морга, производивший вскрытие, главврач, пришедшая проконтролировать ситуацию, лейтенант Никита, которого Иван позвал для официальности и наведения порядка, если потребуется, — никто из них не пытался вмешиваться. Никита только негромко приговаривал: «Успокойтесь, женщины, успокойтесь!» Но женщины не успокаивались, долго еще ругались и готовы были вцепиться друг в друга, только присутствие покойника их удержало от этого.

А потом, через год, Лариса неожиданно приехала к Юле, грубовато сказала: «Какие-никакие, а они его дети, не померли тут еще?» — «Не волнуйся, живей тебя!» — в тон ей ответила Юля. Но после этого Лариса достала бутылку и сказала, что в любом случае годовщину надо отметить. А у Юли была и своя бутылка, она тоже собиралась в одиночестве справлять годовые поминки. Сели, выпили, закусили, поговорили, потом пришли девочки, гулявшие на улице, Юля рассказала об их проблемах, а Лариса вспомнила, что ее одноклассник стал авторитетным педиатром, может помочь.

И тот помог, и девочки поправили здоровье, выросли, пристрастились путешествовать, завели канал «Две сестры_Travel», ставший очень популярным, Лариса, ставшая бабушкой Ларисой, регулярно его смотрела и с гордостью говорила своим внуку и внучке: «Родственницы ваши, вашего покойного деда дочери. Веселый был у вас дед. Разносторонний». Но внука и внучку это не заинтересовало, они были хоть и малы, но уже хорошо разбирались в окружающем мире, их ничего в нем не удивляло, как и других жителей наступившего нового времени.

Правда, с самой Юлей Лариса к тому времени перестала общаться: Юля еще раз вышла замуж, родила новому мужу сына, и Ларисе стало обидно за Виталия, как было бы, наверное, обидно ему самому, если бы он остался жив.

Настя, очнувшись от тяжелого сна, первым делом хотела потребовать телефон и увидела, что он рядом, на тумбочке. Взяла его. Телефон пах чем-то едко-химическим — наверное, обработали. Позвонила Алисе. Дочь обрадовалась, сказала, что у нее все хорошо, у папы тоже все хорошо, а у тебя, все хорошо? Да, все хорошо, через силу улыбнулась Настя. Вот и хорошо, сказала Алиса.

Насте было немного досадно видеть и слышать дочь такой успокоившейся, будто ничего особенного не произошло. Но ее можно понять: мама в больнице, с ней там не может случиться ничего плохого, и она ведь сама говорит, что у нее все хорошо. Пусть это не совсем так, дети чувствуют, когда их немного обманывают, но Алиса согласна быть обманутой. И понимает не хуже взрослых: если кому-то совсем плохо, то не хватит сил притворяться. Так что, даже если маме и не совсем хорошо, но достаточно хорошо, чтобы говорить, что хорошо. Железная логика психологического самосохранения, подумала Настя и порадовалась тому, что может так ясно мыслить.

— Папу позвать? — спросила Алиса.

— Да нет. Или позови, — тут же передумала Настя.

И Антон возник на дисплее. Значит, был рядом с Алисой. Настя почувствовала непрошеный приступ благодарности. Даже в носу стало влажно и глаза чуть-чуть защипало. Это меня от болезни так размягчило, объяснила себе Настя. И задала пустой вопрос из разряда тех, которыми обмениваются муж и жена, когда не о чем говорить, но ощущение диалога все же нужно — так, наверное, попискивают обезьянки в вольере, обозначая: «Я тут!» — «И я тут!» — «Я ем банан!» — «И я ем банан». Вроде и не сказали ничего, и поговорили.

— Как вы там? — спросила Настя.

— Нормально. Ты-то как?

— Лежу.

— Что говорят?

— Ничего. Я спала, врачей нет сейчас, — Настя оглядела палату и, понизив голос, сообщила: — Нас тут шесть коек.

— Хорошо сказала — нас шесть коек, — улыбнулся Антон.

— Да ладно тебе. Я еще к системе подключена, качают что-то.

— В тебя или из тебя?

— Очень смешно.

Совсем теплый и дружеский разговор получается, будто ничего не было, спохватилась Настя. Надо как-то повернуть разговор, но как? Связь громкая, Алиса слышит. Придется учесть на будущее и больше этой ошибки не повторять, а сейчас просто закруглить разговор чем-нибудь нейтральным.

— Извини, если нарушила твои планы, — сказала Настя.