Слоеный торт - Коннолли Дж. Дж.. Страница 70
– Кто это тебе сказал?
– Кларки сообщил на днях.
– Почему он считает, что это дело рук немцев?
– Мы так предположили.
– Хорошо. Если всех устраивает думать, что с теми двумя разделались немцы, это отлично. Будем надеяться, что шайка иногородних считает так же.
– Ведь это ты их убрал, верно? – допытывается моя дерзкая половина.
Ансамбль внизу мучительно затягивает «Всем бывает больно». Джин умолкает и закуривает сигарету. Смотрит на меня, переводит взгляд на Морта, словно не может поверить тому, что только что услышал. Сейчас раздастся барабанная дробь.
– Ты наглеешь прямо на глазах, сынок. Но, учитывая то, что мы все сейчас разоткровенничались, а показания, основанные на слухах, особенно если их будут давать негодяи вроде вас, в суде не примут, я вам расскажу.
– Нет, Джин, если не хочешь, не говори. Я спросил не к месту.
Помни: будь осторожен, выслушивая людей. Не позволяй им болтать лишнего.
– Нет, ты спросил сейчас, – угрюмо произносит Джин, крутя в пальцах «Данхилл», – сейчас и расскажу. Они без предупреждения появились на набережной Паддингтон во вторник, на следующий день после того, как ты заявил Джею Ди, что их таблетки ни хрена не стоят. Он и его Шмара. Требовали отдать им деньги здесь и сейчас. Она стала угрожать полицией, он заорал, чтобы она заткнулась, начал лупить ее, бил так, что у чертовой бабы искры сыпались из глаз. И тут Микки-Железяка решил первый раз в жизни проявить инициативу и вынес Герцогу мозги в тот момент, когда он стоял над ней и кричал, чтобы та поднималась. Что? Что вы ржете? Два трупа – это ни хрена не смешно.
– Просто ты смешно рассказываешь, Джин. – Морти плюхается на диван и устраивается поудобнее со стаканом виски. – Я начинаю чувствовать себя среди вас изгоем. Я ведь уже никого не убивал многие годы.
– И ее тоже пришлось убрать? – спрашиваю я.
– Ну, сам понимаешь, в таких делах нужно быть практичным. Мне не по душе убивать дамочек, так что Микки… ну, понятно.
Когда этот джентльмен Джин разделывал недавно ночью деликатесные свиные яйца из китайского ресторанчика, он, буркнув: «Извиняюсь», принялся делать это пальцами. Этими же пальцами он отрезал трупам головы и руки. Одному дьяволу известно, где они теперь. И знать этого не хочу.
– Думаю, нам нужно взять таблетки, продать их Эдди, поделить между собой два с половиной миллиона, навсегда закрыть лавочку и разбежаться в разные стороны, – объявляю я.
– И кинуть их с долей? – уточняет Морт.
– Называй это как хочешь. Я предлагаю поступить с ними так, как они поступили бы с нами.
– Мы можем привлечь страшную огневую мощь. Молодой мистер Кларк полагает, что обнаружил место, где они скрываются со всем добром, – распрямившись, сообщает мистер Мортимер и, оживившись, потирает руки.
– Никакой резни или актов возмездия. Шкуру с медведя можно снять разными способами.
– Не понимаю, – хмурится Джин.
– Медленно-медленно, по-обезьяньи.
– Одно меня раздражает, – говорит Морти. – Это Эдди или кто-то из его людей убил моего кузена Тревора?
– Я специально спросил его об этом, но он категорически отверг какую-либо причастность к делу Кинки, выразил по этому факту сожаление и высказал надежду, что те две «штуки» не посодействовали кончине парня.
– Ну, тогда ладно, потому что… ну, знаете.
Тебе пришлось бы что-то предпринимать, так что я сэкономил тебе кучу времени и уберег от неприятностей, таких, как, к примеру, пуля в висок от мистера Бойца. Последнее время мне как-то легко врать людям. В начале следующей недели хочу убраться из Лондона. Здесь становится слишком душно и опасно. И от этих двоих не мешало бы удрать так далеко, как только может позволить мне моя человеческая природа. Ничего личного, мне всего лишь необходим голубой океан, морепродукты и подтянутые девочки, никаких старых ворчунов, никаких пистолетов и угрюмых лондонцев.
Музыка внизу резко прерывается на середине песни «Величайшая любовь на свете». На смену ей приходят крики и вопли, звон разбивающегося стекла и гул в панике разбегающейся толпы. Кажется, Джин и Морти ничего не замечают. Я подхожу к окну и с выгодной позиции второго этажа вижу, что на переднем дворике завязалась масштабная уличная драка в стиле вестернов. С одной стороны в ней участвует владелец пивнушки с группой вышибал в черных бабочках и черных кожаных перчатках, с другой – двадцать подвыпивших разухабистых молодчиков. Вот они сходятся в рукопашном бою. Передышка. Призыв к атаке и снова битва. Ребята набрасываются друг на друга с бутылками, битами, инструментами и обломками мебели. Должно быть, внизу никого нет, потому как весь народ вывалил на улицу.
С воем сирен, мигая синим маячком, в рекордное время прибывает полицейский патруль. Легавые стремительно выскакивают из передних и задних дверей с дубинками наперевес, готовые тут же вступить в схватку. Вскоре все смешивается и перерастает во всеобщую драку. Полицейские пытаются арестовать зачинщиков, но их подружки-истерички прыгают на спины ребятам в форме, царапают лица и получают от их коллег легкий удар по губам. Прибывает еще один наряд патрульных. Какой-то молоденький местный абориген, пьяный и не замечающий ничего вокруг, пошатываясь, пристраивается помочиться к первому полицейскому фургону. Проходящий мимо легавый шарахает ему дубинкой прямиком по голове. Тот валится и удерживается на ногах лишь благодаря тому, что вклинивается головой между дверцами машины. Он, не прекращая, мочится на штанину. Это забавляет полицейского. Начинают прибывать кареты «скорой помощи», как будто какая-то добрая душа заблаговременно заказала их. Через неделю в это же время я хочу быть в Мексике или на Шри-Ланке.
Начинаю ощущать себя каким-то добровольцем из тех, что вступают в армию с целью увидеть мир. Им обещают здоровый образ жизни, катание на лыжах, скалолазание и мореплавание, а в итоге все заканчивается проживанием в бараках где-нибудь в Эссене, ежедневными пьянками и поеданием гор жареной пищи. Я не нанимался на работу в качестве официального наблюдателя мини-бунта в Килберне, намеченного на субботний вечер.
Мне просто необходимо уехать из города. Официальный траур по Джеймсу Лайонелу Прайсу можно считать официально оконченным. Прошло уже ровно двадцать четыре часа с момента его смерти. Однако это только разгорячит полицейское расследование. Надеюсь, похороны Джимми состоятся еще не скоро, потому как законники не выпустят тело, пока не найдут подозреваемых или обвиняемых. Джин и Морти в качестве выражения соболезнований пошлют для виду большие венки, указав на карточках лишь свои инициалы. Всем хорошо известно, что парни из уголовной полиции любят сновать на кладбищах. Но вряд ли эти двое туда явятся лично, потому, как полиция наверняка установит слежку и везде понатыкает своих ребят с телеобъективами. Несомненно, огромный венок придет и от Эдди: мол, «Покойся с миром, мой непонятый друг».
– Знаешь, куда метит твой дружок, мистер Мортимер? – с идиотской ухмылкой школьника спрашивает Джин.
– Куда же, мистер Макгуайр? – интересуется Морти.
– Прямо в гангстеры. У него есть задатки дона, – отвечает Джин.
– Ну и каков же наш следующий ход, гений? – подкалывает Морт.
– Да, что будем делать, киллер ты наш? – стараясь не рассмеяться, допытывается мистер Морти.
Оба посмеиваются и, воздев руки ладонями вверх, смотрят на меня в ожидании ответа. Очевидно, их комический дуэт действительно веселит их самих. Запястье убивает меня. Оно распухло и сильно болит. Рыбные палочки растаяли и капают пахнущими рыбой, солеными каплями прямо на ковер. Придется окинуть этих двоих шутников неодобрительным взглядом. Тут, щелкнув пальцами здоровой руки, я вспоминаю, что действительно есть одно срочное дельце.
– Вот что, Морти. Пока я не забыл. Объясни Шанксу, что груз ушел, передай, чтобы в следующий раз не валял дурака, а прислал к нам кого-нибудь из своих стрелков. Хочу спровоцировать Клауса, главаря немцев, на решающий ход. Мне не хочется, чтобы он запорол нам все дело на этой стадии операции.