Святоша - Заварелли А.. Страница 5

На этот раз она смотрит на меня.

— Так ты говоришь людям, как тебя зовут, верно?

— Так меня зовут.

— Конечно, это так.

Она закатывает глаза.

— Точно так же, как меня зовут Сторм. Давай на минуту будем честными друг с другом. Ты мне не нравишься, и я тебе не нравлюсь. На самом деле, я думаю, мы очень похожи в том, что мы оба ненавидим каждого, кто трахается. Но нам приходится делиться нашими игрушками. Так уж повелось. Так что, ты волнуйся о себе, а я буду волноваться о себе. А пока ты можешь посмотреть, как я его хорошенько трахну, если хочешь.

Думаю, в конце концов, мое любопытство побеждает. Потому что я сажусь на кровать и делаю именно то, что она предложила.

Я наблюдаю.

Она права в том, что мы с ней похожи. Может быть, именно поэтому мое любопытство берет надо мной верх. Это на меня не похоже. Я не объединяюсь ни с кем. Меня не интересуют истории других людей. Их мысли, их страхи, что угодно.

Но не часто я натыкаюсь на кого-то такого же трахнутого на всю голову, как я. Итак, эта девушка, она очаровывает меня.

Ее лицо опущено вниз, когда она приступает. Сторм будто в трансе, нанося те самые необратимые повреждения, которые она оставляет на всех своих игрушках. И только теперь, когда я нахожусь в непосредственной близости, я могу это увидеть.

Причина, по которой она прячется в тени.

Ее рука представляет собой беспорядочное месиво из кусков плоти и шрамов, как и правая сторона ее лица. Они хорошо замаскированы под макияжем и черным париком. Но под мягким светом лампы они очевидны так, как я никогда не замечала их в темном баре.

Ожоги.

Она была обожжена.

Сильно, судя по всему.

Она смотрит на меня и ловит мой пристальный взгляд.

— Ты почти закончила? Я не обязана позволять тебе смотреть, ты же знаешь.

Ответом мне служит кивок и новая лазерная фокусировка на выбранном ею холсте. Но в моей голове все еще крутятся шестеренки.

Я могу только представить, каково это - носить на себе настолько заметные шрамы. Люди все время смотрят. Молча строят предположения. Приходят к собственным выводам. Молча осуждают тебя и жалеют одновременно.

Мое уважение к ней только растет в этот момент уязвимости, которым она поделилась со мной. Позволила мне увидеть ее так близко. Это не было случайностью или спонтанным решением.

Ум этой девушки - это шахматная доска, и каждый ее ход тщательно продуман.

Она работает быстро и эффективно. Татуировка грязная и глубокая. Слишком глубокая. Этот парень никогда не сможет вывести ее клеймо лазером со своей кожи. До конца жизни. Когда он будет смотреть в зеркало, он будет видеть это слово, взирающее на него.

Двуличие.

Я знаю из новостных статей, которые начали появляться, что она использует другие слова. Неверность. Жадность. Похоть. Зависть. Обман.

Все это название грехов, но теперь они имеют для меня новое значение. Забавно, как меняется полотно, когда встречаешь художника. Все начинает обретать смысл. Или нет. В данном случае ее слова описали полный круг. Загадка не в разных грехах, а только в одном.

Неверность.

Все остальные грехи - лишь поверхностная имитация. Другой путь к одной и той же цели.

Все эти мужчины - изменщики. И когда они возвращаются домой после измены, невозможно скрыть то, что они сделали. Они признаются и на коленях просят прощения у своих жен, в то время как Сторм продолжает жить, как будто этого никогда не было.

Но она не ограничивается только татуировками.

Когда она заканчивает с его грудью, она портит его лицо. И я имею в виду, действительно портит. Ожогами от сигарет и следами от ножа.

Мое лучшее предположение на этот счет? Она хочет, чтобы он был таким же уродливым снаружи, как и внутри.

Или, может быть, таким же уродливым, какой она сама себя ощущает.

Если бы я могла сопереживать кому-то, я бы остановила Сторм. Но я не могу. Я испорчена по-своему, и слезы богатеньких парней - мой любимый опиат.

Когда все сказано и сделано, я ничего не чувствую, когда смотрю на него.

Когда Сторм убирает вещи и собирает сумку, я не чувствую ничего, кроме пустоты. Она идет к двери, и я думаю, что она собирается уйти. Но сначала она бросает мне гранату.

— Тебя зовут Тенли. Тенли Олбрайт.

Вздрагиваю, делая это непроизвольно.

Сторм улыбается.

— Как...

— Не волнуйся, — говорит она. — Твой секрет не уйдет дальше меня. Но на улице поговаривают, что один коп неравнодушен к тебе, милая. Так что, может, тебе стоит сделать одолжение всем остальным и держаться подальше от дороги.

С этим прощальным подарком девушка покидает меня. А я все еще смотрю на дверь и думаю, не было ли все это галлюцинацией. И не накачала ли она меня наркотиками.

В этот момент клиент решает пробормотать связную мысль.

— Тот парень.

— Какой парень?

— Фотография, — стонет он. — Однажды ты показала мне фото этого парня.

Теперь мысль работает на полную катушку. Встаю с кровати и двигаюсь к нему. Он отшатывается, но деваться ему некуда.

— Пожалуйста, — умоляет он. — Я пытаюсь дать тебе то, что ты хочешь.

— Как, блядь, его зовут? — требую я.

— Не знаю, — изрыгает он. — И никогда не знал. Но я думаю, что он полицейский. Я видел как он околачивается поблизости.

— Где именно?

— В том баре внизу, — говорит Джон. — Он обследовал это место. Но не допоздна. Он всегда там после десяти, когда я его вижу. Я слышал, как парень спрашивал о тебе. У него был твой фоторобот, он говорил людям, что вот так ты можешь выглядеть сейчас.

Обдумываю слова Джона, пока взглядом буравлю его лицо. Все кажется слишком простым. И это не имеет смысла. Не может быть, чтобы Александр был копом.

— Если ты мне лжешь...

— Клянусь, — говорит он. — Я не лгу. Я просто хочу, чтобы ты и та другая психичка оставили меня в покое. Пожалуйста.

Я улыбаюсь, прежде чем повернуться на пятках и направиться к двери. Похоже, этот мудак наконец-то усвоил урок.

И в кои-то веки я рада услужить.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Скарлетт

Не хочу быть дурой. Даже очень красивой.

Часы на плите светятся неоново-зелеными цифрами, когда я выбираюсь из постели. Уже одиннадцатый час. И я стала вампиром. Теперь официально, хотя я и не уверена, когда именно это произошло. Я охочусь всю ночь и дремлю днем, оживая только с заходом солнца.

Пока я сижу за стойкой и потягиваю свой кофе, вокруг царит тишина. Тишина. Всегда тихо. Никакого телевизора. Никакой музыки. Только тишина.

То, в чем я одновременно нуждаюсь и что ненавижу больше всего.

Я гиперчувствительна по своей природе, и мои ночи шумные и хаотичные. Подавляющие. Свет и шум - это кислота, разъедающую мою психику, но я терплю. Это мое наказание за игру.

Когда моя кружка пуста, я надеваю старую футболку, пару леггинсов и зашнуровываю кроссовки - в стиле кроличьих ушек. Потом еще одна чашка обычного кофе. Невроз.

Приборы на первом месте. Я вынимаю вилку из розетки и проверяю их снова, а потом еще пятьдесят раз, просто чтобы убедиться. Потому что может случиться пожар, и тогда животные в здании могут оказаться в ловушке, потому что днем не все находятся дома. И я считаю ручки на плите, потому что никогда не пользуюсь ею, но знаете... Может, одна из них сбилась. А может, я включила ее, когда хотела проверить, выключена ли она. Весь этот парад безумия обычно занимает у меня около пятнадцати минут или около того.

Когда ухожу, я закрываю все шесть замков на своей двери. А потом пересчитываю их. А затем снова запираю их, потому что, возможно, я пропустила один.

Третий и последний шаг моего компульсивного расстройства - задержаться в коридоре, как какая-то сумасшедшая, которой я, по сути, и являюсь, сопротивляясь желанию вернуться в дом и все перепроверить. Я говорю себе, что все в порядке. Я говорю себе, что все сделала правильно.