Потрясение грани (СИ) - Артюхов Олег. Страница 28

– Насколько я знаю, к именам стражей раньше присоединялся титул «мут».

– Что-то такое было очень, очень давно, – ответил рыжий, – об этом упоминается в древних хрониках. Но в те стародавние времена сами Повелители несли службу и называли себя так. С тех пор прошло много времени, сегодня уж никто о том и не помнит. Мы, получившие жизнь от Сошедших с Небес теперь службу несём, и отряды наших братьев нетер стерегут южные и северные рубежи.

Так, понятно. «Нетер» означает «страж». Здесь службу несут и работают полубоги, а сами тиаматиане теперь имеют самый высокий статус.

– Хорошо. Ведите, служивые, показывайте апартаменты.

Пройдя через тронный зал в боковую галерею, я выбрался на открытую площадку и невольно остановился, поражённый изменениями ландшафта. Исчез сплошной тропический лес, превратившийся в отдельные зелёные островки между каменных обломков, торчащих то тут, то там из протяжённых осыпей. Пропали все наружные сооружения: высокие круглые башни с коническими зубцами, домики в виде сот у их подножья, арки и смотровые площадки. Вместо них повсюду бугрились затянутые землёй и зеленью холмы. Прежде от дворца к берегу вёл широкий лестничный спуск, который теперь превратился в узкую, грубо сложенную лестницу из десятка маршей.

Со стороны дворец Энки выглядел непривычно просто, я бы сказал, сурово, и больше походил на крепость без малейших намёков на утончённость и соразмерность. Даже на первый взгляд было понятно, что Земля изменилась не в лучшую сторону. Великолепный мир богов бесследно исчез, уступив место эпохе полубогов и людей, эпохе жестоких законов и эгоистичных понятий.

Стражи привели меня в просторное помещение, состоящее из двух комнат с небольшим источником воды и обширным жёстким ложем. Устроенный грубо и прочно интерьер не имел малейшего намёка на изысканность. Уступая усталости, я наспех ополоснулся и завалился спать.

К странным снам мне не привыкать, не стала исключением и эта ночь, опять закинувшая меня в иную реальность.

…Я с трудом удерживал равновесие на самой вершине пирамиды, а над головой едва заметно колебалась бескрайняя зеркальная плёнка, в которой весь мир отражался кверху ногами. Зрелище, прямо скажем, неприятное. Подо мной у подножья пирамиды происходило какое-то движение. Приглядевшись, я увидел, что там белые люди гонят многотысячные стада разных животных белого цвета. В верхнем отражении те же люди и животные, да и сам я почему-то выглядели чёрными, как в негативе.

Я не успел осознать этот парадокс, потому что мой мир и его отражение начали соединяться. Я закричал от ужаса, когда надвинулся мой верхний двойник, и мы начали проникать сами в себя, поглощая друг друга. Всё перемешалось и начало сжиматься. Повсюду сталкивались и исчезали противоположности: свет и тьма, электричество и гравитация, радость и горе, зло и добро. Всё провалилось внутрь самого себя. Триллионы триллионов объектов, субъектов, процессов, правил, законов и понятий хаотично поглощали друг друга и, в конце концов, устремились в одну точку сингулярности, втянувшую в себя оба мира.

В невероятной тесноте конечного хаоса я с трудом сохранял сознание, и, наконец, мой разум возмутился и решительно этому воспротивился. Изо всех сил рванувшись вон, я разглядел едва видимый выход. Раздвигая материю невероятной плотности, я, наконец, вырвался на свободу и оказался в иной реальности…

Разбудил меня вежливый толчок в плечо. Я вскочил, сразу принимая боевую стойку, но опустил руки, увидев хранителя в красных одеяниях.

– Повелитель Энки ждёт Избранного через десять делений круга в верхнем храме.

Он повернулся к выходу, но я успел спросить:

– Э-э, любезный, не подскажете ли дорогу к этому самому верхнему храму.

Не оборачиваясь, он ответил:

– Тебя проводят, – и вышел.

Зря я его так назвал, не очень-то он любезен. Или ему не понравился лично я? Или моя физиономия? Ну, да, леший с ним.

За входной дверью меня ждали два стража. Другие. Утренняя смена. Они провели меня через площадь к склону холма, по которому зигзагом вверх вела каменная лестница. Отсчитав 144 ступени, я оказался на узкой площадке с высокой аркой, тоже охраняемой суровыми стражами. За аркой начинался короткий лестничный марш, ведущий в просторную капеллу.

Всё пространство верхнего храма, казалось, было наполнено светом и воздухом. Такая иллюзия достигалась гладким покрытием стен и свода белоснежным мрамором и большими арочными проёмами на четыре стороны. В центре капеллы стоял золотой стол с золотыми скамьями, накрытыми мягкими чёрными подушками. К дальней стене примыкала огромная золотая кушетка с толстым чёрным тюфяком. Другой мебели здесь я не заметил.

За столом вполоборота сидел Энки, одетый по местным меркам в очень скромную одежду: длинную чёрную рубаху с короткими рукавами и высокие кожаные сандалии типа римских калиг. Он откинул назад свои длинные белые волосы, перехваченные поперёк лба узкой чёрной лентой, и указал на одну из золотых скамеек.

– Садись, Антон, – негромко произнёс он, – Мне доставили данные воздушной разведки. Твои сведения подтвердились, и завтра я атакую горное гнездо «скорпионов». Передовые отряды и специальная техника уже в пути, вечером со мной отправляются основные силы. Я предвижу твои возражения и потому сразу скажу: оставь их при себе. Если в ближайшие дни я не уничтожу вражеские базы, они атакуют сами, или придумают ещё какую-нибудь гадость. На это они мастаки. Я не могу допустить гибели моей цивилизации и моих владений. Сейчас мне нужно кое-что уточнить, и в этой связи у меня к тебе несколько вопросов…

Через час содержательного разговора Энки поднялся, что означало окончание аудиенции, и проговорил:

– Твои сведения очень важны, и теперь я уверен в удаче. Ты можешь оставаться здесь сколь угодно долго, но в целом, я тебя не задерживаю. Ты свободен. Возьми у хранителя знак. Каждый, кто увидит его, обязан пропустить тебя всюду и оказать посильную помощь.

– Повелитель, позволь отправиться на юг во дворец Нин.

– Не советую. Собственно, дворца больше нет, только руины и кое-какие вспомогательные сооружения. Если тебе это важно, то самой Нин в Тильмуне нет, она теперь живёт в столице. Никого в сопровождение тебе дать не могу. У меня ни одного лишнего шема, и ни одного лишнего стража.

Я откланялся, простился и ушёл восвояси, чувствуя непонятную вину, за то, что, сообщив Энки важную информацию, тем самым косвенно подтолкнул его на необдуманный поступок. Я мысленно дал себе подзатыльник, вспомнив поговорку дядьки Николая: не знаешь – молчи, знаешь – помалкивай.

В хранилище я запасся ячменными лепёшками и сухим сыром, прихватил флягу с водой и мачете. Затем у хранителя Жизни я выпросил противомоскитную фибулу, помня о зверских повадках здешних насекомых.

Спустя час я уже спускался по лестнице вниз. Плохо вымощенная нижняя площадь незаметно перешла в каменистую местность, где между дикой порослью невысоких кустарников, редких деревьев и отдельных куртин акации появились открытые проплешины, что позволило мне прибавить скорость.

Ласковое утро незаметно уступило место изнурительно жаркому дню. И хотя с озера дул влажный ветерок, солнце начало ощутимо припекать плечи и голову. Насквозь промокшая от пота одежда слегка раздражала, но я понимал, что скоро приспособлюсь, и не буду замечать, ни палящего солнца, ни душной жары.

Я шагал и шагал, не чуя под собой ног, во все глаза глядя вокруг. Видимые и ощутимые изменения поражали. Природа сохранила первозданную свежесть, но стала другой, более суровой и скудной. Из-за сухого и жаркого воздуха исчезли густые широколиственные леса, изумрудная зелень которых раньше кишела всевозможной экзотической живностью, пестрела всеми цветами радуги от невероятного количества цветов и бабочек.

Теперь повсюду громоздились каменные россыпи, чередующиеся с единичными деревьями и густыми зарослями кустарников. Ближе к воде виднелись рощи финиковых пальм и иных деревьев. Иногда попадались груды камней одинакового размера и формы, и я понимал, что это остатки кладки каких-то сооружений. Пройдёт ещё две-три тысячи лет и растительность превратит их в неприметные заросшие холмики. Очень жаль, что безвозвратно исчезла великолепная культура времён расцвета цивилизации тиаматиан. И теперь я понимал, отчего, когда и как она исчезла.