Прекрасное далёко (СИ) - Ра Юрий. Страница 3

- Ты кто?

- Я Светка, Шульженков дочка я, вот из этого дома. – Перепачканный палец указывал на дырку в заборе, где и началось это светопреставление.

- Живая, Светка? Испугалась?

- А то! Я сижу, а оно вдруг как прыгнет! А потом как поскачет! А все как заорут! Мрак. А мы кабана забили уже, даже кровь пили. И мне тоже налили как большой. А он всё равно как вскачет! А теперь что, он совсем убежал? А как же Нинку замуж выдавать, если мясо не продадим? А Нинку никак нельзя обождать, её срочно надо, пока пузо не надулось. Папка говорит, ей скоро парашют нужен будет вместо свадебного платья…

Девочка как включилась на передачу, так и вещала, не то кнопка переключения на приём сломалась от душевных переживаний, не то по жизни западала. Николай поставил пулемётчицу-говорунью на землю, более всего его волновало, как далеко убежит свинья, поймают ли её хозяева, будет ли смертница отбиваться или уже околеет. Но нет, и свинья скрылась за горушкой, и её преследователи – увидеть ничего не получится.

-… а я им говорю, если и мне не дадите свиное ухо, я ваши покусаю! – Оказывается, Светка еще не замолчала.

- Николай, ну ты дал стране угля! Как же ты смог-то?! Прямо чистый тореадор!

- В смысле?

- В смысле, что к кабану рванул, словно забодать его хочешь, а потом такой выгнулся, девку хвать с холки! Кабан мимо просвистел, а ты такой стоишь как ни в чём не бывало! Герой!

- Так а я чего? Я ничего. Вдруг бы скотина её стоптала?

- Деревенский, по ходу?

- Не так чтоб совсем, но подворье своё у родителей есть. Мать на нём трудится.

- А отец?

- А отец в шахте трудится, ему не до скотины.

- Фёдор, ты видел, какой Герасимов подвиг совершил!

- Видел-видел! На его месте так поступил бы каждый.

- А чего ж ты не поступил? В канаву летел как пуля.

- Видать, я не каждый. Мы с тобой, Семен, оба оказались не каждые.

Глава 2 Потеря и находка

- Нет, дорогие товарищи! Мы вас так просто из деревни не отпустим!

- Да как так, у нас же маршрут, комсомольское задание.

- Вот отпразднуем такую славную встречу, посидим как люди, в баньку настоящую вас сводим. А поутру свежие и отдохнувшие вы и пойдете по своему маршруту. Куда вы вообще намылились, если не секрет?

- Да какой секрет, хотим дойти до заброшенной сейсмологической станции, она у вас где-то неподалёку. За Коровьим перевалом. Знаете такую?

- Ну… что-то такое слышали. Когда-то. Место дикое, никого и ничего там нет. И надобности туда шляться тоже ни у кого нет. Ученые оттудова и съехали потому.

- Почему?

- Транспортом добираться очень долго, круголей таких давать приходилось, что ужас. А пешком много не унесёшь. Вот они помыкались-помыкались, да и прикрыли свою рабораторию. Тьфу, лаболато… станцию закрыли. Не ходим мы туда. – Дядька неизвестного звания и должности, но явно главный в деревне слегка посмурнел лицом. Ему явно было неудобно оттого, что он не мог дать проводника туристам, таким хорошим людям, сходу спасшим дочку лучшего комбайнёра и механизатора. От пришлых переговоры вёл комсорг, для него было важно, что все организационные моменты именно на нём. Он бросал благодарные взгляды на Колю, не пытающегося перехватить командование. И вообще Николай повел себя как мужчина, надо статью про него сочинить или агитационный листок. Мол, героизму всегда есть место в жизни, а комсомольцы всегда в строю. Или что-то в этом роде. Даже странно, что Герасимов не вступил в партию. Эдак он выше зама никогда никуда не вырастет, надо ему подсказать этот момент.

Всё-таки Федька скала! Железной рукой и авторитетом комсорг таки не дал превратиться дружеским посиделкам во имя смычки города и деревни в разнузданную пьянку. Хотя до бани дело так и не дошло, отряд не потерял ни одного бойца. Или не заметил потери. Раннее утро, туманное как в одном романсе, подняло руководителя экспедиции на ноги, а уже он поднял всех своих, дабы по холодку уйти подальше от деревни, туда, куда не ступала нога местных, которым нафиг не надо карабкаться по неудобьям. По косогорам и осыпям, где дурная корова ногу сломает, а нормальному человеку вообще делать нечего. Народ в автоколонне дисциплинированный, знали, на что подписывались. Встали, сполоснули подопухшие рожи водичкой и пошли. Девушки выглядели бодрее, тем более что они и пили чисто для поддержания компании. Опять же им не привыкать вставать в несусветную рань, женская доля такая.

Два часа до первой остановки отмахали, где и встали на первую днёвку.

- Командир, так всё-таки скажи, почему было не позавтракать в деревне?

- Да, Федя, почему?

- Как дети, честное слово. Ну сами подумайте, вас же как родных там приняли, значит лечить бы стали после вчерашнего.

- Да мы вроде не сильно того.

- Народ у нас приветливый, всяк судит по себе. Кто-то бы отказался здоровье подправить, а кто и попал под тлетворное влияние лекарей-самоучек. Нам с вами в походе пьяный товарищ нужен?

- Не, в походе такого счастья не надо. Если на привале усугубить, то нормально. На вечернем, конечно. А перед выходом – не.

- Вот и я о том же. А так мы вышли без завтрака, никто и не чухнулся. Скажи, Николай? Николай!

- А где он?

- Да небось посс… до ветра отошёл.

- Ну да. Наверное. Коль, выходи уже!

- Николай, отзовись! А когда его последний раз видели?

- Можа он в деревне остался. Как самый опытный товарищ.

- Не, я помню, вместе выходили. Я его еще слегка поддержала, когда он споткнулся.

- Сильно спотыкался?

- Ну вообще, да. Ему как раз полечиться бы не помешало.

- Так, товарищи, спокойно! Места тут светлые, медведей давно не видали, ничего страшного. Постоим, дождемся отставшего.

- А если не дождемся?

- Пойдем назад цепью, будем искать.

В то же самое время Коля Герасимов шел как ни в чем не бывало по маршруту. Вернее, брёл в некоем полусне-полубреду в неизвестном направлении. В его непроснувшемся сознании он шел с отрядом, ориентируясь на впередиидущего товарища. Так оно и было поначалу. Николай шел почти в середине колонны, постепенно смещаясь в её хвост, пока не стал замыкающим. А потом он еще слегка замедлился, а потом еще… В невысоких Уральских горах, которые на юге и горами назвать язык не поворачивается, заблудиться не так уж сложно. Везде деревья, подъемы и распадки, здоровенные камни, выходящие из земли. Ориентиров много, так много, что на незнакомой местности они превращаются в калейдоскоп. А если учесть состояние героя моего повествования… Дмитрий Моисеич Шульженко сильно любит свою дочку, так что отвязаться от его заверений в глубокой благодарности, а равно и налитых рюмок изумительного свойского самогона было трудно. По факту – нереально трудно. Вот Николай и не отвязался.

Осознание того, что он заблудился, пришло постепенно. Сначала он понял, что впереди него никто не топает, а уже потом догадался, что не представляет, где находится, в какую сторону идёт, с какой стороны пришёл, где все. Первое правило потерявшегося ему привили еще родители: потерялся – сядь на лавочку и жди, когда за тобой придут мама с папой. Не самый глупый вариант, между прочим. Может, не мама с папой, а товарищи или еще кто… но это лучше, чем пытаться выйти туда, где нет выхода.

- В лес нельзя идти бесконечно. Когда-нибудь ты доберешься до середины, а тогда начнешь из него выходить!

- Карр!

Диалог не задался, да Коля и не ждал от вороны чего-то путного. Он просто счёл, что уверенный голос и аргументы приведут его в состояние уверенности.

- Надо просто определить стороны света, а потом вспомнить карту. После этого нужно двигаться в сторону жилья или точки, из которой ты вышел!

В этот раз ворона не нашла возражений и молча улетела. А может, она просто не поверила в способность одинокого человека сориентироваться по сторонам света. Небо категорически заволокло плотными облаками, а мох на стволах деревьев давно плюнул на правила и рос там, где ему удобнее. Северная сторона? Сами там живите! Оставались косяки птиц, улетающих на юг, но дождаться осени не хватит никаких запасов. Вообще, надо сделать ревизию, что у Николая из этих самых запасов есть. Есть Николай любил, хоть и не злоупотреблял этим делом. Состояние нестояния после вчерашнего ненадолго приглушило эту любовь, но по своему опыту самоназначенный Робинзон знал – голод придет скоро. Не было такой болезни в его жизни, от которой бы его организм переставал алкать пищи телесной. Температура, ангина, дизентерия – в любом несчастии Коля был не прочь перекусить лет с тринадцати. Даже удивительно, как с такой любовью он не превратился в жиртреста. Жердяем при своём высоком росте он тоже не был, крепкого молодого мужчину с жердью сравнить никому бы не пришло в голову. Не атлет, но почти богатырь. Во всяком случае, Коле так думать о себе было приятно.