Истоки. Книга вторая - Коновалов Григорий Иванович. Страница 34

Чоборцов решил обойти высоту по долинам слева и справа, сомкнуть за ней полки. В глубоком блиндаже он собрал командиров полков, еще раз разыграл бой на карте.

Полковник Яголкин из Ставки омраченно молчал, скрестив на груди руки, прямо глядя перед собой.

– Полковник Чоборцов, – подчеркивая первое слово, заговорил он густой октавой, – почему решили наступать цепью? Устав требует наступать глубоко эшелонированно.

– Рота впереди, две уступами позади, что ли! Понесем большие потери от кучного огня минометов, да и не сможем использовать всю силу и плотность нашего огня.

– Вы вводите в бой все силы, а резервы где?

– Хватит с меня одного батальона. Отступать не собираюсь, товарищ Иголкин.

– Я против! Это безграмотно, противоречит военной науке…

«Молчать не буду. Не согнешь меня, гнули не согнули, а теперь я тугоносый стал… Да и не случись со мной беда, так бы, наверно, я и жил: есть, будет сделано! Ох, тяжел мой путь… Сколько могил солдат!..» – думал Чоборцов.

– Вы тут два дня. А я облазил все места, портки протер до дыр… Я прошел не только от границы, но и сверху – от генеральского звания до полковника. Я отвечаю. А если вы против, командуйте сами. Меня вы можете ставить хоть на роту, я пойду на прорыв. Я уверен в победе.

– Я протестую, товарищ полковник! – сказал Иголкин. Он надел шинель, папаху и, выходя из блиндажа, закончил: – Вас ничему не научили ваши ошибки, Чоборцов.

Поведение этого человека пробудило в Чоборцове напористость, нагловатую насмешливость.

– Ишь ты, козырь какой! – Он оглядел своих командиров глубоко сидящими глазами. – Может, еще кто не согласен со мной?

– Согласны, – сказал начальник штаба. Комиссар кивком головы поддержал его.

Проводя совещание, Чоборцов прикидывал в уме, за какое время доедет полковник Иголкин на машине по завьюженной дороге до штаба армии, попадет на прием к Валдаеву. Звонок телефона раздался в ту самую минуту, когда по его расчетам и должен был доложиться полковник командарму.

– Явитесь с начальником штаба и комиссаром, – тихо приказал Валдаев.

Чоборцов надел белый полушубок, энергично с хрустом затянул ремень на круглом стане.

– Все остается в силе, ничего не менять, – сказал он командирам полков. К машине шел развалкой, взметая валенками напорошивший по насту снежок.

Комиссар и начштаба сели в машине позади него.

Езда в сумерки по заснеженному волнистому полю успокоила Чоборцова. Вспомнилось море перед палаццо в Валенсии, где он жил в апартаментах из трех комнат…

В первое же утро его разбудили барабаны. Он вышел на глубокий балкон и увидел огромный, шествующий впереди солдат оркестр с множеством фанфар. Солдаты шли в синих комбинезонах за оркестром, высоко подняв головы, резко, не по-нашему махая руками на уровне груди, неся винтовки на плече…

Дивизия состояла из трех бригад: анархистов, социалистов и коммунистов. Ее командир считал, что обойдется без советника, и не принял сразу Чоборцова. И тогда он с переводчиком Шейниным поехал на позиции социалистов. Шутник Шейнин научил испанцев прощаться так: катись колбасой! Даниэль, как звали там Чоборцова, обучал испанцев тактике. Расставил он пулеметы по-своему, а не как у них – кучно. И в первом же бою выкосил не одну цепь марокканцев. Высокие, жилистые, с короткими сизокурчавыми волосами и очень белыми зубами, они ползли в атаку, как змеи, проворные и гибкие. Когда пленным марокканцам сказали, что этот белобрысый коренастый есть русский, они раскрыли рты в ужасе. Чего они так напугались, он не знал, но это его потешало. Льстило ему, когда враг боялся его, – это доставляло удовольствие. Потом командир дивизии подружился с ним, увидав в бою, как он сечет атакующих фалангистов с меткостью ворошиловского стрелка. Из России пришла посылка, и Даниэль Чоборцов щедро угостил испанцев водкой и икрой. Он привык к тому, что нужно доказывать свою правоту любому человеку, свой он или не свой. Никто никогда тебя сразу не поймет…

В коридоре школы, где разместился штаб, Чоборцов и комиссар переглянулись. Сняли шубы. Широкой ладонью Данила пригладил волосы на высоко выстриженной голове, повертел ею налево, направо, разминая мышцы шеи.

В кабинете Валдаева, кроме начштаба армии Сегеды, сидели человек десять офицеров. Валдаев поднял голову с коротким начесом на лоб, глядя на Чоборцова тяжело потемневшими глазами, пригласил сдержанным жестом:

– Докладывай.

Вертко поворачиваясь у карты, бросая стреляющие взгляды на полковника из Ставки Иголкина, сидевшего на диване скрестив руки, Чоборцов докладывал напористо:

– Я использую всю силу огня, наступая цепью. Атакующие будут идти следом за огневым валом. А пусти я по старинке, тремя эшелонами уступом, немцы посекут кинжальным огнем, минометами, орудиями. А теперь они не успеют сообразить – как я ворвусь на их позиции. Пусть рвутся ихние мины и снаряды за спиной моих орлов…

– Смело и безграмотно. Слепая отвага неосведомленного в науке, – заглушил Чоборцова октавой Иголкин. – Где и какие резервы у вас?

– Хватит с меня батальона. Довольно уступами-то густыми, колоннами-то подставлять себя под огонь. Густо наустилали убитыми снега… Я отвечаю за успех операции, – закончил Чоборцов, выпятив грудь.

Валдаев подпер ладонью удлиненное с подбородка лицо, слегка косясь на Иголкина. Тот прямо глядел перед собой серыми, стального блеска глазами.

«А Данила-то крупный характер… А я считал его… В огне рождается новый полководец, человек новый… Да, армия, военная мысль обновляются…» – думал Валдаев, вспоминая первые дни наступления под Москвой, когда сильный жестокий враг впервые был опрокинут и его били, как в запальчивой драке, чем попало и куда попало. Уж очень не терпелось изгнать врага, восстановить свое человеческое, солдатское достоинство.

– Утверждаю, – сказал Валдаев. Встал и спросил, есть ли у кого вопросы.

Иголкин удивленно вскинул брови, заерзал на диване, закурил.

– Чоборцов, – продолжал Валдаев оживленно, – ты должен прорвать оборону, наладить переправу через речку. В прорыв пойдет танковый корпус генерала Лаврова.

Чернявый генерал-майор с Золотой Звездой Героя Советского Союза на мундире, чуть великоватом на его дробной фигуре, встал и кивком головы подтвердил, что он понимает задачу.

– У нас в корпусе шестьдесят танков. Выйдите на прорыв. Мы подбросим вам еще. Жуков обещал в случае успеха корпус Катукова. Танки должны ворваться в Вязовый, перерезать узел дорог. Там у противника армейские склады.

Лавров попросил придать ему еще танковый батальон, находившийся в распоряжении Волжской дивизии.

– А чем я буду рвать оборону? – спросил Чоборцов и в ту же минуту, поняв свою ошибку, залился краской. – Хотя я не возлагаю особых надежд на танковый батальон… план строю на моих верных пехотинцах…

– Товарищ полковник, – улыбаясь глазами, колюче говорил Лавров, – вы со своим новшеством не забудьте наладить мне мост. Я командую танками, а не рыдванами.

– Мост будет. А приданный мне батальон танковый… уступаю, если надо, – сказал Чоборцов.

Валдаев улыбнулся твердыми губами.

– Уступать поздно, – возразил он. – Ты же имел в виду танковый батальон… Поедем на передний.

На крыльце Валдаев, глядя упорно на Чоборцова, сказал почти шепотом:

– Возьмешь к вечеру Вязовый, будет награда.

И он быстро сошел по скрипящим ступенькам в своих блестящих сапогах.

XXIX

Рота Крупнова расположилась в уцелевших избах у реки под защитой правого берега. Александр с несколькими красноармейцами поселился в бане, пахнувшей старым березовым веником и холодной золой.

Абзал Галимов и Соколов углубили пол, поставили стол, навечно вогнав в землю ножки. На столе горел фитиль в гильзе от снаряда. В печурке потрескивали дрова, горклый дым льнул к мокрым стенам, задернул потолок. Теперь запах старого березового веника перешибало солнечно-летним запахом ржаной соломы, которой застелили пол.