Истоки. Книга вторая - Коновалов Григорий Иванович. Страница 4

Подъехал мотоциклист и доложил, что штурмовики и пикировщики приземлились за лесом. Не успел он закончить рапорта, как радист гудериановского танка доложил, что оперирующий по тылам полковник Шмидт израсходовал горючее, встретил сильный артиллерийский заслон и просит помощи.

– Прикажите Шмидту танки зарыть в землю, биться до последнего снаряда. На помощь высылаю авиацию.

Несколькими волнами прогудела над головой воздушная эскадра. Гудериан, бросив недоеденное яйцо, выскочил на холм. Хейтель, улыбаясь, поднялся к нему.

Часть самолетов скрылась за дымным горизонтом, машин двадцать кружило над полем танкового боя. Лидирующий самолет накренился на крыло, пошел в пике. За ним последовали другие. Земля дрожала от разрывов бомб.

Хейтель не хотел первым уйти с холма, тогда Гудериан подхватил его под руку, и они проворно сошли вниз и залезли в подвал под магазином. При тусклом свете, лившемся через маленькое оконце в задней стене, Хейтель увидел человеческую фигуру. Он не знал, кто это, и внезапный страх охватил его. Когда же охранники осветили фонарями подвал, перед ними оказалась девочка лет двенадцати. Испуганно глядели ее почти слепые от ужаса глаза, губы вздрагивали.

– Ты кто? Что ты тут делаешь? – спросил Гудериан.

Девочка начала сильно икать, прижимая руки к груди.

– Понятно, почему коммунисты засекали мой танк, – сказал Гудериан. – Она шпионка.

Охранники увели девочку, и среди басовитого гула орудий резко прозвучали сухие выстрелы автомата.

Хейтель поверил, что эта девочка, в руках которой ничего не было, кроме измятого платочка, действительно разведчик. И все-таки ему было неловко оттого, что убили девочку.

Через сорок пять минут гул боя стал стихать, удаляться. Генералы вышли на свежий воздух, поднялись на холм. Горела рожь, трава, горели танки. В деревню носили раненых, некоторые шли сами, опираясь на плечи солдат.

И вдруг слева, ломая молодые деревья, вылезли два танка. Замерев на мгновение, как бы обнюхивая пушками воздух, они выстрелили по машинам резерва. Хейтель упал за могильную плиту. Его прикрыли собой охранники.

Бой с двумя русскими танками продолжался минут двадцать, но это время показалось бесконечно долгим. Когда все было кончено, Хейтель вышел из-за укрытия. Горели пять танков: два русских и три немецких. Немцы прочесывали лес. Несколько солдат окружили что-то в кустах акации. Хейтель подошел к ним. И то, что он увидел, навсегда осталось в его памяти: взявшись за руки, у дерева стояли два окровавленных человека. Глаза их вытекли. Это были два советских танкиста. Они запели дрожащими голосами:

Хейтель не знал слов, но слышал мотив этого коммунистического гимна, он резко повернулся и пошел к магазину, где сидел Гудериан.

– Уезжайте, – настойчиво сказал Гудериан, – в тыл прорвался танковый корпус русских.

Хейтель подозревал, что Гудериан запугивает его, чтобы он уехал, не дождавшись развязки битвы. Гудериан одному себе припишет ее успех.

– Бросьте в бой дивизию СС. Вы непростительно долго топчетесь. Не забывайте: тридцатого вы должны быть… – сказал Хейтель.

Снова, на этот раз севернее ржаных полей, разгорелись бои. Из-за леса, настойчиво вплетая в общий гул боя рев моторов, выехали с открытыми люками отборные эсэсовские части. Кроме крестов, на бортах танков были нарисованы оскаленные пасти волков, тигров, собак. Случилось то, чего и ждал Хейтель: русские танки не приняли боя, они свернули за холмы. И вдруг фельдмаршал увидел в бинокль, как на открытые позиции, в непосредственной близости от немецких машин, какие-то люди выкатывали длинноствольные зенитные пушки. Охранник без бинокля разглядел этих людей своими дальнозоркими глазами.

– Это русские! – крикнул он.

Русские стреляли по танкам. Головная машина завертелась на одном месте, разматывая гусеницу. Танк загорелся, автоматчики, шедшие за ним, залегли.

– Они зенитками стреляют по танкам! Странно, ведь наши танки проутюжили это место. Откуда же здесь русские?

– Это фанатики-смертники, – сказал Гудериан.

– Там смертники, тут смертники! Просто разведка наша спит.

– Коммунисты – все смертники. Их час пробил.

III

Хейтель не дождался конца боя. Возвращаясь под сильной охраной мотоциклистов, он увидел на переправе страшное: вся дорога и обочины ее километра на три завалены раздавленными машинами, опрокинутыми орудиями, мертвыми и умирающими солдатами. Страшно это было потому, что невероятный разгром свершился в глубоком тылу. Низкое заходящее солнце озаряло эту безобразную картину.

Вокруг же стояла тишина, и только какая-то болотная птица кричала в кустах ольхи. На дорогу выползали раненые и просто напугавшиеся солдаты. От них Хейтель ничего не мог узнать толком: говорили, что откуда-то появились танки, все приняли их за свои, а они вдруг начали давить машины, стрелять из пушек.

И, как это бывает с человеком, узнавшим о смертельной опасности после того, как она миновала, Хейтеля охватил запоздалый страх.

– Где они, русские? – резко спросил он раненого офицера.

– Не знаю, господин фельдмаршал. Ушли.

Но Хейтель сам догадывался, где русские: в сумерках зарницы вспыхивали на северо-востоке, доносились отдаленные разрывы бомб и снарядов.

Ночевал Хейтель в уже очищенном от советских войск небольшом городе, в единственном уцелевшем каменном доме. И хотя все улицы и окраины были забиты войсками, он долго не мог успокоиться. Хорошо, что в городке этом оказался штаб генерал-майора Габлица. Этот седой холостяк, прошедший со своей пехотной дивизией Польшу и Францию, жил с комфортом, возил с собою ванну, массажистку, богатый набор вин и тонкую, узкобедрую черноглазую любовницу из Андалузии. Он радостно встретил Хейтепя.

После ванны, массажа и сытного ужина с вином Хейтель успокоился окончательно. По радио были получены хорошие известия с других фронтов: всюду стремительно развивалось германское наступление…

Ночью слышались за городом редкие автоматные очереди. Адъютант Габлица сказал, что гестаповцы ликвидируют коммунистических разведчиков.

Утром Хейтель встал, как всегда, в шесть часов, проделал гимнастику в саду, принял ванну и вышел к завтраку бритый, свежий, помолодевший. Генерал-майора не было, а проворный, краснощекий, как и сам командир, адъютант сказал, что в городок на заре прилетел министр пропаганды доктор Геббельс.

– Еще бы, – добавил он, – такого сражения не бывало и больше не будет! Разрешите прочитать вам, господин фельдмаршал, сводку верховного командования?

Хейтель кивнул подбородком.

В сводке говорилось о быстром продвижении германской армии на восток, о развале советского фронта и отдельно сообщалось о крупнейших за всю историю войн танковых боях. Отмечались отличившиеся генералы, особенно Гудериан. Вся операция по уничтожению главных танковых сип Красной Армии осуществлена под руководством фельдмаршала Хейтеля.

Хейтель довольно улыбнулся.

– Кинооператоры снимают поле боя, – сказал адъютант.

После завтрака Хейтель собрался лететь в ставку. Он вышел на крыльцо, жмурясь от солнца. Было тихое утро, крыши с теневой стороны серебрились росой. Роса лежала и на траве, и на листьях яблонь. Улицы забиты грузовыми машинами, цистернами с горючим. Всюду на свежем воздухе слышались бодрые голоса команды.

Подали машину; Хейтель уже хотел садиться в нее, когда вдруг завыла сирена воздушной тревоги. В чистом темно-голубом небе, каким бывает оно только ранним летним утром, на большой высоте летели самолеты с красными звездами на плоскостях. Хейтель, отойдя от машины, смотрел на них из-под козырька фуражки, не спеша доставал папиросу из портсигара.

Загукали скорострельные зенитки, затрещали турельные пулеметы, установленные на машинах с пехотой. Норовя зайти на советских бомбардировщиков со стороны солнца, взмывали в небо истребители. Хейтель видел, как оторвались от самолета две бомбы, словно чернильные капли. Охранники и адъютант бесцеремонно схватили его и уволокли в какой-то подвал. Несколько взрывов потрясли землю, закачалась в подвале лампочка.