Истоки. Книга вторая - Коновалов Григорий Иванович. Страница 59

В штаб зашли Юрий, Савва и невысокий, седой человек с тонкими чертами моложавого лица – представитель Москвы по эвакуации заводов Большов.

– Захар Васильевич, мы защищаем Волгу, честь Союза, – говорил Савва.

– Защитить честь представлялась возможность не раз и не два, – возразил Большов. Его удивляла патриотическая наивность этих людей, по незнанию, очевидно, обсуждающих не подлежащее обсуждению.

Не подлежащее обсуждению решение было не что иное, как его мнение. Он не хотел, чтобы местные товарищи опирались в своих действиях на его недвусмысленные указания. Сами, одни должны решить судьбу заводов в соответствии с его мнением. Но он все слабее надеялся, чтобы можно было выдвинуть вперед себя в столь опасном деле Юрия Крупнова: угнетающее у него самообладание.

Взрывать заводы – тяжелейшая обязанность, особенно для Большова: он всю жизнь строил их. Но за войну ему приходилось взрывать много заводов, электростанций, затоплять водой шахты. Он понимал состояние рабочих и местных руководителей, лица которых заливала бледность при виде взрывов. Жертвы все тяжелы, только одни оправданны, другие опрометчивы. Нужно не упустить критического момента, взорвать вовремя – в этом суть хозяйственной стратегии войны. Все смертны, но каждый умирает в свое время. Преждевременный взрыв – позор ужасный, можно вместе с заводами самому взлететь на воздух. Эвакуация – то же самое. В октябре прошлого года в Москве кое-кто из крупных работников поплатился головой за то, что стал рассчитывать рабочих. Но и промедление с эвакуацией и взрывами страшно. Врагу достанется мощный комбинат: сталь, танки, пушки, минометы, да мало ли что можно делать еще на таком совершенном производстве. Большов знал случаи внезапного захвата заводов вражескими авиадесантами и танкистами. Рабочие выходили из цехов, а в проходной стояли немецкие автоматчики.

Во дворе за низким окном взорвался снаряд. Большов откачнулся от зазвеневшего окна, пососал порезанный стеклом палец.

– Если вы, Савва Степанович, не отдадите приказа об эвакуации, его отдам я через вашу голову, – сказал Большов скорее для Юрия.

– Это в том случае, если ее не будет у меня на плечах, – засмеялся Савва.

– Исполнение приказов – единственный способ укрепить голову, – пошутил Большов.

– Захар Васильевич, я жду вашего приказа.

Большов не имел права отдавать приказы.

В штабе было жарко. С крутого раздвоенного подбородка Саввы капал пот, жестко косили ястребиные глаза. Савва жевал мундштук папиросы, двигались уши. «Если не можешь убедить столицу в своей правоте, то не доводи ее упрямством своим до ожесточения», – думал он.

Кем бы ни были Большов и Савва – один нарком, другой бывший замнаркома, каким бы умом и опытом ни обладали командующий и член Военного Совета, они не могли приказать Юрию или снять с него ответственность. Тяжело чувствуя свою власть, взаимозависимость, свое место в этих необычайных обстоятельствах, Юрий пока молчал. Кроме их прямого значения в обороне страны, заводы таили в себе для Юрия что-то очень неразделимо личное, как жизнь людей, близких ему с детских лет.

Тяжелым потом, недосыпанием, недоеданием созданные заводы стали судьбой людей. Пеклись о них, как о почти живых, разумных и близких существах. Исступленный, как молодая любовь, был юношеский пафос индустриализации. Кто недостаточно горячо верил в обновляющую мессианскую силу машин, становился врагом.

– Без меня никто из вас не отдаст приказа. А я поговорю еще с Москвой. Двухсоттысячная армия рабочих будет в три раза сильнее, если за заводы драться будут. Иванов, пиши воззвание к рабочим. Не отдадим города, дома родного, родной семьи. Сделаем каждый дом, каждую улицу, каждый квартал неприступной крепостью. Заводам работать до последнего часа.

– Юрий, а не кладешь ты голову на плаху? – спросил Иванов.

– А ты, Анатолий, не рановато берешь топор в руки?

– Юрий Денисович, отпусти на передовую. Мое место там, где решается вопрос: быть или не быть… Сейчас мое оружие – перо, – говорит Иванов, потирая стынущий во вдохновенном ознобе лоб. – Я не имею права стоять в стороне…

– Если через час не будет напечатано воззвание, попадешь в штрафную роту.

С вежливой непринужденностью поработавшего в верхах человека Большов разговаривал по телефону с командующим, то улыбаясь, то хмурясь. Он сказал, что с завода наблюдают бой севернее города.

Наблюдать бой из подвального помещения они никак не могли, но таковы были сила внушения доносившейся артиллерийской стрельбы и впечатляющий треск и огонь разорвавшегося под окном снаряда, что им казалось, будто они видят поле боя.

– Заводу грозит смертельная опасность. Наиболее важные объекты мы приготовили к взрыву. Как быть, товарищ генерал?

Генерал не спал накануне всю ночь. Часто справлялся по телефону у начальника гарнизона командира 10-й дивизии НКВД полковника Сараева, нет ли чего тревожного на позициях.

О наступлении Паулюса на город донес начальник штаба 8-й воздушной армии: летчики-разведчики видели две колонны по сто танков, а за ними – множество автомашин с пехотой.

Командующий только приказал поднять всю авиацию фронта для бомбежки наступающего врага, как командарм 62-й доложил ему: двести пятьдесят танков и тысяча автомашин с пехотой смяли полк 87-й стрелковой дивизии и правый фланг 35-й гвардейской стрелковой дивизии севернее Малой Россошки.

Командующему ничего больше не оставалось, как приказать немедленно закрыть прорыв и отбросить противника от среднего обвода, восстановить положение, хотя он знал, что 62-я армия сделать это не в силах.

И еще он приказал начальнику бронетанкового управления фронта генералу Штевневу силой двух корпусов не допустить противника к внутреннему обводу. В корпусах же всего было по двадцать пять танков устаревшего типа.

В это время позвонил полковник Сараев:

– Враг прорвал фронт. Танки в четырнадцати километрах от города.

Сараев сообщил, что он распорядился двум полкам на северо-западе быть готовыми к бою, связаться с артиллерийскими дивизионами ПВО.

Но немецкие танки вышли к Волге севернее заводов раньше, чем Сараев передвинул туда свои полки.

Неловко было командующему узнать о вражеских танках от секретаря горкома Юрия Крупнова.

Своим обращением Большов ставил командующего в неловкое положение соучастника дела, не входящего в его компетенцию. Генерал не хотел брать на себя ответственность, которая возложена на Большова. И он сказал, что города армия не сдаст, а судьбу заводов решайте с Крупновым: со вчерашнего дня он второй член Военного Совета фронта.

Но Большов требовал от него решения.

– Я заводов не строил, я могу распоряжаться только тем, что сам строил. Сегодня закончили сооружение наплавного моста через Волгу недалеко от завода. За десять дней вместо двенадцати. И я его взорвал, – тонким голосом кричал сердито командующий. – Сейчас у вас там должен быть член Военного Совета, он вам подскажет, что делать.

Каждый по-своему ждал члена Военного Совета фронта, но все знали, что он развяжет узел.

Иванова меньше всего занимала практическая сторона этой встречи. Он решал для себя вопрос о том, какое место – в первой обойме или во второй – занимал член Военного Совета. Когда-то доверяли ему ответственные посты в партии на Украине. Но Украину оставили врагу. В последнее время он допускал промахи, не вызвало ли это скрытого недовольства вождя лично членом Совета? Иванов вымел из души эти сомнения и, полный благостного предвкушения встречи с этим человеком, стоял у дверей.

Член Военного Совета, улыбаясь, пожал всем руки. Агафон Холодов представился ему с воскресшей четкостью и достоинством профессионального воина, со вкусом доложил, что он силой полка и танкового батальона рабочих контратакует неприятеля.

Агафон Холодов сам просунул голову в привычный, давно ненадеваемый хомут, и члену Совета оставалось только затянуть супонь, что он и сделал, назначив полковника в отставке, всю-то жизнь мечтавшего о подвиге, начальником боевого участка. Он приказал ему взять в свои руки тысячу курсантов и тридцать танков временного учебного танкового центра. Агафон застенчиво покраснел, блестя глазами, совсем как молодой офицер, получивший первый боевой приказ. Проворно устремился он выполнять приказ.