Собрание сочинений в 15 томах. Том 12 - Уэллс Герберт Джордж. Страница 59

Верховный лорд умолк, и по рядам прошел ропот восхищения. Мистер Бристон Берчиль в знак одобрения кивал головой, точно китайский болванчик. Положение обрисовано так ясно, смело и сжато. И, однако, это была слово в слово та же самая речь, с которой всего какой-нибудь месяц назад на обеде у сэра Басси мистер Парэм обратился к самому хозяину, мистеру Хэмпу, Кемелфорду и молодому американцу! Теперь, когда ее произнес Верховный лорд перед исполненными сочувствия и понимания слушателями, ей был оказан совсем иной прием! Ни придирчивой критики, ни попыток выказать равнодушие или пренебрежение, никто не выдвигал в противовес нелепых теорий всемирного объединения и тому подобных глупостей, на это и намека не было. Если сэр Басси и шепнул свое обычное «поди ты», то так тихо, что его никто и не услышал.

— Как же пристало поступать великой нации в этой обстановке? — продолжал Верховный лорд. — Без страха, с открытыми глазами, принять на себя предназначенную ей судьбою ведущую роль или ждать, растрачивая силы в никчемных спорах, когда всякие незначительные соображения мешают видеть главное, ждать до тех пор, пока неизбежный противник окрепнет и осознает свою силу, добьется порядка и изобилия на своих огромных просторах, сделает все, чтобы Китая уподобился ему, а Индия сочувственно глядела на него и бунтовала против своих законных правителей, нанесет удар по скипетру в беспечных руках, а может быть, даже выбьет скипетр из этих беспечных рук? Надо ли задавать этот вопрос в британском Совете? И, не сомневаясь в вашем ответе, я говорю вам: настал час долга и действия. Я призываю вас обдумать вместе со мной все приготовления и ту стратегию, которая отныне будет положена в основу нашей национальной политики. Настал час сплотить государства Западной Европы. Настал час воззвать к Америке, чтобы она приняла участие в этой грандиозной борьбе.

На сей раз человечка, сидящего у стола, услышали все. Его «поди ты» прозвучало громко и внятно.

— Сэр Басси! — резко кинул ему Верховный лорд. — Шесть долгих лет я выслушивал от вас это «поди ты» и терпел. Больше я не желаю этого слышать.

И, не дожидаясь ответа, он продолжал излагать Совету свои решения.

— Как только наши внутренние дела придут в порядок, я намерен совершить неофициальную поездку по Европе. Здесь, в этих четырех стенах, я могу свободно говорить о событии, которое все мы принимаем близко к сердцу: о доблестных усилиях принца Отто фон Бархейма свергнуть чуждый духу Германии республиканский режим, который уродует, представляет в ложном свете и унижает верный и храбрый германский народ. Этот ублюдочный режим, смесь патриотизма с радикализмом и большевизмом, чужд Германии, и она должна от него избавиться. Скажу строго между нами, у меня есть сведения из весьма надежного источника, что это событие не за горами. Подобно мне, принц Отто глубоко постиг философию истории, и, подобно мне, он призывает великую нацию возвратиться на путь, предначертанный ей судьбою. Быть может, в скором времени славный меч Германии по первому нашему знаку будет готов покинуть ножны.

Да, я знаю, о чем вы сейчас думаете, но, поверьте, Франция даст согласие. Никогда больше Британия не станет действовать без Франции. Мы непременно посоветуемся с мсье Паремом, я об этом позабочусь. Если бы у нас сохранился парламентский режим, мы оказались бы в весьма затруднительном положении. К счастью, никакие запросы в парламенте уже не могут помещать нашим переговорам. Сноуфилду заткнули рот, и Бенуорти заставили замолчать. Положитесь на Францию. Она прекрасно понимает, что теперь только мы одни стоим между нею и Германо-Итальянским союзом. Мы все уладим. Французы — реалисты и патриоты, они умеют здраво рассуждать. Прочим европейским нациям могут понадобиться диктаторы, во Франции Республика — тот же диктатор. Армия и народ едины, и, если обеспечить Франции безопасность и удовлетворить ее интересы в Африке и в Малой Азии, она с готовностью займет подобающее ей место в защите Запада от главной опасности. Вековой распре из-за рейнских земель скоро придет конец. В Европе установится мир, как Во времена Карла Великого. Даже речи мсье Парема звучат уже не столь воинственно. Такие пустяки, как вопрос о том, на каком языке говорить населению Эльзаса, вопрос о всевозможных возмещениях и гарантиях, естественно и закономерно отойдут на задний план. Мы слишком погрязли в мелочных расчетах. Под нажимом Востока и Запада Европа сплачивается в единое целое. Все это я намерен обсудить во время встреч с руководителями европейских государств. Итак, вот распорядок действий: во-первых, мы обновляем и укрепляем блокаду России силами всей Европы, союзом решительных правителей Европы; во-вторых, предпринимаем мощное объединенное нападение на Кита-й, чтобы вновь утвердить там господство европейских идей и европейского капитала; в-третьих, бросаем вызов русской пропаганде в Индии и Иране, пропаганде по сути своей политической, хотя они и делают вид, что она социальная и экономическая. Если мы хотим взять в кольцо эту страшную силу, угрожающую всему, что нам дорого, это надо сделать сейчас же, не откладывая. И когда пробьет час, мы столкнемся лицом к лицу не с нападающим славянином, но со славянином, которого мы успели опередить и загнать в тупик.

Верховный лорд умолк, всячески стараясь не замечать единственного темного пятна в этом блестящем зале. Сэр Басси, казавшийся еще меньше и еще зловреднее, чем всегда, легонько барабаня по столу короткими, толстыми пальцами, сказал, словно бы в пространство:

— А как, по-вашему, отнесется ко всей этой чуши Америка?

— Она будет с нами заодно.

— У нее может оказаться другая точка зрения.

— И все-таки ей придется действовать с нами заодно, — возвысил голос Верховный лорд, и из угла, где стоял лорд Кейто, донесся шепот одобрения. Лорд Кейто разрумянился, маленькие глазки стали совсем круглыми и блестящими. Казалось, он так и рвется в драку, точно балованный мальчишка, которому не приходилось отведать ремня. Он всегда считал, что Америка чересчур задирает нос и ее надо хорошенько осадить, а если потребуется, и проучить. Он просто поверить не мог, что столь молодая нация состоит из взрослых людей.

— Американцы ведь не изучают истории в английских школах, — заметил сэр Басси, ни к кому в отдельности не обращаясь.

Никто даже не посмотрел в его сторону.

— Я начал с того, что в общих чертах обрисовал нашу внутреннюю жизнь, — вновь заговорил Верховный лорд, — ибо мелкие внутриполитические затруднения, а по сравнению со всем остальным они поистине мелки, сразу перестанут казаться нам важными, едва мы поймем до конца, что мы народ воинственный и наша империя — могучий военный лагерь, где мы готовимся исполнить свою миссию — взять на себя руководство миром. Вся наша история есть лишь прелюдия к этой великой битве. Когда мне говорят, что у нас в стране миллион безработных, я радуюсь, — значит, в любую минуту мы можем бросить эти силы в бой за великое дело. До четырнадцатого года у нашей промышленности был резерв, необходимый резерв — от пяти до девяти процентов безработных. Теперь этот резерв возрос до одиннадцати или двенадцати процентов. Я не гонюсь за точными цифрами. Большую часть безработных дает угольная промышленность, которая вопреки ожиданиям обанкротилась после войны. Но количество нашей продукции в целом не уменьшилось. Заметьте это! Мы с вами свидетели процесса, охватившего весь мир: промышленность производит не меньше, чем прежде, а то и больше, но производительность так возросла, что рабочих рук требуется меньше. Отсюда ясно, что эта так называемая безработица на самом деле есть высвобождение энергии. Этих людей, по большей части молодежь, надо взять в руки и готовить для иных целей. Женщины могут пойти на военные заводы. Уже одна безработица, не говоря ни о чем ином, заставляет нашу великую империю действовать бесстрашно и решительно. Накопленное надо тратить. Мы не должны зарывать наш талант в землю, не должны допустить, чтобы он остался втуне из-за лености неработающих. Я не индивидуалист, я не социалист; эти понятия достались нам от девятнадцатого века, и в них осталось очень мало смысла. Но я говорю: кто не работает для отечества, не должен есть его хлеб, и кто не работает добровольно, того надо заставить трудиться в поте лица, и я говорю, богатство, которое не служит целям империи, должно быть любой ценой поставлено ей на службу. Расточительство в увеселительных заведениях, щедрые приемы в роскошных отелях, бешеные расходы на джаз — все это надо прекратить. Налог на шампанское… Да, на шампанское. Оно отравляет душу и тело. Закрыть ночные клубы в Лондоне. Цензура на развращающие пьесы и книги. Критика отныне — дело честных чиновников, людей достойных, здравомыслящих. Гольф — только в гигиенических целях. Скачки — без всякой предварительной тренировки. Даже стрельба и охота должны быть ограничены. Служение! Во всем служение. Долг превыше всего. Равно для людей всякого звания. Все это уже сказано в одном уголке земли — в Италии; теперь настал час нам сказать это во весь голос, чтобы слова наши прогремели по всему земному шару.