Зелёный змей Урала - Найтов Комбат. Страница 10

Здесь было девятнадцать человек, собирающихся драться, три женщины, трое детей и младенец. Милу, как женщину, я не считал, она вполне умело пользовалась карабином и пистолетом, и отсутствием духа не страдала. Тороп тоже был настроен по-боевому, и сжимал в руках дальнобойный лук. Он был одним из лучших стрелков из лука. Луком все мои дружинники умело пользовались, но, кроме всего прочего, каждый из них имел либо 9-мм, либо 7,62 мм карабин. И стрелять они умели, хотя на виду этого никогда не делали. Стрелять мы уходили за хребет, чтобы не приучать жителей к этим звукам. Но «первопоселенцы» знали, что такое оружие у меня есть и серьезно опасались его.

Прошло три дня, с момента, как закончил установку мин. Делал я это один, и пришлось повозиться, ни один из моих «аскеров» минное дело не изучал. Я уже начал волноваться: озимые вот-вот начнут желтеть, и их тогда можно будет просто сжечь. Если их воевода умный и собрал обо мне сведения, то возможен и такой вариант их действий. Но в тот же вечер на тропе, которая вела в Верхне-Чусовую, взлетела красная ракета-растяжка, которую там поставили после запрещения движения по этой тропе для местных. Так что, идут, просто медленно. Тропа не слишком приспособлена для всадников. Они появились через полтора суток и именно там, где мы их и ждали. Их лазутчики сорвали еще две растяжки на двух из трех тропок, которые вели к замку и отошли, чтобы не попасть под вылазку. То есть, данных о том, что у меня в замке минимальный гарнизон у них нет, раз опасаются. Но первую «сигналку» лазутчики обошли, там были только растяжки. Ну, а нажимная, с которой они еще не сталкивались, сработала. Мы с Милой наблюдали за войском со второго этажа лаборатории, остальные с помостов вдоль стены. Один из воинов снял табличку и отнес ее на опушку леса, где, видимо, находился их воевода. Ученый! Сам в первых рядах к препятствию не подходит. Но, табличку они прочли и рассвирепели, человек 20 конных отделилось от дружины и обнажили клинки, решив прорубить заграждение. Четверо понеслись к дому Торопа, но не успели, как только меч первого идиота опустился на проволоку, раздалось два мощных взрыва. Потери понесли не только передние двадцать человек, но и плотная толпа всадников, гарцевавших в 50-ти метрах от места взрыва. Знал бы, что они там соберутся… Увы!

Потери понесли и те четверо, которые скакали к дому Торопа: три лошади и двое человек не встали после взрыва. Несколько лошадей понесли всадников не туда, куда рванули все, и громыхнуло снова. Площадка перед полями очистилась, на ней только ползали раненые, да пытались подняться на ноги кони.

После такого, нормальные люди собирают манатки и бегут в сторону дома, но эти остановились в лесу, у них был громкий спор и войско разделилось: больше половины оказались «нормальными», они повернули домой, а человек 60 остались в лагере. Говорили они на древнерусском, но с каким-то акцентом. Скорее всего это были пруссы-наемники, для которых этот проигрыш, «в таком простом деле», грозил концом их карьеры. Хорошая мотивировка, но они еще всего, самого страшного, не знали. Их лагерь был виден с башни, а я эту местность знал гораздо лучше их. В том числе: дистанции, между мною и ими. Поэтому я спустился с башни вниз, и пошел в мастерскую, где стоял, сложенный на металлические колеса, 120-мм миномет. Мне помогли его установить, и я выровнял его по уровню, отгоризонталил. Набросил на мину три колечка с дополнительным зарядом, навелся по высокой сосне на вершине Качканара, и рукой позвал своего ближайшего помощника Миная. Он, единственный, мог работать за наводчика и заряжающего этого «монстрика». Он знал и мог выполнить мои команды. Я проверил, что он готов, и полез на башню, где была установлена простейшая буссоль. К сожалению, пока без оптики. Шлифовать линзы я еще не умею. Учусь делать пасту ГОИ.

– Огонь! – подал я команду, и Минай дернул за веревочку и слегка присел, чтобы газами не зацепило. Выстрел из миномета не слишком громкий, хлопок, поэтому «пруссы» на него не среагировали, продолжали стоять кружком и смотреть на то, что рисовал на земле их «вождь». Мины были снаряжены влажным черным порохом.

– Меньше три, влево пять, огонь!

Второй раз пукнул миномет и мы попали точно по костру. Но вои в этот момент пытались удержать рвущих поводья лошадей, которым сегодня выпало настоящее испытание. Большинство лошадей оборвало привязь и унеслось в лес, выскочило на тропу и рвануло по ней догонять уже уехавших русских. Чего я, собственно и добивался. Всадников я спешил. Огонь мы прекратили, а через час возле замка запела труба, прибыли парламентеры. Я послал Миная и троих дружинников. Они коротко переговорили, и один из моих побежал обратно.

– Руссы просят пропустить в замок одного человека для переговоров с глазу на глаз с Вами.

– Как они меня назвали?

– Вождем.

– Передай им, что они оскорбили князя, и лишили себя права на жизнь.

– Есть! – коротко ответил Зар и побежал обратно. Я же дал команду готовности на миномет. Там, куда он был нацелен, еще двигались фигуры и что-то перетаскивали. Но дальнейшее перечеркнуло эти приготовления: вой, который вел переговоры, опустился на колени и протянул Манаю свой клинок в ножнах. Двое других развернулись и пошли прочь, той дорогой, которой пришли. Сдавшегося парламентера вели к калитке. Это могла быть хитрость, но за эти пять лет я научил свое новое тело делать все, что я умею. Некоторые вещи «тело» делало не хуже, чем я это делал в молодости, когда был «группером». Что делать, будем говорить, они, похоже, согласны на все, лишь бы уйти отсюда по добру – поздорову. Законное желание для наемников, которые рисковать своими жизнями не хотят ни за какие коврижки.

В крепость я его не пустил, если придется отпускать его для передачи моих требований, то он не должен ничего видеть там. Во-первых, парламентер был ранен, причем в правую руку, а левой он действовал «как правша». Во-вторых, он сдал все оружие.

– Помогите ему снять бронь. – сказал я, выйдя из калитки.

– Лепший княже, дозволь вину свою смыть поперед. Напраслину на тебя не я возвел, ее огнищане пермяцкие грили. Воевода наш Юрик – ранен, слова казать не может, кони разбежались. Трувор, брательник его младшой, разорван на куски у жнивы. Синийус длани лишился, помрет вот-вот. Юрик желал, чтобы мы не брали на себя позор, а бились с тобой. Он власти жаждет над Новым градом. Грил, что коли не принесем туда голову твою, так сами без них останемся. Так и будет. Вот я и решил роту на рядность дати, тебе княже, ибо вижу, что ты рядно из лепших людин, и право на всё это и всех своих людин имашь.

– Я не совсем тебя понял, говоришь ты странно, откуда вы?

– Мы – пруссы, с Поруссии, из Трусо. Входили в дружину Рогнара Датского, да в крайнем походе он не расплатился с нами, и мы ушли от него. Решили идти на Ильмень и там поискать своего счастья. Видимо нашли его, так как я только ранен.

– Ладно, живи, поможешь Торопу спаленный дом отстроить. А там решим, что с тобой делать.

Мы сели на коней и двинулись прочесывать склон, по которому можно было спуститься к лагерю пруссов. Юрик, больше известный под именем Рюрик, имел ранения в грудь и живот, и принял яд, чтобы не мучиться. Двенадцать, не разбежавшихся, человек сняли еще до нашего прихода с себя броню, сложили свое оружие, и сидели вокруг двух тел своих предводителей, пустив между собой по кругу большую флягу. Трупов и раненых было 20–25 человек.

– Где остальные? – спросили мы у них.

– Коней ловят, думают, что сумеют прорваться на Русс. Ты можешь нас казнить, князь. Пути назад нам нет. Новгородцев пощадят, а нам головы с плеч поснимают. Никто не поверит, что мы не смогли усмирить кучку крестьян. Огнищане пермские знают, что у тебя 20 человек в дружине.

«Вот это – плохо!» – подумал я и понял, что придется увеличивать дружину. Заодно и разобраться с этими «огнищанами». Это – главы родов и племен пермяков и коми. Тем не менее, победа была полной! Те, которые унесли отсюда ноги, второй раз сюда не сунутся. Дружина Новгорода расколота, дружинники-словене в бой вступать просто отказались. Года два-три мы у судьбы отобрали. Раньше организовать сюда экспедицию Новгород не сможет. Кстати, и серебришко, полученное Юриком за поход сюда, оказалось в моей казне, правда его переплавить пришлось, чтобы избавиться от меди и прочего мусора. Жмоты сидят на монетных дворах. Монеты так не делаются!