Все против всех (СИ) - Романов Герман Иванович. Страница 18

Архимандрит осекся, посмотрел на стрельцов. И негромко произнес:

— Грамотку напиши, что по закладной той полтораста рублев князем Старицким уплачено за вотчину нашу монастырскую. Негоже ему у нас в «примаках» быть. А так меня на «своей» землице встретит — нет его чести поношения никакого. Обители же прибыток будет изрядный, вернет все со временем и даже больше того. Княжеское слово, раз у него оно твердое, дороже всякой записи будет.

Келарь только наклонил голову, прекрасно понимая, что деньги за «подарок» сей вернутся в монастырскую казну с большим прибытком — инокиня Марфа не бедна, сама ктитор обители, что на земле князей Шуйских возвела. И денег втрое больше отдаст, и всякой утвари ценной. Ведь для брата ее поруха чести выйдет, если за деревеньку эту щедро не отплатит. Да и сам Старицкий, как в силу войдет, многое Лавре пожертвует.

— Да, выяснил уже, чьих воровских людишек князь Иван Владимирович побил под стенами Подсосненской обители?

— Воеводы Исайки Болотникова воры и холопы беглые, что в прошлом году разбежались. Долгонько они окаянствовали в округе, стрельцы с дворянами не могли поймать. А тут один князь их всех разогнал, и семерых побил смертно, а еще полудюжину поранил, да помог мнихам их повязать. Мыслю, пищали такие самим делать нужно, и стрельцов ими вооружить. Князь знающий воевода, и лавру нашу от ляхов самозванца уберечь сможет…

Картины Смутного Времени — сражение под Добрыничами 1605 года. Князь Василий Михайлович Рубец Мосальский отдает своего коня Лжедмитрию I, и тот благодаря этому спасается. А так бы гибель самозванца на раннем этапе могла бы резко снизить накал Смуты, если бы новый претендент не нашелся бы быстро — а в том есть сомнения. Ведь свято место пусто не бывает, даже плаха не пугает тех, кто жаждет получить все и сразу любым способом…

Глава 24

— Я здесь не для того, чтобы селянок соблазнять, есть дела поважнее, — задумчиво пробормотал Иван, усмехнувшись. Действительно, смех и грех, тут дела наворачиваются серьезные, а он чуть было в блуд не залез, едва успел на краю удержаться, все же естество своего требует. Но сейчас похотливое желание напрочь пропало, так бывает, когда его вытесняет более весомая эмоция, каковой всегда является смерть в самых разных обличиях. Она тут чуть ли не в спину дышит каждый день, не знаешь, откуда удар убийцы последует. А он непременно будет, если бывшая королева Ливонии о том прямо сказала, «сестрица» в этих делах гораздо больше его понимает. А ведь они с ней, действительно, крепкой веревочкой теперь связаны — оба сильно мешают двум русским «царям» — выбранному боярами Василию Шуйскому и выдвинутой поляками и смутьянами кандидатуре Лжедмитрия «второго», что засел со своим воинством в Тушино.

— Убивать будут двух сразу, ибо я на престол самая реальная кандидатура, а она опасный свидетель и моя родственница. Одного меня можно самозванцем объявить, но вот ее вряд ли кто осмелится опорочить. Не девка гулящая — монашка, к тому же известная, и свои деревеньки имеющая, пусть и данные ей двумя царями только на кормление до конца жизни. А если нас двое, то уже семья выходит, рода князей Старицких продолжатели!

Иван посмотрел на новенькую часовенку, сложенную из ошкуренных бревнышек — блестящая желтизна сразу бросалась в глаза. Как-то все просто получилось — на третий день после посещения им обители, явился келарь в сопровождении десятка стрельцов, приехал в закрытом возке, где был еще монах Никодим. Называли его при людях иноки исключительно боярином, а наедине князем — впрочем, так же и все семейство Семеново его именовало. Вывод напрашивался один — церковники старались сберечь инкогнито. Ведь даже один выигранный день мог решить многое, стоит только дождаться отряда князей Одоевских. Те ему по матери двоюродные братья, а по местным раскладам это многое значило. С такой поддержкой можно решиться на многие дела, а пока цель одна — выжить.

С монахами прибыли на телегах мужики из села, привезли бревнышки. И за один день срубили небольшую часовню, украсив ее маковкой с крестом. И тут же ушли в лес заготавливать бревна — келарь распорядился усадьбу «боярину» поставить — «негоже жить в избе у смердов». Вот и ставили мужики домину стахановскими темпами, трудились от зари до зари. А вчера возы с кирпичами пришли из самой Лавры, с ними каменщики — две печи большие класть. Причем, ему это не стоило ни копейки, даже на кормежку не пришлось тратиться — монахи снедь разную доставили и много, а из села бабы-поварихи пришли, под телегами спали, с мужьями в обнимку — середина лета, тепло по ночам, благодать, только успевай работать, пока дождей нет. А все торопились «урок» сделать — Никодим приглядывал строго, характера строгого, его боялись все, даже стрельцы.

Их осталось на охране пятеро, с пищалями и бердышами. Молчаливые и суровые мужики зрелых лет с бородами — не юноши, мужи, улыбок на лицах не видел. Дорогу перегородили сдвижными жердями, за которыми установили легкие бревенчатые стенки с бойницами — «гуляй-город», и поставили телеги, в которых спали. Там их и кормили, с мужиками стрельцы не общались совсем — но ему подчинялись беспрекословно, знали, кто в одиночку «гулящих людей» у обители побил…

В избе келарь ему грамотку передал от архимандрита Дионисия, настоятеля Лавры — а там весьма интересные вещи были изложены. За полторы сотни рублей выкупил он, поименованный удельным Князем Старицким, Алексинским и Верейским, у Троице-Сергиевской Лавры эту заложенную по грамоте боярина Андрея Телятьевского вотчину, которой теперь безраздельно распоряжаться может, и сам тут хозяин полновластный.

— Они меня признали наследником удела Старицких, а это много стоит. Пусть пока в тайне, но грамотка то вот она, — Иван посмотрел на ларец, до сих пор не веря, что такое возможно. Мысль пока была одна — церковь решила не выдавать его «царям», а сама «замутила» какую-то игру. Весь вопрос в том, знает ли о действиях архимандрита Лавры патриарх Гермоген, который поддерживает Василия Шуйского. Если нет, то возможны и другие варианты — ведь станет в Тушино еще одним «патриархом» Филарет, тот самый, отец будущего царя Михаила Романова.

— Боярин, Лукьян с Кузьмой возвернулись, — Малой оторвал его от размышлений, и Князев посмотрел на парня. Ночное столкновение сильно изменило парня, тот в одночасье повзрослел. Да и не шутка в его возрасте человека жизни лишить, да еще видеть, как тот умирает от заряда картечи в живот. Но теперь на Митяя можно полностью положится, не струсит, не убежит. Тем паче теперь его слуга — холопить парня кабальной грамотой Иван не стал, заключил «ряд» на десять лет службы. Хитрый дедок этому был только рад — подати с его семейства взыскивать за все это время не будут, разбогатеют быстро, как рассчитывали. Вот только зря — тут ошибочка вышла — через несколько месяцев «заварушка» сюда докатится.

— Коней привели, и повозку с оружием, что ты отобрал, и рухлядью, — Малой тут же перехватил у него инструмент и подал тряпку, вытереть руки. Иван занимался важным делом — разбирал коляску, отсоединив ее от мотоцикла. Везти до Старицы придется на повозках, бензина мало, да и людей перепугаешь рокотом и выхлопными газами.

А оно ему надо раньше срока такое показывать?!

— Пусть все разгружают в сарай, и чтобы люди не видели, что привезли. Нам это оружие пригодится — нужно его только модернизировать, тюнинг устроить. Знаешь что это такое? Нет, да и ладно — сам все увидишь, помогать мне будешь в работе. Иди, дел много.

Отпустив Малого, Иван бросил взгляд на двух воинов — его собственных служивых людей. Лукьян «сестрицей» отдан, верен ей как пес, а Кузьма обоз купеческий охранял, да тяжело ранен грабителями, монахи выходили. Раньше боевым холопом был, да в голод бояре его из усадьбы и вытурили. Но на «большую дорогу» с кистенем не подался, у купцов службу нашел. И хорошо, что женился — супруга и двое деток малых хороший залог верности, тем паче никуда они не денутся, здесь будут пока жить…