Кружево - Конран Ширли. Страница 22

— Au secours! [26] — прокричала она. — Помогите! — Но, похоже, лыжник ее не услышал. Максина опять поехала за ним следом и вскоре оказалась у начала склона такой крутизны, ездить по какой ей никогда не доводилось.

Ужас охватил Максину. Может быть, вернуться назад, подумала она. Но нет, спускаться вниз все же легче, чем взбираться наверх. Рассудив так, она сняла лыжи и, таща их за собой, стала спускаться, каблуками лыжных ботинок выбивая в снегу и льду некое подобие ступенек. Она страшно боялась упустить лыжи: если только они выскользнут из рук, то унесутся вниз по ледяному склону неизвестно куда и пропадут. А может быть, она и сама пропадет…

Хотя она и спускалась вниз, у Максины было неприятное ощущение, что она идет куда-то не в ту сторону. С того момента, как она начала спуск от вершины горы, прошло уже три часа. Она насквозь промокла, снег у нее был даже за шиворотом, и от холода она уже не чувствовала ног. Замерзшая, в полном одиночестве и насмерть перепуганная, она присела прямо в снег передохнуть, думая только о том, как бы не обморозиться, и пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в окружающей ее со всех сторон густой мгле.

На этот раз она издалека услышала, как спускается лыжник в оранжевой шапочке, — услышала потому, что сама тихо сидела на месте. Она вскочила на ноги и закричала, замахав руками:

— Стойте! Стойте! Пожалуйста, остановитесь! Лыжник подъехал к ней и встал.

— Покажите, пожалуйста, как отсюда легче всего спуститься? — с отчаянием в голосе попросила Максина.

Он посмотрел на нее через желтые защитные очки и по-французски ответил:

— Отсюда нет легкого спуска. Вы на «черной» трассе. Зачем же вы сюда забрались, почему не выбрали трассу полегче? — В его голосе тоже звенело отчаяние: — Знаете что, поезжайте за мной, иначе вам отсюда не выбраться. Надевайте лыжи.

Медленно, шаг за шагом, двигалась за ним Максина по этому жуткому склону. Он проезжал немного вперед, останавливался и ждал, наблюдая, как она движется рывками, скользя и падая, еле держась на ногах и сжимая свои обновленные зубы в твердой решимости выбраться из этой лыжной западни, пока окружающая их серая мгла не превратилась в кромешную темноту. Вдруг колени у Максины подогнулись, она упала в снег и тихо зарыдала.

— Не могу больше, нет сил. Мне надо передохнуть. Извините, но я не в состоянии сдвинуться с места.

— Держитесь, — ответил одетый в черный костюм лыжник, и голос его звучал мягко, но настойчиво. — Вы неплохо справляетесь, мы уже почти добрались до середины трассы, промежуточная станция за следующим поворотом, а оттуда вы сможете спуститься вниз на подъемнике.

Они двинулись вперед, очень медленно, и прошли какое-то расстояние, но тут Максина снова упала.

— Не могу идти дальше, — простонала она и, уткнув голову в колени, повалилась на бок в снег. Ее скорчившаяся фигура чем-то напоминала позу ребенка в чреве матери.

Лыжник вздохнул, отстегнул свои лыжи и воткнул их вертикально в снег.

— Давайте-ка я вас разотру, вам сразу станет теплее, — сказал он и принялся растирать вначале руки Максины, потом спину, пока ей не стало больно, затем, с той же грубой силой, ноги. Наконец Максина снова почувствовала собственное тело, и он помог ей подняться.

Мучительно медленно, с огромным трудом они снова двинулись вперед. Промежуточной станции фуникулера, которая должна была быть на середине трассы, не оказалось ни за ближайшим поворотом, ни за следующим. Только через час, выйдя из-за очередного поворота, они увидели ее впереди. На станцию Максина входила почти ползком, но ее спаситель как ни в чем не бывало сказал, что сам он спустится оставшуюся часть трассы на лыжах и подождет ее внизу. Если Максина захочет, они могут встретиться там в баре.

Он встал на лыжи, легко соскользнул вниз по склону и исчез в надвигавшихся сумерках.

Добравшись до нижней станции подъемника, Максина, успевшая к этому времени немного прийти в себя, зашла в ближайший бар и с трудом доковыляла до туалета. Там она сняла лыжную шапочку, очки, размотала шарф и стянула с себя лишние свитера, умылась теплой водой — какое счастье, что здесь оказалась теплая вода! — и тщательно распушила волосы, опустив их на плечи. После чего, тяжело переступая плохо слушающимися ногами, вышла в отделанный сосновыми планками зал, где было жарко и стоял пар. Там не было никого — в такую погоду кататься на лыжах было опасно, и, кроме нее, отважных не нашлось. Лишь в дальнем конце у стойки стоял высокий, рослый и крепкий парень, одетый во все черное. Небрежно опершись на стойку, он помахивал оранжевой шапочкой и желтыми очками, которые он держал в руке.

— Вам сейчас хорошо выпить горячего рома с кусочком масла. Ну а мне чай, — сказал он как бы в ответ на ее самую очаровательную улыбку, на какую только она была способна. — Признаюсь, никак не ожидал увидеть такую красавицу. Там, на трассе, на вас были какие-то лошадиные попоны.

Светлые, слегка вьющиеся волосы обрамляли его бронзовое от загара лицо. Максине оказалось достаточно одного-единственного взгляда в его ясные и чистые голубые глаза, чтобы влюбиться в него сразу же и без оглядки.

Выяснилось к тому же, что спасителем Максины был один из запасных членов сборной Швейцарии по горнолыжному спорту — а любая девчонка в «Иронделли» была готова на что угодно, лишь бы познакомиться с одним из этих парней. «Что будет, когда я им об этом расскажу!» — подумала Максина.

Рассказывать, однако, она ничего не стала. Пьер Бурсель посидел с ней в совершенно пустом баре до тех пор, пока не настало время возвращаться в школу на ужин. Тогда он проводил Максину до школы и донес ее лыжи. Всю дорогу Максина думала только о том, предложит ли он ей встретиться снова. Он предложил — оговорившись, что на лыжах он с ней не пойдет, одного раза с него больше чем достаточно. К этому моменту, однако, Пьер стал Максине уже слишком дорог, и ей расхотелось хвастаться перед школьными подружками знакомством с ним. Она решила, чтобы не искушать судьбу, ничего не говорить ни Кейт, ни Пэйган.

С этого времени Максина при малейшей же возможности стремилась увидеться с Пьером, Но их свидания всегда происходили поздно вечером, только после того, как прекращал работать самый последний подъемник. Пьер относился к тренировкам очень серьезно и не намеревался растрачивать время на девчонок. Он не курил, не пил, не отвлекался на женщин. «Благодаря его тренировкам я с ним в полной безопасности», — думала Максина, желая его, когда они, прижавшись друг к другу, кружились вместе в каком-нибудь маленьком танцзале или когда где-нибудь в полутемном кафе, в самом укромном уголке, его мускулистая рука обнимала ее за талию. В такие моменты она отлично понимала, насколько легко переступить невидимую грань. Легче легкого.

Если бы только ей представился хотя бы один случай это сделать!

Соревнования по слалому должны были начаться в десять утра. По предложению Максины девочки отправились смотреть их на вершину горы Эггли. Сама Максина по этому случаю была одета в свою лучшую лыжную куртку желтого цвета, на голове у нее был капюшон из великолепной серебристой лисицы. Под присмотром преподавательницы физкультуры девочки доехали на небольшом зеленом автобусе из Гштада до подножия гор, а оттуда поднялись вверх на фуникулере, который перевозил спортсменов. Высокие темно-зеленые сосны время от времени вздрагивали, беззвучно роняя со своих ветвей снег.

Хотя было еще раннее утро, девочки, как только добрались до ресторана на верхней площадке, распили на всех кружку горячего красного глинтвейна: они знали, что скоро окоченеют от холода. Преподавательница в очередной раз объяснила им, что успех в горнолыжном спорте зависит от сочетания хорошей натренированности, прекрасного технического мастерства, отличной физической подготовки, добротного снаряжения и, разумеется, благоприятных погодных условий. В сумрачный день, когда видимость плохая, спортсмен видит только короткий отрезок трассы прямо перед собой. Серовато-белое небо сливается в такой день со снегом, и потому очень трудно понять, где кончается лыжня и начинается линия горизонта, где впереди перед тобой склон горы или край обрыва. Когда погода отличная, то по теням от солнца ясно видны все неровности, все выбоины, все борозды, уклоны, все изгибы лыжни; в плохую же погоду все зависит от того, насколько тебе повезет.