Релокант (СИ) - Чайка Дмитрий. Страница 12
Мишка пошел прямиком на вокзал. Старое здание из красного кирпича, с заплеванным полом, по которому лениво елозил робот-уборщик, явно помнило прежние, благополучные времена. Оно было покрыто толстым слоем грязи, въевшейся в кирпич, которые еще помнил Бисмарка. В магистрате денег на ремонт не было, а тем счастливцам, что ездили на работу в Лейпциг, на чистоту пола было плевать. Именно это они, собственно и делали. Плевали. А робот меланхолично подъезжал, увидев своими сенсорами очередное пятно на вытертом тысячами ног полу.
Мишка сидел на лавке, и с любопытством вертел головой. Он тут бывал нечасто, просто незачем. Последняя работа у него была полгода назад, но тот проект быстро свернули. Теперь он, как и большая часть населения их города, получал пособие, или ББД, безусловный базовый доход. Мишка с радостью даже полы пошел бы мыть на этот вокзал, но вместо человека тут трудился робот, которому не нужно платить за жилье, есть и даже спать. Ему нужна только розетка. И, уж конечно, он не член профсоюза.
Скоростной поезд с зализанными обводами подъехал строго по расписанию. С тех пор, как диспетчеров и машинистов заменили на искусственный интеллект, прошло лет десять. Именно тогда отец Гельмута, который работал на железной дороге, превратился из пышущего оптимизмом весельчака в мрачного алкоголика. Он так и не смог принять свою новую судьбу. Он, в отличие от миллионов других, хотел работать и приносить хоть какую-то пользу. Это звучало глупо и наивно, но именно это дядя Фриц говорил всегда, когда был пьян. А пьян он был почти всегда. Наверное, только неподъемная для одного пособия аренда держала около него жену, которая иссохла, превратившись в желчную стерву. А может, она все еще любила его, этого никто не мог понять. Тетя Берта когда-то работала в билетной кассе…
Мишка подошел к турникету и приложил левую руку к сканеру. Тот мигнул, и открыл проход. Как они смогли загрузить билет в его чип? Ведь считается, что это сверхзащищенная система. Странно это все…
Он стоял в тамбуре и смотрел на пролетающие мимо деревья, поля и деревушки, где на клочках земли копошились люди. Фермеров почти не осталось. Крупные корпорации протащили такие законы, исполнить которые частник не мог физически. Вот и сбивались те, кто работал на земле, в кооперативы, чтобы хоть как-то выжить. Их продукция шла на стол элите, тем, кто брезговал пищевыми концентратами и мог себе позволить покупать свежую зелень и фрукты. Немного было таких, десятая часть от силы, и жили они в крупных городах, таких, как Лейпциг и Берлин. Для остальных свежая клубника или малина давно стали неслыханным лакомством, которое давали детям по праздникам.
Время в пути пролетело быстро, ведь для Мишки это было скорее развлечением, чем обыденностью. А вот люди, набившиеся в утренний поезд, смотрели в окно с тупым равнодушием и обреченностью. Они ехали на работу, которую ненавидели. Не так уж много осталось профессий, где человек мог победить компьютер в соревновании по эффективности. До того их осталось мало, что правительству даже пришлось вводить квоты, гарантирующие занятость хотя бы трети трудоспособных людей. И дрались за эти места отчаянно, насмерть. Ведь именно постоянная работа гарантировала относительно пристойную жизнь. Именно она давала возможность выплачивать посмертную страховку, которая сделает более-менее сносной твою жизнь после смерти. Мишка хмыкнул, последняя мысль звучала на редкость двусмысленно. Но таковы были реалии, и с этим ничего сделать было нельзя.
Толпу людей выплеснуло из поезда на площадь перед вокзалом, и они серыми ручейками потекли к остановкам автобуса и трамвая. Лишь редкие счастливчики, у которых позволял доход, устремились к стоянке такси. Туда же пошел и Мишка, острым глазом зацепив машину с номером 561. Какой-то мужик с портфелем озадаченно дергал за ручку двери, но та открываться не хотела ни в какую. Мужик смачно выругался и пошел к соседней машине, которая покорилась без лишних усилий. Ответ был прост. Машина с номером 561 ждала только одного человека.
Мишка открыл дверь и сел в прохладный салон. Водителя тут не было, эта профессия исчезла окончательно лет пять назад. Не стало таксистов, кондукторов, вагоновожатых… Лишь механики таксопарков сохранили свою работу, прочие же пополнили ряды получателей пособия.
Машина бесшумно тронулась, послушно притормаживая на светофорах. Аварии на дорогах исчезли полностью. Их не стало, как только последний человек уступил свое место искусственному интеллекту. Миллионы людей потеряли работу, но зато тысячи их перестали гибнуть на дорогах. На улицах было множество людей. Они слонялись без дела, разглядывая витрины. Они играли в какие-то игры. Они гуляли по паркам и целовались, наплевав на всех и вся. Тут, в центре, работала полиция, а потому суровые парни с устаревшими моральными ценностями смотрели на это непотребство с омерзением, но не вмешивались. Это там, на окраинах, где не слышна немецкая речь, за такое зарежут обоих. Тут можно было все, пока полицейский дрон висел на головами гуляющих. Только попробуй начать драку, тут же прилетит игла с транквилизатором, а твой социальный рейтинг понизится на сто пунктов. Еще одна драка, и рейтинг упадет до нуля, а это полная катастрофа! Тебя не примет ни одна больница, тебе не продадут билет на автобус, тебе срежут пособие на треть. Так что тут, в центре, было спокойно. Это не какая-нибудь окраина.
Центр Лейпцига напоминал те времена, когда Германией правила бабушка Ангела. Тут по-прежнему мыли тротуары с шампунем, а дороги ремонтировались каждый год. Тут жила и работала чистая публика, каждый второй из которой имел хорошую страховку и самые радужные перспективы. Тут располагались офисы крупных банков и государственные учреждения. Центр был квинтэссенцией счастья и недостижимой мечтой миллионов. Любой прыщавый клерк, попав в Финстервальде, мог снисходительно упомянуть, что он работает здесь, и любая девчонка пойдет с ним, завороженная блеском несбыточной мечты.
А магазины!!! Какие тут были магазины! В них даже работали живые люди, которые увивались перед каждым, кто открывал их двери. С их лиц не сходили улыбки, ведь они были счастливы. Они имели работу! Мишка хмуро посмотрел на свои мешковатые штаны, кеды и майку с лицом знаменитого футболиста. Перед ним уж точно увиваться никто не станет. Он чужой здесь. Его место на окраинах. Там, где тусуются парни, которым нечего делать с утра до вечера. Ведь ББД все равно придет первого числа, и его, если не транжирить, хватит на пищевой батончик и банку пива, которая сделает жизнь чуть менее бессмысленной и пресной.
Машина проехала помпезные кварталы, а ощущение счастья и богатства вокруг уменьшалось с каждым перекрестком. Вскоре они заехали в привычную Мишке застройку из облезлых однотипных домов. Полицейские дроны сюда залетали редко, их здесь попросту сбивали. Уличные парни, которые банчили наркотой, опасались лишних глаз.
Такси остановилось, а черноголовые мальчишки, сидевшие на корточках, молча показали Мишке дверь в подъезд. Он бестрепетно зашел туда и, повинуясь жесту еще одного южанина, зашел в квартиру на первом этаже.
— Проходи, ложись, — бросил незнакомец, и Мишка не стал спорить.
Комната оказалась на удивление чистой, а на ее белоснежных стенах не было ни пятнышка. И даже воздух пах чем-то знакомым, как в больнице, где лежал Мишка в далеком детстве. Пожилая тетка в белом халате затянула жгут на его плече.
— Работай кулаком! — услышал Мишка, который поморщился, когда в его руку воткнули две иглы.
— Лежать долго, — сказала тетка, надев ему очки виртуальной реальности.
Четыре часа пролетели быстро. Мишка и не заметил их, завороженный видами одного из миров для богатеев. Он мог взлететь над землей, мог опуститься вниз, мог подслушать, о чем щебечут обнаженные дриады, одетые только в свои волосы. А еще он мог нырнуть в прозрачные бирюзовые воды океана, и поплыть рядом со стаей дельфинов, упиваясь волшебством нереального мира.
— Все, вставай! — сказала тетка, вытаскивая иглу из его предплечья. — Съешь вот этот батончик, он восстановит баланс электролитов. Сегодня много не пей.