Всадник на рыжем коне (СИ) - Горъ Василий. Страница 7

Тут Варнак заметил, что меня потряхивает от беспокойства, и успокоил:

— Насколько я понял объяснения Валета, Голикову ищут все, кому не лень, но без толку — она, судя по всему, работает на пару с очень хорошим хакером и, с достаточно большой долей вероятности, выходит в свой блог с территории Западной Европы. Хотя, де-юре, Россию не покидала.

Я облегченно перевел дух и… снова напрягся:

— В общем, с нею все в порядке. В отличие от тебя.

— Не понял⁈

— Адвокат госпожи Разумовской обратился в один из территориальных отделов Следственного комитета с заявлением, в котором просил привлечь тебя к ответственности за изнасилование его клиентки и причинение ей тяжких телесных повреждений.

— О, как! — ошалело выдохнул Триггер, но развить свою мысль не успел, так как получил локтем в бок от Флюгера. Так что напрашивающийся вопрос задал я:

— И адвокат, конечно же, представил железные доказательства всего вышеперечисленного?

— Как ты, наверное, догадываешься, документы, приложенные к этому заявлению, я не читал… — фыркнул Варнак. — Но, по словам все того же Валета, в объяснениях этой твари красочно рассказывается, как ты, воспользовавшись личными связями с администрацией «Акинака», раздобыл ключ-карту к номеру Мораны, ворвался внутрь, вырубил телохранителя и бросился на несчастную. Она сражалась, как львица, и даже сломала о твою голову графин, но силы были неравными. В результате ты, спортсмен, обладающий навыками убийцы, потешил похоть в обычной и извращенной форме, избил несчастную до полусмерти и спокойно ушел. А заключение немецких судмедэкспертов добавляет этому бреду веса: кроме подтверждения факта изнасилования и совершения иных действий сексуального характера, в документе описаны серьезнейшие травмы поясничного отдела позвоночника, перелом крестца и так далее. Но и это еще не все — оказывается, в результате жесточайших побоев у жертвы насилия случился выкидыш. А прерывание беременности на любом этапе считается тяжким вредом для здоровья!

— То есть, в Следственном комитете возбудили уголовное дело, объявили меня в розыск, затем обнаружили в армии и вытребовали в Москву для дачи показаний? — уложив в голове новое знание, спросил я.

Командир отрицательно помотал головой:

— Не совсем. Паша-Пулемет, конечно же, подключил все связи для того, чтобы тебя арестовали и гарантированно закрыли, но задавить или подкупить Главного Военного прокурора ему не удалось. Так что твое дело будет слушаться в Московском Гарнизонном военном суде. В присутствии журналистов, правозащитников, каких-то там наблюдателей, фанатов и так далее.

Я невольно поежился:

— Не слабо, однако, там все закрутилось…

— Мягко сказано! — подал голос Робокоп. — Пока ты пытался забыться в тире, в спортзалах и в учебно-тренировочных комплексах, мы следили за информационной войной и тихо офигевали! Прикинь, даже то интервью, в котором ты объявил о желании временно уйти из Большого Спорта, чтобы помочь правоохранительным органам России в борьбе с ублюдками, использующими армейское вооружение и убивающими ее граждан на улицах столицы, просмотрело и прокомментировало почти шестьдесят миллионов человек, из которых наших соотечественников было меньше трети!

— Зато эта треть умудрилась заставить Пашу-Пулемета свернуть порядка восьмидесяти процентов траффика наркотиков и девочек! — подал голос Витязь. А когда поймал мой непонимающий взгляд, объяснил свою мысль чуть подробнее: — В обсуждениях этого интервью один из твоих фанатов призвал неравнодушный народ объединиться. Мол, раз сам Чума пересел на рыжего коня и объявил войну преступности, то сменить орала на мечи надо и всем тем, кому не плевать на будущее своих детей. Таких в России оказалось предостаточно. Потом к начавшемуся бардаку подключился кто-то хорошо информированный и принялся сливать в комментарии инфу о наркопритонах, точках передержки живого товара и о ворье, продающем вооружение с военных складов. Его примеру последовали другие «неравнодушные, но что-то знающие граждане», в результате чего империю Пашу-Пулемета залихорадило. В прямом смысле слова — самоорганизующиеся «боевые группы» молодежи отлавливают, калечат и сдают милиции торговцев наркотой и сутенеров, поджигают склады и притоны, устраивают митинги и так далее…

— В общем, в Большом Мире — Большое Веселье! — хохотнул Флюгер. А Варнак, дав парням повеселиться, вернулся к основной нити повествования:

— Правительство стоит на ушах и давит на силовиков, прокуратуру и покровителей Паши-Пулемета. Последний вне себя от бешенства и винит во всех своих бедах обидчика своей дочери. Однако сливать тебя никто не собирается — чем бы ни закончилось заседание суда, мы вернемся на базу в полном составе. Более того, я получил прямой и недвусмысленный приказ предельно жестко пресекать любые попытки твоего задержания. А третьему и четвертому взводу, улетевшим в Москву еще в конце прошлой недели и взявшим под плотный контроль подступы к зданию суда, приказано обеспечить наш отход даже в случае боестолкновения с сотрудниками полиции или ФСБ!

Я потерял дар речи, так как смотрел в глаза этого мужчины и понимал, что он говорит правду. Впрочем, эта временная немота прошла достаточно быстро, дав возможность задать вопрос, который в тот момент волновал сильнее всего:

— А вдруг я все-таки виновен?

Парни заржали, как кони. А Робокоп, приподнявшись на локте, ткнул себя пальцем в грудь:

— По второму высшему я дипломированный психолог. Вот уже четыре года помогаю нашим штатным мозгокрутам разбираться с новичками. Тестил и тебя. С первого дня пребывания на базе. А еще проштудировал море материала о твоей жизни в детском доме. Вывод однозначен: никакого изнасилования не было и быть не могло…

—…а все остальное в отношении этой конкретной суки с радостью сделал бы любой из нас… — без тени улыбки заявил Варнак. Затем прервал Витязя, решившего внести свою лепту в обсуждение меня-любимого, отправил нам на «Амики» какие-то материалы и пару раз щелкнул пальцами, призывая ко вниманию: — Все, с лирикой покончено, пора заняться делом…

…Делом, то есть, изучением поэтажного плана здания суда со всеми коммуникациями, прилегающего района, основного и двух второстепенных маршрутов входа-выхода, вариантов экстренной эвакуации, схем построений группы при «мирном» движении и в случае начала боестолкновения, мест возможных лежек «вражеских» снайперов и многого чего еще, занимались практически весь перелет. Причем с такой добросовестностью и дотошностью, как будто планировали реальную боевую операцию. Во время снижения наскоро перекусили, затем нацепили защитные шлемы с поляризованными линзами, скрывающими лицо, разобрали новенькие автоматы АМБ-36 в обвесах не нашей специализации, перебрались на борт американского вертолета UH-1Y Venom и поднялись в воздух.

К Хорошевке шли отнюдь не по прямой. Вероятнее всего, на всякий случай. Зато на приличной скорости и со сквознячком, то есть, сдвинув назад боковые двери и разглядывая город с высоты птичьего полета. По сравнению с тем черным монстром, которым меня когда-то забирали из «Атланта», детище компании «Bell Helicopter Textron» оказалось шумноватым, поэтому мы особо не общались. Но ни одиночества, ни безысходности я не ощущал, точно зная, что парни, летящие вместе со мной в неизвестность, не задумываясь, прикроют, подставят плечо или вытащат откуда угодно. Поэтому невидящим взглядом смотрел сквозь дома, улицы и парки, изредка поглядывал на «Амик», на который вывел карту города, контролировал ритм дыхания и постепенно настраивался на будущее действо так, как будто собирался выйти на канвас. И небезуспешно — к моменту, когда вертушка перелетела через Звенигородское шоссе и, двигаясь вдоль четвертой Магистральной, начала снижаться по направлению к улице Маргелова, я был абсолютно спокоен и готов к любым сюрпризам. Так что спокойно оглядел новенькую стеклянную башню в армейских зеленых тонах, ощутил получение уведомления о десятисекундной готовности, дернувшее предплечье, дождался касания полозьев «Венома» самого центра вертолетной площадки и оказался на крыше. А уже через несколько мгновений в боевом построении вломился в лифт для персон с большими звездами на погонах, спустился на четыре этажа, пробежался по абсолютно безликому коридору, переступил через порог кабинета квадратов, эдак, на восемьдесят, и оказался в перекрестии взглядов на удивление жилистого генерал-полковника, какого-то седого мужика в светлом мундире с тремя вышитыми звездами на погонах и Горина! Вернее, не оказался, а оказались. Ибо я вломился в кабинет третьим, занял свое место в строю отделения, а маску так и не поднял.