Бандитский Петербург - Константинов Андрей Дмитриевич. Страница 39

А получилось вот что. В Москве питерские юристы столкнулись с «чеченами», которые уже рассматривали фирму должников как исключительно свою суверенную кормушку. На разборки обе банды приехали в Петербург, где выяснились дополнительные спорные моменты — тесен мир. Оказывается, эти самые «чечены» доили еще одну фирму — созданную, кстати, под эгидой мэрии Петербурга (брали натурой, гуманитарной помощью, прямо со склада). А команда юристов вписалась и в эту разборку. Волны разборок между двумя бандами нещадно колотили бизнесмена. Фирма его тихо разваливалась. Прослышав о нем, как о терпиле безответном, его стали похищать и совершенно посторонние бандиты, требуя выкуп. (Самое любопытное заключается в том, что этот бизнесмен, стравивший между собой несколько группировок, поссорившийся с милицией, прокуратурой и ФСК, остался жив и даже до сих пор занимается бизнесом.)

Подсуетился и некий работник одной районной прокуратуры, который через свою жену, работавшую в дочерней фирме у того же бизнесмена, под шумок оттяпал у нашего героя автомашину (плюнув на отсутствие техпаспорта, кстати, так и ездил на ней без документов). Когда мы спросили бизнесмена, зачем он, по уши запутавшись в своих отношениях с бандитами, обратился за помощью к нам, он, грустно вздохнув, ответил:

— Сам не знаю. В милицию я идти со своей правдой-маткой не мог — в криминал вляпался. Но как-то насолить всем этим продажным конторам очень хотелось. Мне почему-то казалось, что вы не будете так дотошно изучать детали… Ну а сейчас я и сам против публикации всей этой истории. Ничего я вам не говорил, ребята…

Вот две невыдуманные истории, в центре которых — коррумпированные (или сросшиеся) работники правоохранительных органов. И в обеих историях добро не торжествует в финале. Злодеи не посажены в темницу, а просто поменяли место работы. (Герой второй истории уволился из УМБР. Или его уволили. По некоторым сведениям, честные коллеги бывшего офицера все-таки «помогли» ему уйти, не сумев, правда, поймать за руку. В таких ситуациях официальным органам сказать нечего: не пойман — не вор.)

Мы прекрасно понимаем, какую деликатную и щекотливую тему поднимаем. Но замалчивать ее дольше нельзя.

Когда оперативники, рассказавшие нам историю про убитого мальчика, узнали, что мы хотим сделать ее достоянием гласности, они долго нас отговаривали:

— Об этом писать нельзя. Во-первых, у нас нет доказательств. Во-вторых, люди будут бояться в милицию идти — заявлений от потерпевших не дождешься. И так-то не очень идут, боятся. Ну и, в-третьих, ребята, публикацией такой можно обидеть большое количество нормальных, честных ментов, которые вам и нам в глаза плюнут и правы будут…

— Но ведь это все было на самом деле?

— Было. Но это, наверное, не для печати.

Эх, Россия! Страна азиатская! Неужели вечен этот наш удел — доверительные разговоры только на ушко друг другу…

Мы предлагаем откровенный разговор. Поговорим о том, о чем и так уже говорят давно. В Петербурге действуют целые банды, состоящие из бывших, а иногда и действующих сотрудников милиции. Только официально в Петербурге в 1992 г. было привлечено к уголовной ответственности более 137 работников правоохранительных органов. В Нью-Йорке, где преступность намного выше, чем у нас, эта цифра стала бы сенсацией. Мы воспринимаем ее спокойно.

— С моей точки зрения, организованный характер наша преступность приобрела благодаря бывшим сотрудникам правоохранительных органов, — сказал в недавней беседе с нами один весьма крупный чин из параллельного ГУВД учреждения. — Сами блатные никогда бы не смогли создать такие замечательно организованные структуры, какие мы сейчас наблюдаем в бандитском мире. Нынешняя борьба с преступностью — это «выкашивание пехоты»… Знаете, как на фронте: рота вся полегла, но на смену ей придут другие роты, потому что целы генералы, которые могут отдать соответствующие приказы и распоряжения…

— Неужели ментовская преступность — результат демократизации общества? — спросили мы одного из экспертов в ГУВД.

Он подумал, вздохнул и ответил:

— Те, кто сейчас садится в камеры, родились задолго до перестройки. Те, кто не садится и не сядет никогда, — тоже. В июле 1992 года была обворована квартира бывшего заместителя начальника нашего ГУВД — генерала в отставке. Когда я прочитал ориентировку на похищенное, мне стало дурно. Поинтересуйтесь, ребята, этим делом, прикиньте, на какую зарплату можно купить все то, что вынесли из квартиры генерала… [84] Сейчас, конечно, больше беспредела, больше озлобленности в людях, а менты — такие же люди, как и все… Больше путаницы и неразберихи, больше возможностей… Но, между прочим, менты садились всегда. И ментовские камеры в «Крестах», и зону ментовскую не год назад придумали…

В ментовской камере

В 1992 г. в Санкт-Петербурге к уголовной ответственности было привлечено 137 сотрудников милиции, 77 из них — за грабежи, разбойные нападения и кражи. В мае 1993 г. в «Крестах» содержалось 69 арестантов — сотрудники милиции, в основном сержантский состав. Это значит, что около десяти камер в СИЗО на Арсенальной набережной полностью укомплектованы теми, кто по долгу своей службы должен был сажать в это заведение других.

…Эта стандартная Крестовская камера площадью в восемь квадратных метров, тем не менее, не совсем обычна. С известной долей иронии ее можно назвать элитарной. Здесь сидят всего шесть арестантов, а не десять или тринадцать, как в других: двое из них иностранцы, остальные четверо — бывшие сотрудники милиции. Узнав, что к ним пожаловали корреспонденты, арестанты гостеприимно уступают места на койках. В камере душно; на стене висит приемник. Меланхолично-грустная музыка создает ощущение фальшивого уюта. На обшарпанных стенах — вырезки из дешевых журналов. Койки заправлены шерстяными одеялами; на тумбочке — книги, старые газеты… Арестанты — молодые мужчины — одеты по-домашнему: рейтузы, футболки, войлочные тапочки. Вопреки нашим опасениям, на разговор идут охотно и почти дружелюбно. Некоторые сидят здесь уже более полугода. За что? Не без юмора кто-то отвечает:

— Мы коррумпированные элементы!

Бывший старший оперуполномоченный из области, сержант охраны, еще один опер из района. Четвертый — интеллигентного вида мужчина, по возрасту самый старший — поясняет, что служил в МВД по канцелярской части. Все они горячо уверяют нас, что невиновны. Сержант охраны, арестованный по делу Малышева в числе многих прочих, считает себя незаслуженно обиженным вдвойне. Во-первых, потому, что связал свою судьбу с милицией. И во-вторых, потому, что его посадили, в то время как настоящие жулики гуляют на свободе.

— Вот вы пишете: Малышев, Малышев, а он не такая уж крупная фигура. Крупные воры заседают в правительстве.

— А за что конкретно вы сидите?

— За то, что охранял частную контору. Они там что-то натворили, а крайним оказался я.

— Меня попросили передать какие-то деньги, — вступает в разговор районный опер. — Я передавал. Меня арестовали: взятка! Откуда я мог знать?

— Я понятия не имею, за что сижу; обвиняют по 146-й. Сижу уже несколько месяцев. На допросы не вызывает. Предъявили обвинение, а доказательств никаких. Разве это дело?

«Интеллигент», слушающий товарищей с понимающей улыбкой, веско добавляет:

— Понимаете, у меня семья: жена, дети. Я не убийца, не насильник. Сижу здесь уже несколько месяцев. За это время никаких следственных действий в отношении меня не проводилось. Спрашивается, зачем это нужно, кому? Даром едим хлеб. Хотя бы работу какую-нибудь предоставляли: тапочки шить, например. Коробочки клеить… Хотели потолок побелить, предлагали — нельзя, и все тут.

— У них тактика известная: парься, пока не расколешься. Расскажешь, что требуется, — изменят меру пресечения до суда. Нет — будешь гнить здесь год и больше. Вот и выбирай.

Тема «незаконного» содержания под стражей настолько близка и актуальна для арестантов, что в разговор вступают даже иностранцы.