Вендетта. Том 2 (СИ) - "shellina". Страница 49

Прошло уже почти четыре года с того момента, когда я молился в часовне в Ораниенбауме, как не молился никогда в жизни, ни в той, ни в этой. Не знаю, что помогло: блестяще проделанная предварительная работа, от которой мы с Ломовым, Криббе и Кристианом Ван Веном чуть не окочурились, мужество и цепкий ум моих офицеров, стойкость и героизм солдат и матросов или же эта горячая молитва. Скорее всего, всё вместе. И теперь пришло наше время почивать на лаврах. И этот грандиозный парад является апофеозом нашей общей победы.

Конь переступил с ноги на ногу. Ничего, потерпи, скоро наш выход, а пока просто посмотрим, как выстраиваются ряды героев, которых сегодня будут чествовать. Как формируется первый ряд тех, кто получит награды из моих рук. Я скуп на раздачу слонов, но, видит бог, те, кто сейчас пытается сохранить протокольное спокойствие, периодически всё же улыбаясь, заслужили эти награды и даже более того.

Движение на площади, которую переименовали в Церемониальную, располагающуюся на месте бывшего Зимнего дворца, продолжилось. Я же в этот момент мог подумать, смакуя те события, которые привели всех нас сегодня на эту площадь. Зимний дворец, кстати, я приказал снести целиком и полностью к чертовой матери. Достойное место для нового вроде бы нашли, но я пока не утвердил план и строительство ещё не началось. Хоть деньги были уже выделены.

Так вот та история, которая резко повысила престиж образования произошла, когда смертельные карусели завертелись на всех фронтах. Ко мне прибыл гонец, привезший депешу о смерти Ласси. Каюсь, я порвал эту бумажку на много кусочков, от охватившей меня в тот момент безнадеги. Думать долго было нельзя. Да и не было у меня генералов, чтобы послать на помощь Петьке. Поэтому, немного придя в себя, я сел за стол и собственноручно написал приказ о производстве Румянцева в генералы и дал отмашку на Крым. Сейчас, если верить бумаги, которую мне привёз гонец, крымчаки кинулись на прорыв Перекопа. А так как эти парни полумер не приемлют, то полуостров остался почти беззащитен. Главное, чтобы сумел натиск крымчан отразить. А там… Да и Суворова пускай к делу привлекает. Они же талантливые оба, поди, справятся.

Мне, если честно, было не до Крыма. С калмыками, наконец-то, удалось полюбовно договориться, и то хлеб. Условия у них были общие. Но, так как они не хотели пока уходить от кочевья, как те же башкиры, уже прилично так Уфу отбахавшие, я им предложил Америку. Там степей много, обстановка напряженная, и, если у меня всё выйдет, то вполне можно ковбоям будущим конкуренцию составить. Потому что просто так я болтаться по степям тем же калмыкам не дам. Хотят государственную поддержку — животноводство на них. Мне страну кормить надо. Вот пускай и занимаются тем, что у них хорошо получается — скот выращивают. И кочуют от пастбищ к местам забоя. Не только в Америке, естественно. Казаков к ногтю в очередной раз прижал и выделил для калмыков пастбища. С наказом атаманам: сунетесь — поедете пампасы осваивать. А ещё, я послал к ним голландца, который объяснил, что для того, чтобы с других выпасов на прежние вернуться, нужно это место подготовить. Банально легко вспахать вытоптанную скотом землю и травку посеять. Визг стоял такой, до сих пор в ушах звенит, что они не крестьяне, что это противоречит… И всё в том же духе. Я тогда ухо прочистил, плечами пожал и ответил, что, я не неволю. Не хотите, флаг вам в руки. Только других пастбищ, кроме тех, которые вы, драгоценные в первые пять-семь лет убьете, вам никто не даст. Так что думайте, в конце концов, вам там жить.

Калмыки поворчали, поворчали, но, решили попробовать. Потому что других пастбищ, кроме перечисленных, я им не выделял. Попробовали. Пришлись их снабжать плугами и семенами. Но у нас была договоренность — они мне списки, как положено, на русском языке, на единственном на котором можно эти списки подать с перечнем того, что калмыкам нужно. Ворчат, но признают — условия терпимые. Так что, может, и выйдет толк.

В общем, направил я гонца обратно с благословением генералу Румянцеву взять мне Крым. Если ещё чего по дороге возьмёт, я ругаться не буду. Гонец забрал указ и поскакал обратно к Перекопу. А по дороге его убили. Тати какие-то засаду на дороге организовали. С гонцом ехали пара солдат и взвод казаков. Точнее, они ехали позади, и не успели на помощь. Сумку тати успели выпотрошить, как и самого бедолагу раздеть. Читать они не умели, и приказ попросту сжечь попытались. К счастью, один из солдат читать умел и успел прочесть то что осталось про назначение и разрешение на Крым. По то, что Петька уже генерал — не прочёл, эта часть успела сгореть. Привёз он эти вести на Перекоп и передал Румянцеву. Тот слегка охренел. Но, приказ есть приказ, и не верить солдату он не мог, потому что тому такое придумывать просто не за чем. Вот так Петька до самого конца в полковничьих погонах и проходил. И это надо сказать вызывало недоумение и даже недовольство среди других офицеров. Недовольство на меня, естественно, за то, что друга лучшего в чёрном теле держу.

— Равнение на середину! — снова раздался голос Захара Чернышева, которому сегодня доверили вести парад.

Так, нужно сосредоточиться. Мимо шеренги шел мальчик, приложивший руку к виску. Он шёл очень сосредоточенно. Но его темные мамины глаза сияли, когда он смотрел на всех этих людей. Они были для него героями, в последние годы столько раз ему рассказывали о каждом из них. А сколько раз он сам просил о ком-то рассказать отдельно, и не сосчитать. Подойдя к концу шеренги, туда, где стоял Румянцев, Пашка не выдержал и улыбнулся. А Петька ещё и подмигнул ему, гад такой.

А солдат тот молодец, до прапорщика дослужился под Петькиным командованием. Вон он, ближе к концу шеренги стоит, во весь рот улыбается.

Пашка тем временем подошел ко мне. Я продолжал восседать на коне, изображая из себя статую.

— Ваше императорское величество, курсант Академии имени Петра Ласси Павел Романов прибыл по вашему приказанию. — В тишине звонкий мальчишеский голос звучал особенно звонко.

— Вольно, курсант, — я позволил себе немного расслабиться. — Иди сюда, — нагнувшись, я подхватил Пашку и закинул его к себе в седло.

Он с таким облегчением привалился спиной к моей груди, словно ища опору и зная, что вот эта — самая лучшая, что у меня на мгновение перехватило дыхание. Выпрямившись, и одной рукой придерживая одновременно поводья и сына, я поднял другую руку в воинском приветствии и двинул лошадь шагом вдоль ряда пожирающих меня взглядом людей. Не только тех, кого я буду сейчас награждать, но и тех, кто столпился по периметру площади. А народу здесь собралось, мама не горюй. Как и на улочках, что к площади прилегали. Все фонарные столбы были забиты парнями, которые передавали, что в данный момент происходило на самой площади.

Проезжая мимо иностранных делегаций, я заметил, что здесь не хватает французской. У остальных же гостей, которых сюда добровольно-принудительно пригласили, были довольно кислые мины. Они в большим удовольствием не поехали бы созерцать мой триумф, но их согласия никто не спрашивал. К тому же, эти идиоты сами загнали себя в ловушку. Отчего-то они вбили себе в головы, что я честный и ведомый малый. Каково же было удивление того же Шетарди, когда, внезапно, оказалось, что этот молодой ещё Петька вполне спокойненько может ударить в спину и вообще договориться со всеми подряд, вот только не об одном и том же.

Он ворвался в мой кабинет в прямом смысле этого слова, оставив в руках у охраны несколько частей своего сюртука. Его не убили только потому, что предвидел подобную реакцию и предупредил охрану, что у человека может жёстко подгореть седалище.

— Вы обманули нас, ваше величество! — заорал Шетарди, выдергивая рукав сюртука, державшийся на паре ниток, из рук вбежавшего следом за ним гвардейца.

Я сделал знак, и гвардеец вышел из кабинета. Зато Александр Румянцев, Кристиан Ван Вен и Турок с которыми я сейчас работал, переместились таким образом, чтобы суметь вскочить, если в голову Шетарди совсем уж дурные мысли полезут. Криббе же вовсе встал возле моего кресла, даже слегка оперся на спинку, демонстративно положив руку на эфес шпаги. Но француз их не замечал. Для него мир сузился до меня одного.