Магистр ордена Святого Грааля - Дени Эжен. Страница 32
Оба беса отвесили ему поклон и беззвучно исчезли, будто растворились.
Фон Штраубе уже успел пообвыкнуться глазами в темноте, мог теперь разглядеть весь силуэт незнакомца и был даже несколько удивлен, обнаружив, что у того из-под мантии вовсе не копыта, а сверкающие под свечой сапоги. Если бы сам он лежал не в гробу, если бы не этот скелет и не гипсовая фигура Бафомета [53] на стене, то после давешних разъяснений, данных «сиятельством», можно было бы считать, что их разговор не имеет ничего инфернального под собой.
— Так вы всего лишь масоны? — наконец-таки понял фон Штраубе.
— Смотрите-ка, часа не прошло — уже и догадались! — насмехнулся незнакомец. — Не понимаю только ваших слов насчет «всего лишь». По своему нынешнему положению можете судить, что мы сила достаточная, дабы ее значение не стоило так уж приумалять.
— Да уж, как не сила! — в свой черед попытался съёрничать барон, хотя насмешничать, лежучи в гробу, было не так сподобно. — Попытаться отравить в ресторации трех дворян, а на деле отравить только лакея! Признайтесь — сие дело ваших рук!
— Мда, некоторая неудача, — довольно легко согласилось «сиятельство». — Впрочем, ныне я этой неудаче весьма рад — живой, вы, по-моему, представляете собою много большую ценность, нежели ваш хладный труп.
— И отравленный шоколат в куншткамере — тоже ваша работа? — продолжал насмехаться фон Штраубе. — И нищий на паперти?
— Если вас интересует ответ, — с той же легкостью отозвался крючконосый, — то его уже получили на прошлый ваш вопрос. Неудача, коей весьма рад.
— Однако же, — спросил фон Штраубе, — не многовато ли неудач для такой грозной силы, каковой вы себя рисуете в своем воображении?.. Кстати, балка, упавшая на голову несчастному конногвардейцу Спирину, — не ваша ли придумка? Поскольку Мюллер хозяин дома, ему привесить балку не составляло труда.
— А вот это нет! — решительно отмело «сиятельство». — Мы тогда еще и о вашем существовании не знали. Тут поищите-ка лучше у себя в ордене. И в случае с отравленным исподнего и с отравленными дровами мы, уверяю вас, ни при чем.
— Ну а заманить Бурмасова играть в карты и обыграть вчистую, что для любого шулера не великая задача — тоже знак вашего могущества? — не унимался барон. И, снова вспомнив о друге, спросил: — Кстати, что все-таки с Бурмасовым? Где он?
— Да живой, живой ваш князь, — поспешил заверить его незнакомец. — Нам он живой вовсе уж был без надобности, Мюллер со Жлухтовым хотели его по-тихому удушить да и спалить в печке — имеется у них такая для подобных дел. Но я им не дал — догадывался, что вы после эдакого вовсе не пожелаете вступать со мной в беседу. А побеседовать же нам, право, есть о чем…
— Никаких не будет бесед, — с решимостью сказал фон Штраубе, — покуда не удостоверюсь, что Бурмасов жив. Не хотите моих условий — можете и меня отправлять в свою печку. Так где же он?
— Не слишком далеко отсюда, — нехотя отозвался крючконосый. — Еще второго дня пришел в себя, теперь связанный лежит. Я уже приказал доставить его сюда, чтобы вы могли удостовериться. Ну, можем приступать к беседе?
— Я его должен увидеть, — сказал барон, — прежде не услышите от меня ничего.
Незнакомец спросил:
— Моего честного слова, я так понимаю, вам недостаточно?
Фон Штраубе только усмехнулся в ответ.
— Ладно, — ничуть не оскорбился крючконосый. — Скоро сможете его лицезреть. До той поры молчите себе сколь угодно, однако ваше молчание никак не помешает говорить мне, и слуха, полагаю, вам не поубавит. Все равно не обойтись без моей преамбулы; не станем же попусту терять время. Итак… Да, действительно, мы намеревались вас убить. Если вас интересуют причины — скажу… Мне перед вами таиться нечего. Коли под конец беседы не склонитесь на мою сторону, то все равно отправитесь в уже упомянутую печь вместе со всеми услышанными секретами и, кстати, вместе с другом вашим князем… Так вот, о причинах… В стране, как вы уже сами знаете, плетется заговор против царствующей особы… Знаете вы также, что престолонаследник — скажем так, не душа, но знамя этого заговора. Однако взойти на престол он готов, но, будучи весьма набожным, смерти отца не желает. Простите, что пересказываю уже известное вам… И вдруг выясняется, что в Мальтийском ордене есть некий ясновидящий, который эту смерть уже узрел в своих наитиях, может поведать о том кронпринцу и тем испортить все дело. А он вполне может, ибо сразу после встречи с императором, уже в карете по дороге домой вслух высказал о скорой печальной кончине государя…
«Но от кого вы узнали, что было в карете?» — хотел было спросить фон Штраубе, однако вспомнил о своем зароке держать рот на замке, пока не увидит живым и здоровым Бурмасова, и заставил себя промолчать.
— Сразу вслед за тем, — продолжало «сиятельство», — как вы помните, на вашу персону начались покушения. Правда, о той ловушке, в кою вместо вас попал Спирин, я ничего сказать не могу, сие тайна и для меня тоже. Как, впрочем, и в случае с дровами, и с исподним. Но вот нападение на офицеров на экипаж — это уж точно дело рук заговорщиков. После неудачной попытки они обратились за подмогой ко мне, поскольку многие из них состоят в нашей ложе. Я никак не мог отказать своим братьям в помощи… Ах, право, было бы лучше, если бы вы не ребячились, а перебили меня, коли известное вам рассказываю… Ну да ладно, с преамбулой я уже закончил, теперь можно и приступать к главному. Не будь этого, нам бы разговор не понадобился — давно уже стали бы золой в печи… Так вот, после того как господин Мюллер своевременно поставил меня в известность о вашем разговоре с князем Бурмасовым, мои планы касательно вас решительнейшим образом переменились. О, я сразу понял, кто вы в действительности! Вы надежда наша, вы наш брат!
— Брат, которого держат в гробу и пугают печью, — все же съязвил фон Штраубе. Он не забыл о своем зароке до встречи с Бурмасовым не вступать ни в какой разговор, но перечить он уж никак не зарекался.
Незнакомец сделал вид, что не услышал этих слов.
— Да, наш брат! — повторил он. — Ибо все мы — дети одной и той же вдовы!
Фон Штраубе опять язвительно вставил:
— Вот уж никак не ожидал, что у меня вдруг столько самозваных братьев появится! Наподобие Мюллера, Жлухтова да и вас тоже.
На сей раз крючконосый не стал делать вид, что глухой, и воскликнул:
— Тем не менее все мы братья! Не по кровному, конечно, происхождению, а по великой тайне, связующей нас! По тайне священного Грааля, сохраненной для нас тамплиерами!.. Ведь это дело лишь случая — что отпрыск деспозинов очутился на Мальте; но мы, также наследники тамплиеров, только северная ветвь — мы так же верны этой тайне!
— Допустим, но я-то вам зачем? — спросил фон Штраубе, поскольку вопрос ни к чему не обязывал его.
Глаза у «сиятельства» теперь горели, как у безумца, каковым он, возможно, и являлся.
— О, — снова воскликнул он, — мы, северная ветвь, именуемая вольными каменщиками, мы пока что несчастные дети вдовы, дети, все слабее ощущающие свое родство с нею. Но окажись подлинный деспозин среди нас — и мы из пустой чаши Грааля превращаемся в чашу наполненную!.. Престолонаследник с некоторых пор с нами, но, почувствовав пустоту в самой нашей сердцевине, он может легко отойти от братства. Но если среди нас деспозин, тот, кто обладает даром предвидения… одному Господу известно, на сколько веков вперед… если с нами тот, кто несет в жилах самую священную для всякого христианина кровь… тогда все будет иначе. В этом случае после того как заговор достигнет своей цели (а он ее достигнет — вы сами сие предвидите!), наихристианнейший Александр станет видеть в нас главную опору и себе, и потомкам своим! Не будет здесь более могущественной силы, чем наше братство! Вы же — о, вы будете превознесены так, что станете в том подобны своему далекому предку царю Давиду, своим предкам Меровингам. Здесь, в далекой России, вы воссоздадите новую Септиманию!