Ливонское наследие (СИ) - Романов Герман Иванович. Страница 7
Магнус задумчивым взглядом обвел радостно махавших ему немецких горожан. Переселенцы с германских земель, вечно нищие и голодные, они на благословенной «земле девы Марии» — а так называли Ливонию в западных «хрониках» — отъелись, почувствовали себя господами жизни и хозяевами положения. Еще бы — обзавелись собственными рабами и не одним, которые им низко кланяются, называя «господами». Теперь можно куражиться над несчастными и морить их на работах. Только в городах эсты имели лучшую жизнь, и то благодаря правилу, по которому через год и один день «городской воздух делает человека свободным».
Магнус сжал губы, с нескрываемым злорадством подытожил, что через месяц половина немцев будет его тихо ненавидеть, когда осознают, что воевать за их интересы он не намерен. И хуже — начнет прищемлять их права и наделять ими третируемых эстонцев, ливов и латышей — последние два народа находились под его пастырской властью в Курляндском епископстве, что находится на противоположном берегу…
— Ваша светлость, смеркается — может быть нам следует возвратиться в замок? Скоро к вечерне пробьют.
Комтур Иоганн фон Регенбах подъехал к нему вплотную, до этого держался в стороне, не мешая молодому прелату думать. Десяток рейтар окружали епископа, следуя на отдалении впереди и позади нового владыки Эзеля. На воинов он сразу обратил внимание — все были практически единообразно одеты, причем в исключительно черное. А вот латы на каждом блестели, узкие мечи, больше похожие на тяжелые шпаги — рукояти были прикрыты витыми эфесами, защищавшими кисть. А еще очень многопистолей с колесцовыми замками, что стоили баснословные деньги. Пара в седельных кобурах, еще пара в сапогах — такой способ сильно удивил Магнуса, и еще парочка за спиной — прикреплена у луки в дополнительных сумках. У каждого еще по кинжалу — но это необходимость, у самого на поясе такой, только рукоять и ножны позолочены. Тут это было не только боевое оружие, но и бытовой предмет так сказать, и обозначение статуса в обществе.
К немыслимому изумлению Магнуса, который в своей прошлой жизни с ножом встречался на резке колбасы и овощей, а с топором при рубке дров для камина, выяснилось три часа тому назад, что его тело имеет совсем иные навыки. Стоило прийти фехтмейстеру на обязательную ежедневную тренировку — а в свите герцога гольштейнского был такой учитель фехтования — и получив несколько ударов деревянным мечом по корпусу и рукам, в Магнуса словно бес вселился. Он перестал думать, и тело само включилось в работу, демонстрируя великолепные навыки владения оружием, что вбиты с детства. И на конной прогулке держался в седле как влитой, совершенно не думая как получается. Хотя в прошлой жизни имел сомнительное удовольствие от верховой езды только раз. После падения на землю Магнус неделю не мог сидеть и ходить толком — настолько болела отбитая при падении спина. А тут все пошло как по маслу, тем более конь был отлично выезжен и обучен, и приветствовал его при встрече ржанием.
Но самое главное — память настоящего принца передалась вместе с телом. Да, он не смог вспомнить короля Фредерика, брата настоящего Магнуса, но не сомневался, что стоит увидеть, как он моментально его узнает. Таких открытий за день он получил немало. А еще словарный запас стал богаче на четыре языка — принц получил определенное образование, соответственно нынешней эпохе, свободно говорил на латыни. Датским, шведским и немецким языками владел как родными, и что интересно — мешанины в голове от этого не происходило. Просто своего рода переключение, как в компьютерных программах, переход от одного к другому…
— Постой, комтур, что это?!
Магнус остановил коня, натянув поводья. Странно — вроде праздник, но ему показалось, что где-то рядом раздается тихий детский плач с характерными всхлипами.
— Кого-то выдрали хворостиной за проказы, вот теперь ноют. Поделом, — равнодушно бросил Регенбах.
— Сегодня «Светлый Праздник» — бить детей нельзя! Это нарушение порядка и заповедей, надо разобраться немедленно!
И хотя голос Магнуса прозвучал негромко, но настолько властно, что с комтура слетело все равнодушие. Лицо ротмистра ощерилось оскалом и стало злым, а рука ухватилась за эфес меча.
А как иначе — даже собственных детей можно драть кнутом и лупцевать, забить до смерти, если хочешь — но не в такой день, ибо это нарушение установленного порядка. Следовательно, прямое и злостное попрание правил, что фактически является посягательством на общественные устои. Регенбах зло ухмыльнулся, глаза сверкнули, он молча взмахнул рукою, подавая знак рейтарам. Сразу же полдесятка воинов спешились, и по всем правилам военного дела окружили сарай, откуда доносились звуки плача.
Не совсем сарай, в русском понимании — добротное строение из плитняка, еще только возводимое, но уже внушительное. Хотя при таком строительстве потребуется несколько лет упорного труда целой семьи, и не факт, что оно получит окончательный облик.
Короткий визг оборвался на высокой ноте — все стихло. Из строения вышел рейтар, держа в руках безвольное тело девочки в порванном платье, настолько ветхом, что через дырки просвечивала белая кожа. Второй рейтар вынес совсем уж ребенка, мальчика лет семи, не больше, худого как щепка, в столь же изодранной одежде и босого.
В глазах детей застыл ужас, когда они узрели перед собой зловещих черных рейтар. Но они молчали, даже дышать боялись, и без команды встали, вернее, рухнули на колени перед епископом — кто же не признал бы повседневного облачения прежнего владыки.
К удивлению комтура и телохранителей, Магнус спешился, и знаком отослал сопровождение в сторону. С ласковой улыбкой посмотрел на детей, и тут же сжал зубы. Он все понял в одно мгновение — несчастные слуги похотливого хозяина, что истязает сирот. Девочка лет двенадцати опустила руки к земле, платьице было разорвано, а выше большого соска — грудь у нее не оформилась, так, припухлость — багровый оттиск пяти пятен — кто-то пальцами сильно сдавил ей кожу. Мальчик был избит, один глаз заплыл синевой, на голове в русых волосах запеклась кровь — не кулаком били, палкой, без всякой жалости.
Вскипела кровь, нахлынул гнев — с этим делом нужно было разобраться немедленно…
Глава 7
— Тебя как звать, дитя мое?
Эстонская речь Магнуса потрясла детей — оба вперились в него глазенками, русоголовые, носы кнопками — брат и сестра. Действительно, чтобы великий господин знал их речь — такое было немыслимо.
— Марией окрестили, а так Линда, мой господин.
— Как жену Калева, — Магнус погладил ее по растрепанным волосам, усмехнувшись — эстонцы всегда чтили своих мифологических героев, что вызывало жуткую ненависть со стороны католической церкви.
— Ты оттуда ты с братом пришла сюда?
Магнус мотнул головой на восток, в сторону материка, и девочка, поняв его, судорожно всхлипнула. Потом ответила дрожащим голоском, с едва сдерживаемым страхом в голосе.
— Папу зарубили, он корову не хотел отдавать. Зерно подчистую выгребли, дом спалили. Маму насиловали страшно — я все видела, с братиком спряталась. И тетку тоже… А детям ее головы разбили о стену…
Линда всхлипнула и разревелась, растирая кулачком глаза. Магнус ее только обнял за хрупкие плечи, успокаивая, присел рядом на корточки, и накинул на нее свой короткий плащ.
— Кто это сотворил?! Московиты?!
— Нет, мой господин. Они в полон только уводят, да дома грабят. То ревельцы, и с ними ливонские гофлейты были.
— Понятно, — Магнус сжал зубы — такие времена стоят на дворе жестокие. Немцы всегда так поступали с непокорными эстами, чтобы запугать их, сломить волю. Русским незачем убивать полон, особенно женщин — рабыни самый ходовой товар в военной добыче. И решил спросить, хотя прекрасно понимал, что его вопросы будут причинять девочке боль.
— Тебе сколько лет? Ты сама с братом на острова пришла?