Проклятие Ильича (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович. Страница 21

— Тётя Паша!

— Иди. Твоя жизнь. Профукаешь, — вобла повернулась к Костику и погрозила ему пальцем: — Мне Маринка как дочь, обидишь — найду и кастрирую. Понял ли?

— Понял, не дурак. Дурак бы не понял, — попытался отшутиться Левин, но на строгом лице Прасковьи Ильиничны не дрогнул ни один мимический мышц.

— Лежи. Если чего, то вон кнопка за головой.

И обе медсестры — и старая, и как дочь — покинули палату.

— Даже и не думал. У меня Дюймовочка. Да! Где ты, Марьяна?

Событие двадцать пятое

В Боливии фиеста, салюты и фанфары.

Убит палач Эрнесто, нет больше Че Гевары!

Спокойно спите люди любого цвета кожи.

Никто вас не разбудит, ваш сон не потревожит.

Медсёстры ушли, и Владимир Ильич, прикрыв глаза, решил основательно покопаться в памяти Костика — даже на первый взгляд там куча всяких отличных штукенций имелась. А если копнуть? Не дали, только закрыл глаза, как хлопнула дверь в палату.

— Ну-с, молодой человек, теперь никто не мешает, осмотрю вас перед уходом. Как себя чувствуем? — доктор Сидоркин, что и убил настоящего Костика, отбросил с него простынку.

Очевидно, хотел причиндалы рассмотреть. А, нет — потрогал прилепленную на лейкопластырь нашлёпку из бинтов на пузе. Трубочку с дренажом потрогал. Пузу больно эдак потрогал, потом руку с катетером потрогал, посмотрел на вновь установленную капельницу и её потрогал.

— Нормально всё. Пить только всё время хочется, — сообщил ему Левин.

— Понемногу можно. Рот тоже полоскайте. Это снимет сухость во рту. Ну, оставляю вас, молодой человек, добавили вы мне седых волос. Разве можно при аппендиците переедать и, наплевав на боль и симптомы другие, забираться как можно дальше от медицины. Н-да. Могли бы и не выжить. Ну, впредь наука будет. Думать нужно о здоровье.

— Можно я пошучу? — вспомнил прикольную фразу про врачей Владимир Ильич.

— А умеете? — это тоже шутка, надо понимать, была.

— Каждый врач должен помнить, если болезнь не начать вовремя лечить, она может пройти сама, — выдал всё же цитату Левин.

— Ха. Правда смешно, — хрюкнул толстенькими щёчками Сидоркин, накрыл причиндалы Костика простынкой и кивнул, как поручик Ржевский. — До свидания. Послезавтра увидимся. Надеюсь, больше сюрпризов от вас ждать не стоит. Да, скальпеля или тампона я внутри у вас не забыл. Не должен был. Наверное. Хотя…

Хирург снова хрюкнул, снова головой мотнул и скрылся за скрипучей дверью. «Масла машинного попросить у дяди Волеслава надо», — подумал Левин и как-то незаметно для себя, вместо ревизии головы реципиента, этой головой заснул.

Проснулся Владимир Ильич от того, что его тормошила тётя Паша.

— Перевязку сейчас делать будут. Утку подать?

Левин прислушался к организмусу. Да, утка не помешает.

— Угу.

И тут же получил голубой предмет.

— Да выйду. Тоже мне, скромник, — оценила его взгляд медсестра и хлопнула скрипучей дверью.

Потом она отодрала больно-пребольно тампон старый и наложила жёлтенький, пропитанный фурацилином новый, перекрестила лейкопластырем и удалилась.

Не так чтобы болело, но тётя Паша вернулась через пару минут и вкатила ему в задницу укол анальгина, или чего-то другого обезболивающего, приложила тыльную сторону ладони ко лбу, поджала губы и вышла, проскрипев напоследок дверью.

Левин снова закрыл глаза, чтобы ревизию знаний провести. На всякий случай выждал пару минут, а то всё время отвлекают. Не на этот раз. Итак. Есть просто удивительный факт в биографии Костика. Испанский язык для него является родным. Он родился на Кубе. И, как и все родившиеся на Кубе, получил кубинское гражданство. Родился Костик в 1964 году, когда его отец работал советником Посольства СССР в Республике Куба. Мать приехала туда на шестом месяце и родила Костика в больнице Гаваны. И вот дальше непонятно, то ли гордиться, то ли нет, но в семейном фотоальбоме Квасиных есть две фотографии с маленьким мальчиком. Одна — на руках Фиделя Кастро Костик лыбящийся, а вторая вообще раритетнейший раритет. Костик сидит на коленях того самого Эрнесто Че Гевары — молодого, улыбающегося, в неизменном своём берете. Если судить по возрасту Костика, то фото сделано за год примерно до смерти команданте в 1966 году.

И ещё есть интересная строчка в биографии. Квасин — самый молодой выпускник МГИМО, ему только полгода как девятнадцать исполнилось. И виной тому опять командировка отца. В 1973—1976 годах Олег Константинович был советником-посланником Посольства СССР в Республике Боливия. И за те три с половиной года Костик, поехавший туда с отцом и матерью, закончил в школе при посольстве шесть классов. Учителей хватало, а учеников раз-два и обчёлся. Посол тогда и предложил сдавать экзамены экстерном, чем родители Константина и воспользовались. Закончив девятый и десятый класс уже в Москве, в школе № 588, что располагалась в Зубовом проезде в доме № 15, Квасин поступил в МГИМО в четырнадцать с хвостиком. Из этих четырнадцати он почти семь лет прожил в испаноговорящих странах, язык знал в совершенстве, и даже боливийский акцент присутствовал — чуть присвистывал в словах с «С».

На этом ништяки не заканчивались. Родители всерьёз занимались образованием мальчика. Костик закончил музыкальную школу по классу скрипки. Чёрт его знает, может ли это в жизни пригодиться, но хоть ноты знал. А ещё он в Боливии занимался карате и потом в Москве продолжил, пока секции карате не запретили. Ни в каких соревнованиях не участвовал, но слабаком и ботаником назвать его было трудно. Рост метр восемьдесят и семьдесят пять кило веса. Сухой, поджарый и накачанный.

Кроме испанского, Квасин владел на уровне очень неплохом английским и чуть похуже немецким.

Всё. Ну, в футбол ещё за МГИМО играл. Тоже в Боливии пристрастился.

А, нет — ещё один интересный плюсик есть. Три с половиной года, проведённых мальчиком Костей в Ла-Пасе, который находится на высоте почти четыре километра над уровнем моря, дали растущему организму многое. Сердечко побольше, лёгкие побольше и выносливости совсем уж побольше. Не напрягаясь, бегал Квасин в Москве все полтора часа на футбольном поле.

Больше особых плюсиков не было, да и не дали додумать. Сначала пришли телефонисты, потом пришлось звонить ректору и директору, потом прибежал взмыленный плотник и смазывал скрипучую дверь, бросая враждебные убийственные взгляды на Левина, потом пришла нарядная Марина с тёплым супчиком куриным в литровой банке, укутанной в несколько полотенец. И даже бананы принесла, как и обещала. И книжку. Фантастики не досталось, но книга была охренительной.

— В букинистическом купила, — понурила голову демоница.

На обложке было написано, что это антология зарубежной фантастики, а внутри аккуратно заменена нетленка на книгу «Садоводство средней полосы».

— Жулики кругом, — поржал Левин.

— Я поменяю! Я им устрою! Я…

— Да ладно, Марина, оставь. Они дали тебе гораздо более ценный мех. Давно хотел в этом вопросе разобраться, — успокоил Владимир Ильич чуть не плачущую, но сжимающую кулачки девушку.

Марина ушла через полчаса, когда Костик покончил с куриным бульоном. В два приёма. Левин вновь закрыл глаза и попытался себе представить свою дальнейшую жизнь.

Событие двадцать шестое

Любые предложения люди понимают иначе, чем тот, кто их вносит. Третий закон Мерфи

Если попадание в тот магический мир Владимир Ильич не ожидал, и там точно чего-то планировать было ну, по меньшей мере, глупо, то сейчас картина была совершенно другой. Молодчик Лукомор просто идеального реципиента подобрал. Молодой, умный, спортивный мажор. Да ещё и родители в Аргентине на три года. Не надо свои косяки объяснять, если сделаешь чего с точки зрения настоящего Костика неправильное. Есть трёхкомнатная квартира в центре Москвы на том самом Зубовском проезде, рядом с бывшей школой его. В домике № 5 — небольшом двухэтажном — на втором этаже. Зубов, кстати, — это не фаворит Екатерины, а стрелецкий полковник, в честь которого этот район Москвы и назвали. Раньше стрельцы своими полками слободами селились в Первопрестольной.