Дворник - Баррэдж Альфред Маклелланд. Страница 2
Следует добавить, что Тессе исполнилось двадцать два года, красотой она не блистала, но благодаря отменному здоровью и юной свежести обладала приятной внешностью. Особенно привлекательно она выглядела при свечах, когда ее руки — по крайней мере, они произвели бы впечатление на художника — летали над клавишами, словно белые мотыльки.
Мисс Ладгейт впервые назвала ее по имени только через неделю и добавила;
— Надеюсь, душечка, вы останетесь со мной. Вам будет скучно, и боюсь, я покажусь вам невероятно надоедливой. Но я не стану отнимать все ваше время, и думаю, вы найдете себе друзей и развлечения.
Таким образом, Тесса осталась и после истечения испытательного месяца. У нее было доброе сердце, она легко заводила друзей, причем всегда испытывала к ним искренние чувства. Она старалась хорошо относиться ко всем, кто хорошо относился к ней, и, как правило, ей это удавалось. Дружбу двух женщин проанализировать сложно, однако она действительно существовала, и временами им удавалось протянуть друг другу руки через разделявший их барьер между юностью и старостью.
Мисс Ладгейт вызывала у Тессы странную нежность. Несмотря на все ее богатство и высокое положение, она была несчастным и одиноким человеком. Она напоминала Тессе бедную актрису, играющую роль королевы, — облаченная в фальшивые королевские драгоценности, она отдает приказы, и другие актеры исполняют их, словно заводные машины; но как только упадет занавес, ей придется вернуться в реальную жизнь — к мокрым улицам, скудной пище, в холодную, неуютную квартиру.
Тессу переполняла жалость, когда она думала, что рядом с ней живет и дышит существо, продолжающее цепляться за жизнь, которая скоро вырвется из его пальцев. Тесса могла подумать: «Через пятьдесят лет мне будет семьдесят два, и скорее всего я доживу до этого времени». Она с болью в сердце думала о том, как должен чувствовать себя человек, не имеющий права загадывать на месяц вперед, человек, который каждую ночь, ложась спать, не уверен, увидит ли он завтрашний день.
Жизнь и в самом деле показалось бы Тессе необычайно скучной, если бы не полная смена окружения. Она выросла в доме сельского священника, среди семи братьев и сестер, которые донашивали друг за другом одежду, протирали ковры до дыр, ломали дешевую мебель, разбивали все бьющееся, кроме сердец родителей, и каким-то образом перескочили в юность. Непривычное великолепие дома мисс Ладгейт оживляло монотонность жизни Тессы.
Вот что она написала своей «дорогой мамочке»:
«Наверное, когда я вернусь домой, наши милые старые комнаты покажутся мне смехотворно маленькими. Поначалу дом поразил меня своими огромными размерами, комнаты по величине напоминали казармы — можно подумать, я когда-нибудь видела казармы! Но я начинаю к нему привыкать, и на самом деле он не такой большой, как кажется. Конечно, в сравнении с нашим домом он огромный, но не такой, как дом лорда Брэнбурна или даже полковника Экстеда.
Это милый старинный особняк, словно сошедший со страниц книг, в которых обязательно присутствует какая-то загадка и есть потайная дверь, а героиня служит гувернанткой у детей и потом выходит замуж за молодого баронета. Но я пока не слышала ни о каких тайнах, хотя мне нравится их выдумывать, и, даже будь я гувернанткой, никаких молодых баронетов нет и в помине.
Но, по крайней мере, привидение должно жить в этом доме, хотя раз я ничего о нем не слышала, значит, его тут скорее всего нет. Мне не хочется спрашивать мисс Ладгейт, потому что, хотя она и славная леди, есть некоторые вопросы, которые я не могу ей задать. Может быть, она верит в привидения, тогда ей будет страшно о них говорить; а может быть, не верит, тогда она рассердится за то, что я говорю чепуху.
Конечно, я знаю, что все это чепуха, но как было бы чудесно, если бы нас преследовала какая-нибудь миленькая старушка — скажем, времен королевы Анны. Но привидения нас не преследуют, зато нас преследуют бродяги».
Дальше она описывает ежедневное паломничество этих кочевников английской деревни, которые попрошайничают и крадут все, что попадется им на пути, переходя от одного работного дома к другому; эти странные, нелогичные и ленивые создания выбрали жизнь, полную страданий и лишений, вместо сравнительного благополучия, гарантированного честным трудом. В среднем к ним наведывались три-четыре таких посетителя в день, и ни один из них не уходил с пустыми руками. Миссис Финч получила строгие инструкции и неукоснительно их выполняла с бесстрастным лицом дисциплинированного работника. Если в доме не оказывалось лишней еды, ее заменяли деньгами, которые можно было обратить в выпивку в ближайшем трактире.
Тесса постоянно встречала этих бродяг на дороге. Мужчины и женщины, они многим отличались друг от друга; некоторые все еще цеплялись за остатки самоуважения; другие хитрили, вели себя непристойно, враждебно и являли собой потенциальных преступников, которым не хватает мужества подняться над мелким воровством. В большинстве своем их лица искажала либо злоба, либо идиотское выражение выпученных глаз в сочетании со слюнявым похотливым ртом, но всех их объединяли нечистоплотность и наглое поведение.
Постепенно Тесса привыкла к их откровенным и дерзким взглядам, фамильярным кивкам, пошлым ухмылкам. Они по-своему выражали ей свое презрение, говорили, что она — никто, и, если ей противно на них смотреть, пусть не смотрит. Они знали, что она всего лишь мелкая сошка, которую в любой момент могут уволить, тогда как они — по какой-то необъяснимой причине — всегда желанные гости. Тесса относилась с отвращением к ним и к их молчаливой наглости и в душе злилась на мисс Ладгейт за то, что та им потворствует.
Они — помоечные крысы, изгои общества, мерзкие грабители, переносящие заразу из деревни в деревню, из города в город.
Девушка не понаслышке знала о трудностях честных бедняков. Воспитываясь в деревне, она сталкивалась с наемными работниками, чернорабочими, видела ужасающую бедность их домов, их независимость и отчаянную борьбу за выживание. В имении мисс Ладгейт немало семей жили на хлебе и картошке, иногда не имея в достатке даже этой скудной пищи. Но старуха не испытывала к ним никакой жалости и щедро одаривала тех, кто этого вовсе не заслуживает. В вырытых за парком канавах всегда можно было найти пару батонов хлеба, выброшенных туда каким-нибудь бродягой, который получил более вкусную еду в доме лавочника.
Тесса не могла поговорить с мисс Ладгейт на эту тему. Она понимала, что такой разговор может стоить ей места. Однако она подошла с этим вопросом к миссис Финч, в обязанности которой входило подавать нищим еду и выпивку или, за неимением другого, деньги.
Миссис Финч, неразговорчивая по природе, но с доброй душой, сначала ответила одним многозначительным словом «Приказы!» и после небольшой паузы добавила:
— У хозяйки есть веские причины для этого… Во всяком случае, так ей кажется.
Тесса поселилась в Биллингдон-эбботс поздним летом, когда в садах вовсю цвела нежная лаванда — предвестница приближающейся осени. Наступил сентябрь, и на деревьях появились первые желтые пятна. Каштаны раскрыли свои колючие скорлупки, роняя на землю гладкие коричневые плоды. По вечерам над прудами и ручьями поднимался бледный туман. Стало холодно.
Каждое утро выглядывая из окна своей комнаты, Тесса отмечала признаки неумолимого движения времени. День за днем зеленых красок становилось все меньше, а желтых — больше. Потом желтые уступили место золотым, бурым и красным. Лишь остролисты и лавры не сдавались под напором наступавшей зимы.
Однажды вечером мисс Ладгейт впервые закуталась в зимнюю шаль. У нее был подавленный вид, она почти ничего не говорила за ужином. Потом в гостиной она достала колоду карт и приготовилась раскладывать вечерний пасьянс, как вдруг поставила локти на стол и закрыла лицо руками.
— Вам нехорошо, мисс Ладгейт? — с тревогой спросила Тесса.
Мисс Ладгейт убрала руки и подняла морщинистое лицо. В глазах плескались тоска и страх.