Всеблагое электричество - Корнев Павел Николаевич. Страница 82
Лошади без всякой спешки бежали по пустынным улицам, колеса экипажа разбрызгивали лужи, где лишь пугая пешеходов, а где и обливая их грязной водой. К вечеру погода прояснилась, низкие тучи начало относить от города, но вместе с сумерками в город прокралась молочная пелена тумана. Фонари горели в ней оранжевыми кругами и почти не светили, мало что можно было разобрать и на расстоянии пары десятков шагов.
Появилось чувство слежки.
— Не нравится мне этот туман, — пробормотал Рамон, выбираясь из коляски. — Ни черта не видно…
Я кивнул и настороженно огляделся по сторонам. Застроенная однотипными доходными домами улица протянулась по самой окраине иудейского квартала, и сейчас за нами с интересом наблюдали жуликоватого вида молодчики, что подпирали стены в подворотнях и сидели на ступеньках под навесами парадных.
Каково было возвращаться сюда каждый вечер преуспевающему помощнику управляющего?
— Наверное, у него толстуха-жена и десяток детей, — предположил Рамон. — Все его деньги уходят на одежду и пропитание, поэтому он и снимает квартиру в этой дыре. Или у него престарелые родители, нуждающиеся в дорогих лекарствах. А может…
— Умолкни, — потребовал я, поднялся на крыльцо и постучал в запертую дверь. Вытащив из портфеля список банковских работников, повел пальцем по списку жильцов, и, когда на улицу выглянул консьерж, как раз читал:
— Левински, Малик… Малк! — после этого поднял взгляд на иудея средних лет и спросил: — Аарон Малк здесь проживает?
— Здесь, — подтвердил консьерж.
— Он у себя?
— Нет.
Я выжидающе посмотрел на собеседника, не дождался от него ничего, кроме этого краткого отрицания и возмутился:
— Мне клещами из вас каждое слово вытягивать? Когда он появлялся последний раз?
— А в чем дело? — насторожился иудей, нерешительно отступая под моим напором вглубь коридора.
— Мы представляем Банкирский дом Витштейна! — продолжил я, не снижая темпа. — Вы слышали о Банкирском доме Витштейна?
Консьерж кивнул.
— А о недавнем инциденте, связанном с этим почтенным учреждением?
И вновь консьерж подтвердил свою информированность скупым кивком.
— Тогда вам известно, кто я и зачем я здесь.
Иудей досадливо поморщился:
— Господину Левинсону не стоило связываться с гоями. До добра это не довело.
— Аарон Малк, — напомнил я, — когда он появлялся последний раз?
— Не было со вчерашнего дня.
Мы с Рамоном многозначительно переглянулись, и я спросил:
— А его близкие? С кем мы можем поговорить?
— Он живет один.
— Тогда проводите нас в его комнату. Мы должны убедиться, что его и в самом деле нет дома.
Консьерж посмотрел на меня с неприкрытым сомнением, тогда я помахал у него перед лицом списком сотрудников банка.
— Или придется ради этого беспокоить господина Витштейна?
— Только ничего не трогайте, — сдался иудей.
Мы поднялись по скрипучей лестнице на третий этаж, и консьерж отпер дверь мастер-ключом. Выставив перед собой винчестер, Рамон первым переступил через порог, я нашарил в кармане «Цербер» и шагнул следом.
Ни в одной из комнат никого не оказалось, лишь витал в воздухе едва уловимый аромат, без всякого сомнения, прекрасно нам обоим знакомый.
Рамон потянул носом воздух и спросил:
— Это то, что я думаю?
— Именно, — кивнул я. — Проверь мусорное ведро, — и повернулся к иудею. — Надеюсь, проверка мусора гоем не является нарушением ваших устоев?
— Нет, — односложно ответил консьерж, явно жалея, что вообще пустил чужаков на порог дома.
Рамон провозился меньше минуты, после этого мы распрощались с хмурым иудеем и вышли на улицу.
— Что-нибудь нашел? — спросил я, спускаясь с крыльца.
Крепыш показал небольшой бумажный сверток с полусмазанным иероглифом.
— Опиум? — решил я, поскольку пахло в квартире именно этим наркотиком.
— Китайский, — подтвердил Рамон.
— Только не говори, что придется опять соваться в китайский квартал!
Крепыш пожал плечами.
— Если Аарон еще жив, то валяется в одной из тамошних курилен. Думаю, по этой бумажке нам подскажут, в какой именно.
— Те констебли?
— Да хотя бы и они.
— Поехали.
И мы отправились на поиски извозчика, готового промозглым дождливым вечером отвезти двух господ в китайский квартал.
Нашли, конечно. Деньги подчас творят настоящие чудеса.
В дождливую погоду китайский квартал выглядел еще неприглядней, чем в ясные дни. Пусть на улицах стало чуть меньше попрошаек и не так сильно воняло запахом подгорелой еды, но тротуары залило водой и всюду плавали нечистоты. И никаких шествий, фонариков, рикш, боя барабанов и толп любителей поразвлечься в местных борделях и притонах. Район превратился в грязную тень самого себя.
Впрочем, насчет попрошаек я несколько поторопился — стоило только нам выбраться из экипажа, как со всех сторон немедленно потянулись увечные нищие, однорукие, безногие, гниющие заживо.
— Убирайтесь! — раздраженно рявкнул Рамон и зашагал к лапшичной.
Я поспешил следом и тихонько рассмеялся:
— Не давай воли страхам, приятель.
— Пошел ты! — выругался крепыш, распахнул дверь и скрылся в закусочной. Вскоре он вышел обратно, вслед за ним появился пропахший запахом немудреной стряпни констебль, старший в наряде.
— Ну? — хмуро глянул он на нас. — Что еще?
Рамон сунул ему бумажный сверток. Констебль какое-то время рассматривал иероглифы и даже отошел к окну, потом вернул обрывок Рамону и прямо заявил:
— Там с вами разговаривать не станут.
— Сколько? — спросил я.
— Это притон Красных Драконов, — покачал головой полицейский. — Действуйте на свой страх и риск, нам здесь еще работать.
— А просто проводить? — уточнил Рамон.
Констебль задумался, потом кивнул и скрылся в лапшичной. Пару минут спустя на улицу вышел его подчиненный-китаец.
— Двадцать франков! — с ходу заявил узкоглазый.
— Десять, — протянул я ему мятую банкноту.
Китаец от денег отказываться не стал, но выдвинул встречное предложение:
— И пять на месте.
— Веди, — согласился я.
Округу все сильнее затягивал туман, стоило свернуть с оживленной улицы, и звуки немедленно смолкли, остался лишь плеск воды под ногами да чавканье грязи. Временами даже начинало казаться, будто мы шагаем по рисовому полю, главное было не приглядываться, ведь иной раз в лужах попадались вещи совсем уж отвратительные. Лично я не хотел знать, на чем скользят подошвы сапог.
Впрочем, мне было не до того — пока плутали в лабиринте узеньких улочек, не оставляло чувство, будто кто-то крадется за нами, подглядывает из-за угла, следит, перепрыгивая с крыши на крышу. Вспомнилась лиса-оборотень, сделалось окончательно не по себе.
Я расстегнул ремешок кобуры «Рот-Штейра», затем переложил «Цербер» в карман плаща и собрался было снять с предохранителя убранный в портфель маузер, но тут мы вышли к двухэтажному домику с броской вывеской, на которой перемежались непонятными иероглифами многочисленные красные драконы.
Провожатый немедленно протянул руку и потребовал:
— Пять франков!
Я оперся на трость, повернулся к Рамону и спросил:
— Что скажешь?
Крепыш присмотрелся к обрывку свертка и кивнул:
— Похоже на то.
— Пять франков! — повторил китаец, заметно нервничая. Находиться здесь дольше необходимого ему не хотелось.
Я достал бумажник, но прежде чем расплатиться, на всякий случай уточнил у напарника:
— Обратно дорогу найдем?
— Найдем, — уверенно подтвердил Рамон.
Китаец выхватил пятерку и в один миг растворился в темноте, словно его и не было с нами вовсе.
— Смотри, — предупредил я приятеля, — если заблудимся, я тебе этого не прощу.
— Меня больше другое беспокоит, — хмыкнул Рамон, скинул винчестер с плеча и направился к опиумному притону.
Я вздохнул и поспешил следом.
Разговор и в самом деле обещал выйти не из легких. Китайский квартал, опиумный притон, территория триады — и два назойливых чужака с вопросами. Взрывоопасная смесь, даже без учета винчестера.