Пепел на сердце (СИ) - Грант Игорь "IGrant". Страница 19

- А ты не должен быть в коме, вампир?

Последний горящий мост рухнул где-то в другой вселенной. Больше никаких тайн не будет. Или мне придётся его убить, или… Мои губы впились в его, сминая гневное сопротивление. Горячее дыхание смешалось с моим. И мы сновь стали единым целым, как восемнадцать лет назад. До того страшного дня.

========== Глава 12. Не всё то слово, что звучит. (Тимур) ==========

С сегодняшнего дня я выкладываю главы сразу, как написал. То есть - ошибки неизбежны) Плотно бетить не охота. И как-то всё понеслось само. В этой главе НЦа не была запланирована. Но, блин…

“Психушка, по палате со свихнувшимися математиками бегает мужик и орет:

“Ща всех продифференцирую!!!”. Все, значит, от него шарахаются, а один сидит так спокойно и ноль внимания. Hу, буйный к нему подбегает и орет опять:

- Ща тебя продифференцирую!!!

- А мне пофигу…

- А я тебя два раза продифференцирую!

- А мне пофигу…

-???

- А я «е» в степени «икс»”. (анекдот)

Вот уж напасть! Мой Кешка – просто кладезь странных проблем. Мы сидели на кухне у Баринцева, куда смотались из моей квартиры, и слушали пространные объяснения главврача городской «дурки». Что-то про психосоматику, детские травматические впечатления и прочую лабуду. Я же просто смотрел на совершенно осунувшегося беса, вяло пытавшегося хлебать зелёный чай. И бесконечно переживал. Этому мальчишке приходится очень не сладко. А я только и могу, что подначивать да лапать, словно нет никаких проблем. Анатольевич заметил мой взгляд, замолчал и тронул за плечо. Я вскинул брови, безмолвно спрашивая. Егор встал и сказал, обращаясь к парню:

- Ты пока пей чай, а мы с Тимуром поговорим в зале.

Кешка равнодушно кивнул, продолжая смотреть куда-то в пространство. Егор же неожиданно больно схватил меня за руку и выволок из кухни. Протащил по коридору и втолкнул в зал. Последовавший ощутимый хлопок ладонью по лбу ввёл меня в прострацию. Я уставился на седого врача, моргая и пытаясь хоть что-то сказать. Взгляд бешеных глаз Баринцева буквально втоптал все слова в глотку. Егор прошипел:

- Ты что творишь, придурок?

- Отстань! – я отжал врача от себя и скрестил руки на груди, хмуро вперившись взглядом в его переносицу. – Я ничего не могу с собой поделать. Не могу не смотреть… Конечно, ему сейчас не до меня, не до всех этих любовей-шморковей… Но это выше моих сил.

Баринцев ошалело тряхнул головой. Пальцы его правой руки впились мне в волосы, а губы почти соприкоснулись с моими. Он тихо сказал:

- Идиот! Ему ведь именно это и надо сейчас. Ему плохо, одиноко. Родители хрен знает где, сам он хрен знает где, хрен знает с кем. И единственный человек, которого он считает близким сейчас, лишь сидит в сторонке и моргает. Хочешь, чтобы он совсем в себя провалился? Эта немота – не просто так на него свалилась. Слишком много всего произошло. И весь мой опыт подсказывает, что кроется в парне что-то с детства.

Я непонимающе уставился Егору в глаза. А он продолжил:

- Такая немота возникает обычно на почве травмированной детской психики, понимаешь? Придурок! Ты ему нужен! Здесь и сейчас. Иди и залапай его до умопомрачения! Чтобы забыл обо всём на свете!

Выпалив всё это, Анатольевич потащил меня обратно на кухню, там буквально швырнул на табурет, растрепал волосы на голове опешившего Кешки и сказал:

- Всё, я на дежурство! Хозяйничайте, дети мои .

И сбежал с кухни, через пару минут хлопнула входная дверь. Какое дежурство? Я дёрнулся в слабой попытке догнать, но тут же расслабился. Какого чёрта! Я ведь уже признался себе, что люблю этого пацана. Люблю до судорог в животе. Другое дело, как он всё это воспринимает. И без того чёрт ногу сломит, что у него в голове происходит. Этот белый нож возле дивана до сих пор будоражит сознание. Пусть Кешка думает, что успел его спрятать. Но я-то видел. И это видение – бледное лезвие на тёмном ковре в ночной квартире, - наполняло сердце болью. Острой и жалящей болью за мальчишку, в жизни которого случилось что-то страшное, и не один раз, судя по всему. Я вскочил, роняя табурет, схватил парня под руки, вздёргивая на ноги, и крепко прижал к себе. Секунды тишины, последовавшие за этим, слились в моём сознании с деревянным телом парня. А в душе распахнулось что-то настолько родное, обволакивающее, такое, чего я никогда в жизни не ощущал. И это нельзя было выразить словами. В голове билось понимание того, что больше всего на свете этому девятнадцатилетнему пацану сейчас нужно ощущение контроля, ощущение того, что он хоть как-то управляет своей жизнью и происходящим вокруг. Не глядя, что и как, я просто смахнул со стола на пол все чашки, блюдце с печеньем и сахарницу. Кешка резко отмер под грохот и звон и судорожно ухватился за меня руками. Он, словно проснувшись, крутанул головой, озираясь, и уставился мне в глаза. Я уселся на стол, притянул его к себе, обхватил ногами и уткнулся носом в нос. Его взгляд горел, расплёскивая оранжевую похоть, скрытую пеплом страха. Даже какого-то ужаса от того, что его сейчас опять сгребут, потащат безвольной куклой по волнам происходящего, не давая ни единого шанса противостоять, отдавая тому, что его безмерно пугало. И я прошептал:

- Поцелуй меня.

Кешкины глаза распахнулись ещё больше, хотя куда уже? А потом в них родилось понимание, всё ещё присыпанное страхом обмануться. Его губы, такие упрямые и безумно вкусные, прикоснулись к моим, пустив по коже всего тела армию муравьёв. Мне же было очень странно. Давно я не позволял себе быть ведомым. Настолько давно, что и я, и Егор уже и думать забыли о моей мрачной юности и его хамской наглости. А теперь я снова вспоминал, каково это – больше брать, чем давать. И чёрт их всех томатом по башке закидай! Я забыл, насколько это ПО-ДРУГОМУ.

Кешкины пальцы почти больно зарылись в мои волосы, вырвав стон прямо ему в губы. Его кожа под моими ладонями мелко-мелко встопорщилась мурашками. А потом язык властно проник в мой рот, заглушив новый стон. Наглец второй рукой проник под мою футболку и с силой обхватил за поясницу, прижимаясь ещё ближе. Отцепившись от его шеи, я дрожащими пальцами нашарил в заднем кармане джинсов квадратик из фольги, хрен знает сколько недель ждавший своего часа. Вытащив, бросил на стол рядом с собой. Бес, похоже, увидел, что я делаю, и немного сжался, теряясь в происходящем. Я оторвался от него, уткнулся лицом в ключицу и прошептал:

- Всё в твоих руках, бес. Люблю тебя.

Он вздрогнул и по-хозяйски сильно обнял. Похоже, объяснения не будут нужны. И мы снова поцеловались, глубоко, тяжко и исступлённо. Мир вокруг стал терять свои очертания. Я почувствовал каждую жилку в теле. Ощутил, как дрожащий огонь пополз по внутренностям, подкрадываясь к сердцу. Какой же он нежный мальчишка, ранимый и растерянный. Кешка нервно потянул мою футболку вверх, пытаясь стянуть. Я поднял руки, отдаваясь тому, что он делал. Синяя тряпка полетела куда-то на пол, а парень принялся лихорадочно осыпать моё лицо короткими клюющими прикосновениями горячих губ. Я даже растерялся немного, но тут же прогнал от себя попытку осмыслить происходящее. И порыв как-то научить, помочь. Нет, пусть сам, только сам. Здесь и сейчас. Потом, когда-нибудь, я покажу тебе, бес, как можно…

Я охнул, вздрогнув от прикосновения. Глаза широко распахнулись. Всё тело мгновенно наполнилось пружинистой истомой, выгибаясь навстречу его губам. Все мысли в голове стали туманом. Дыхание беса обволокло каждую клеточку, каждый волосок на теле. Хриплый стон сам собой вырвался наружу:

- Да-а-а… Бес… Да-а-а…

Он меня просто имел ртом. И это было божественно. Неопытный мальчишка?! Коматозник? Гомофоб? Гомофил, блядь!!!

Его взгляд снова нашёл мой. Сухо затрещала молния в джинсах. Жадные руки забрались под грубую ткань, рванули её. Я почти лёг на стол, выгибаясь и давая ему убрать помеху. Тонкие пальцы болезненно сжали мою распираемую желанием плоть, вырывая новый стон. Да, Кешка, так, смелее, мой хороший. Ты хозяин своей жизни! Так бери от неё всё, что хочешь… Нагло, властно, беспардонно, крышесносно и беспощадно. От сладкой боли в паху я выгнулся ещё сильнее, прося его, умоляя продолжать, делать хоть что-то. Бес стал настойчиво гладить ладонями мои бёдра, живот, грудь, задевая член то пальцами, то локтями. Потом навалился на меня обнажённым торсом, вызвав секундное замешательство. На миг вернувшись в реальность, я с недоумением уставился на черноволосую макушку парня. Он-то когда успел раздеться? И тут я ощутил его каменный горячий член, прижатый к моему бедру. И простонал: