Россия распятая - Глазунов Илья. Страница 82

Последний ремонт в знаменитом Пушкинском доме проводился чуть ли не накануне революции! К кому только не обращалась дирекция Пушкинского дома и мы – никто не хочет помочь. Один из предполагаемых «спонсоров», на которого мы так возлагали надежды дал совет: «Вы продайте на „Сотсби“ несколько листов вашей пушкинской коллекции рукописей, а на эти деньги сделайте ремонт». «А что такого я сказал», – удивился он, видя, как представители дирекции пушкинского дома по одному стали покидать помещение, где хранятся рукописи великого Пушкина, оставляя его с телохранителями в гулкой пустоте гибнущих архивов…

Я спросил у Виктора Ивановича: «Раз уж вы возглавляете комиссию по празднованию 200-летия со дня рождения Александра Сергеевича Пушкина, значит, вы ответите мне на столь интересующий меня вопрос, сколько прямых наследников поэта живет в России и за рубежом?» Лариса из-за плеча мужа ответила незамедлительно: «Илья Сергеевич, только один прямой наследник у Пушкина – зовут его Григорий Григорьевич, и живет он в Москве. Вы его должны обязательно нарисовать».

В. И. Мироненко пояснил: «Это действительно единственный прямой потомок старшего сына Пушкина Александра, как известно, „большого любимца отца“. Александр Александрович Пушкин был талантливейшим военным, одним из лучших воспитанников Пажеского корпуса, который он окончил в 1851 году». Мироненко, посмотрев на меня, спросил: «Продолжить биографию старшего сына поэта? Или вы это все знаете?» – «Признаюсь, – ответил я, – что не знаю и слушаю вас с величайшим вниманием». Он продолжил: «Ну так вот – Александр Александрович по высочайшему приказу в 1878 году, во время Русско-турецкой войны, был награжден золотой Георгиевской саблей с надписью „За храбрость“ и орденом „Святого Владимира IV степени с мечом и бантом“. Засим, – откинувшись в кресле продолжил Виктор Иванович, – за воинскую доблесть сын поэта был произведен в генерал-лейтенанты. В Болгарии по сей день помнят А.А. Пушкина. У него, кстати, было одиннадцать детей». С присущим ей темпераментом Лариса, воспользовавшись паузой, пояснила мне: «Наш Григорий Григорьевич Пушкин, ныне здравствующий, – последний прямой потомок Пушкина – сын Григория Александровича, одного из одиннадцати детей генерала Александра Александровича, героя освобождения славян от турецкого ига».

Мироненко невозмутимо продолжил свой исторический экскурс: «Итак, Илья Сергеевич, Григорий Александрович Пушкин – внук поэта. Он родился в 1868 году и скончался накануне войны с Гитлером – в 1940 году. Он учился в Царскосельском лицее и тоже был военным».

«Переходи же к нашему Григорию Григорьевичу – правнуку Пушкина» – вновь не утерпела красивая Лариса.

«Перехожу, перехожу, – отмахнулся Виктор Иванович – но художник должен понять, откуда взялся опекаемый нашим Юбилейным комитетом Григорий Григорьевич Пушкин, которого мы посетим на днях все вместе, когда я договорюсь 83-летним последним прямым потомком великого поэта о нашем визите». Лариса поспешила пояснить, что у второго сына Пушкина не было детей, а по дочерним линиям Пушкины породнились не только с русским императорским домом, но и английской королевской династией.

Здесь я решил перебить супругов Мироненко конкретным вопросом о профессии и биографии Григория Григорьевича Пушкина, с которым я уже мечтал встретиться, тем более что он «чем-то похож внешне на своего гениального прадеда». В.И. Мироненко на секунду опустил глаза: «Лучше, если вы, Илья Сергеевич, поговорите сами Григорием Григорьевичем Пушкиным. Он очень милый человек, одинокий – получает небольшую пенсию, и наш Юбилейный комитет считает своим долгом помогать ему во всем, чем можем». Лариса, снова боясь, что муж ее остановит, быстро залпом проговорила: «Высшего образования у него нет, забрали в армию – между Финской и Отечественной войной работал оперуполномоченным в МУРе, потом печатником в типографии комбината „Правда“…

«Да, жена права, – сказал В. И. Мироненко. – Недавно Григорий Григорьевич получил почетный знак „Петровка, 38“ за заслуги в своей работе уголовном розыске. Он был очень рад этому заслуженному вниманию. А после демобилизации он до пенсии работал наборщиком и печатником „Правде“.

Я онемел…

Заехали в продуктовый магазин на Новом Арбате. «Цветов купить не успеваем!» – сказал Мироненко. И вот мы звоним в дверь новостроечного дома по улице Маршала Тухачевского, которая открылась, и через решетку второй двери я увидел среднего роста, худощавого, с аккуратным пробором седых, но густых волос, кажущегося моложе своих лет единственного прямого правнука великого поэта. Пока Григории Григорьевич Пушкин здоровался с четой Мироненко, я вглядывался его странное и неуловимо похожее на Пушкина лицо. Красивые руки, синяя в клетку мягкая «ковбойка», бедная обстановка двухкомнатной квартиры.

На стене приколотый кнопками лист бумаги с нарисованным генеалогическим древом рода Пушкиных. Полка с книгами… Я горел от нетерпения задать вопросы внимательно изучающему меня правнуку поэта. «Григорий Григорьевич, вы как никто знаете, почему Дантес просил отсрочки дуэли». – «Конечно, знаю, что две недели отсрочки дуэли, о которой просил Геккерн понадобилось для получения Дантесом металлической сетки, которую привезли из Архангельска».

«А почему из Архангельска, а не из Парижа? – спросил я.

«Потому что металлическую сетку для Дантеса изготовляли в Архангельске», – сухо ответил г. Пушкин. «Кто, по-вашему, виноват в гибели Александра Сергеевича?» – спросил я, немного стесняясь своего лобового вопроса. «Как кто? – невозмутимо ответил Григорий Григорьевич. – Царь и его окружение – вы же знаете, что прадед ответил царю, что был бы вместе с декабристами – на Сенатской площади. Такого царь и его окружение простить не могли…

Родился где? В селе Лопасня – ныне город Чехов под Москвой, в бывшем имении Гончаровых. По окончании семилетки поступил в сельскохозяйственный техникум, который окончил в 1933 году».

Григорий Григорьевич рассказывал привычно и спокойно – не я один надоедал ему с этими вопросами: «В 1934 году объявили спецнабор и меня направили в 17-й стрелковый полк рядовым. Полк наш подчинялся Ягоде – он тогда всем верховодил в ГПУ. Вначале службу проходил в Виннице, а потом в городе Славутич. Наши освобождали Белоруссию и Западную Украину. Потом и Финская грянула!» Я рассматривал во все глаза склоненное лицо правнука поэта, находя и не находя сходства.

«После окончания прожекторной школы я уж сержантом стал. В 36-м хотел демобилизоваться, а командир полка Апоров говорит: „Останься еще на год сверхсрочной – ты у нас один правнук“. Я остался. После юбилея Пушкина в 1938 году демобилизовался…» Он задумался. «А что было дальше, Григорий Григорьевич?» Он, словно думая о чем-то своем, продолжил: «А что дальше! Мне было 25 лет – тут я по комсомольской путевке пошел работать в милицию Октябрьского района города Москвы. Был я уже в чине лейтенанта – стал оперуполномоченным. Честно говоря, занимался грязны делом, воров и воришек ловил и сажал! Они воруют, а я искать их должен. Рад был, что на Финскую забрали!» Григорий Григорьевич махнул рукой. «Далее 1941 год – Великая Отечественная. В Подмосковье партизанил – Наро-Фоминск, Волоколамск. Я добровольцем пошел и в партизанском отряде старшим разведчиком стал…» Я не перебивал Г. Г. Пушкина. «После войны в МУРе работал…». Вошедшие в комнату, где я впитывал рассказ Григория Григорьевича, Мироненки потребовали показать мне личный знак работника уголовного розыска города Москвы №0007, выданный в 1993 году – в день восьмидесятилетнего юбилея, товарищу Пушкину Г.Г.

Действительно, очень красивый значок, и на один нолик больше, чем у Джеймса Бонда. Лариса сказала: «Мы прервали ваш разговор и не хотим мешать. Пойдем приготовлять вам ужин».

Правнук поэта, желая быстрее отделаться от моих докучных вопросов, лаконично закончил свою биографию: «Ушел из органов – работал в разных учреждениях. В 1952 году поступил в типографию газеты „Правда“, где работал печатником. Печатал я, будучи специалистом по глубокой печати журналы „Огонек“, „Советский Союз“, „Советская женщина“, „Смена“, и все это на 17 иностранных языках! Так я оттрубил до 1969 года и ушел на пенсию!»