Бангкок - темная зона - Бердетт Джон. Страница 10
— Нет никакой кармической пользы от того, что даешь деньги детям. Лучше приобрести амулет. Как вы можете обходиться без защиты?
Лек согласно кивнул, что должно было означать: ведь я же тебе говорил. Сам он никогда не снимал с шеи мешочек с шаманским корнем. И часто корил меня за то, что я борюсь с реальностью нагой, как тупоголовый фаранг.
Повернуть с Асок на Сукумвит без поп понга трудная задача. Наш шаман проделал этот путь со скрипом шин чуть не на двух колесах прямо перед носом набитого людьми автобуса, заставив его водителя ударить по тормозам, а мотоциклиста — вильнуть в сторону. Мы промчались мимо отеля «Гранд Британия», оставив пробку позади.
— Поразительно, — проговорил Лек, благоговейно посмотрев на потолок.
Я приятно удивился, когда охранник многоквартирного дома, где проживал Бейкер, сообщил, что фаранг никуда не съехал и в данный моменту себя. Я дал ему двести бат (когда мы пришли, одетый в сине-голубую форму страж, с наручниками и дубинкой, играл с коллегой за импровизированным столом в тайские шашки, пользуясь вместо шашек пробками от бутылок), и, пока мы шли к двери квартиры Бейкера, он рассказал мне почти все о личной жизни американца. Уходит из дома в одно и то же время, вечерами по пятницам и воскресеньям приводит девочку, часто одну и ту же. По-тайски говорит прилично. Любит позаниматься в местном спортивном зале. Свободных денег никогда не имеет, но за квартиру платит аккуратно. Выпивает не часто, но время от времени покуривает ганжу. В качестве «левой» работы занимается порнографической фотографией, но, судя по всему, это не приносит ему доход. В Америку не ездит, предпочитает проводить отпуск в Камбодже. Когда три года назад появился в Бангкоке, казался задиристым фарангом, но пообтерся и стал подчиняться местным правилам. Теперь спокойный, уважительный, понимает, что к чему.
Я размышлял, как постучать. Начнешь барабанить громче, чем нужно, — можно разбудить то, что фаранги называют синдромом боязни тайского полицейского. Задрожит от страха и сразу вспомнит все ужасы, которые когда-либо слышал о нашей правоохранительной системе, а это совсем не то, что мне нужно. А стукнешь тихо — можно нарваться на дерзость. Я выбрал средний вариант, тем самым выманив Бейкера к двери в одних шортах до колен.
Тридцати семи лет, типично мужская лысина, волосы на груди седые, телосложение культуриста, и никаких татуировок. Когда я показал удостоверение полицейского, как и следовало ожидать, он очень испугался. Это было видно. Наверное, у него все внутри оборвалось. В нашем понимании преподаватели английского — это подвид бедного бродячего народа туристов-рюкзачников, кандидатов на депортацию из страны. И когда звонит полицейский, им в голову приходит самое худшее.
— Мистер Бейкер, я пришел задать вам несколько вопросов о вашей бывшей жене.
Его ухмылка показалась мне зловещей — я решил, что мой приход его не удивил. Я покосился на Лека, у которого была женская интуиция, или по крайней мере присущий ей быстрый, оценивающий взгляд. Помощник поджал губы и покачал головой.
Квартира была построена по тому избитому плану, который в наши дни используется в мире повсюду, но данная в иерархии цементных пещер имела окно и туалет, что давало ее хозяину два очка форы. Были и другие признаки того, что Бейкер не вовсе окунулся в небытие: стоящий на стуле открытый ноутбук, плакат с изображением тайской девушки с обнаженной грудью на берегу реки, иллюстрация Анкор-Ват, несколько книг.
Я решил, что «ничего напоказ» и есть его категория во всемирной пирамиде, — надо признать, уровень весьма заселенный.
Меня всегда занимали эти люди — белые фаранги, приезжающие сюда, чтобы стать никем, словно даже эта роль невыносимо тяжела в той утопии, откуда они происходили.
Мы с Леком внимательно следили за Бейкером. Он посмотрел на часы, которые показались мне фальшивым «Ролексом». (Секундная стрелка дергалась, вместо того чтобы плавно идти по циферблату. Для некоторых эта деталь — все, что они узнают во время пребывания в Бангкоке.)
— Не хочу обидеть полицейского, но должен сказать, что через десять минут у меня урок английского.
— Где должен состоятся ваш урок, мистер Бейкер?
— Здесь. — Он посмотрел мне прямо в глаза. — Частный урок. Можете, если хотите, привлечь меня за неуплату налогов, но это единственный способ, который позволяет мне выжить. Зарплаты в школе, где я преподаю утром, на жизнь не хватает.
— Не собираюсь лишать вас вашего дохода, — кивнул я. — Давайте посмотрим, насколько мы сумеем продвинуться, пока не появился ваш ученик.
— Хорошо.
— Ваша жена — миссис Дамронг Бейкер.
Мне показалось, он не знает, как отвечать. Проходили долгие мгновения, и вдруг Бейкер взорвался.
— Эта стерва… Что еще она натворила?
Я посмотрел на него и нахмурился.
— А что она натворила до этого?
Вопрос был ошибкой с моей стороны — нельзя задавать вопросы в лоб. Не тот случай. С его лица моментально слетела естественность. Оно стало равнодушным и непроницаемым. Бейкер пожал плечами.
— Я был женат на ней год. Лучше спросите, чего она не натворила, чтобы уничтожить меня, — список будет короче.
Я обменялся с Леком взглядом и кивнул: понимал, как ему не терпится испытать свое умение допрашивать и попрактиковаться в английском.
— Мистер Бейкер, как вы познакомились с вашей тайской женой? — подал голос Лек.
Американец словно впервые заметил моего напарника. Насколько мне известно, в Бангкоке не так уж много копов-транссексуалов — Лек единственный. На службе он принимает меры, чтобы скрыть растушую грудь, и не дает волю характерным манерам. Однако, когда начинает говорить, язык жестов его выдает. Застенчивость и то, как он отводил глаза, выглядели очень по-женски. Бейкер хотел было облить моего напарника презрением, но, покосившись на меня, передумал. Я дернул подбородком, давая понять: да, тебе придется ответить на вопрос.
Он что-то проворчал, но природная словоохотливость взяла верх.
— Мне было тридцать с небольшим, я только отошел после очередной связи. Приехал сюда на десять дней, познакомился с Дамронг и заболел.
Я обжег американца взглядом, он отмахнулся.
— Это так говорится. Болезнь в данном случае следует назвать страстью. Влюбленность — единственная официально признанная на Западе форма счастья. Какая чушь! Я потерял рассудок. Конечно, отдал все деньги, какие имел, чтобы она не продавала свое тело никому другому. И верил всем ее обещаниям. А она мне бессовестно врала. Трахалась с любым, готовым заплатить, проходимцем, а я в это время пытался организовать компьютерный бизнес в Форт-Лодердейле, чтобы мы могли счастливо и безбедно жить. Разумеется, мне пришлось пройти через треклятую бумажную волокиту, которую придумала американская иммиграционная служба. Разумеется, я на ней женился, разумеется, она отправилась со мной в Штаты, и, разумеется, наш брак продолжался меньше года. Разумеется, она единственная женщина, которая настолько глубоко меня тронула. Разумеется, она лучше, чем я, воспринимала реальность. Разумеется, разумеется… — Бейкер махнул рукой. — Я среднестатистический фаранг и попался, как все, независимо оттого, кто ты: француз, итальянец, немец или англичанин. Каждый раз повторяется одна и та же идиотская история, так что нет нужды ее пересказывать.
Это была искренняя вспышка гнева, за которой последовало недоумение: мол, неужели я это все наговорил? Он стиснул зубы с убежденностью правого.
— Да, вот так у нас с ней сложилось. Синдром подчинения женщине. Хотите узнать, какие у меня были отношения с матерью?
— Нет, спасибо, — с отвращением отозвался Лек и посмотрел на меня, призывая помочь ему выбраться из ситуации. Эстрогенный гормон не способствует концентрации внимания.
— В ваших словах звучит горечь, мистер Бейкер, — произнес я с сочувственной улыбкой, которую он не принял и отвернулся.
— Разве это не естественно? Вам известен хоть один фаранг в моем положении, который бы не испытывал горечи?