Бангкок - темная зона - Бердетт Джон. Страница 50

— Может, дело в твоей стране? Я начинаю себя чувствовать как те западные мужчины среднего возраста, прогуливающиеся по Сукумвит в обнимку с девчонками вдвое моложе себя и с выражением на лице как у нашедших сметану котов. Понимаю, что выставляю себя на смех. — Она все-таки посмотрела мне в глаза. — Сознаю — по крайней мере левым полушарием мозга, — но не могу себя остановить. Внезапно во мне снова что-то вскипает, чего раньше никогда не случалось. Слишком много ставилось передо мной целей, которых надо было добиваться. Когда он рядом, я испытываю глубокое чувство любви, обожания и сострадания. Что сказать? Как человеческому существу, мне должно быть это присуще. Затем мы и здесь, хотя все это совершенно невозможно, согласен? Только не говори, что не испытывал ничего подобного с Дамронг.

Я сделал глубокий вдох.

— Разумеется, испытывал. Если видишь, что в твой гроб просачивается свет, трудно притворяться мертвым. Понимаешь, что обещание жизни не совсем пустая штука, а экстаз не только название наркотика и в рассказах о рае что-то есть. — Я сочувственно посмотрел на нее. — Если хоть маленькая часть в тебе осталась живой, ты не можешь не принять вызов.

Кимберли ответила кротким взглядом.

— Так ты меня прощаешь?

Я прикоснулся своей маленькой ладонью к ее большой руке.

— Только будь осторожна.

— Думаешь, я способна его погубить?

— Наоборот.

Она перевела взгляд на окружающие открытый ресторан деревья.

— Он почти меня не замечает. Совершенно меня не чувствует.

— А как ты считаешь, что чувствуют девушки, прогуливающиеся по Сукумвит с улыбающимися, словно чеширские коты, фарангами? Тоже ощущают себя кошками, которым досталась сметана? Нет, они знают, что выполняют грязную работу. Просто она оплачивается лучше, чем труд на фабрике.

Кимберли кивнула.

— Но операция, Сончай, это же неправильно…

Я пожал плечами. Нет смысла начинать все сначала. Прошло добрых десять минут. В ресторане заиграла старая добрая рок-музыка. За соседним столиком сидела молодая тайская пара, и по их виду можно было предположить, что они намереваются провести вечер в соседней гостинице. Пять менеджеров средней руки лет по двадцать пять скрашивали обед рисовой водкой. Белые туристы склонились над картой, а под столиками в поисках объедков шуровали кошки.

— Я поеду с тобой, — вдруг сказала Кимберли. — Тебе надо в Пномпень. Такой детектив, как ты, должен все видеть собственными глазами. Я тоже хочу поехать. В конце концов я же здесь, чтобы вести расследование. И еще хочу проверить себя в реальных условиях. Может, оказавшись в другой стране, я не буду так много думать о нем.

Мы расстались у станции надземки «Сала Даенг», и она отправилась к себе. Я позвонил Леку и велел ждать меня в начале вечера в излюбленном баре трансвеститов «У Дон Жуана». А сам вернулся в участок разобраться с кучей бумаг. Затем заехал домой переодеться и сообщить Чанье, что на день-два еду с агентом ФБР в Камбоджу. Ревность в ней взыграла, но недостаточно, чтобы отвлечь от «мыльной оперы», которую она смотрела. В эти дни ее центр тяжести в форме яйцевидной выпуклости живота придавал ей непоколебимое спокойствие.

— И еще хочу повидаться с тем магом Лека, — признался я.

Жена внимательно поглядела на меня, стараясь убедиться, что я говорю серьезно, и улыбнулась.

— Самое время. Расскажешь потом, насколько он хорош.

— Это трансвестит, — объяснил я.

Чанья сделала большие глаза.

— Тем лучше. Трансвеститы славятся способностями к магии.

Есть много выражений для обозначения понятия «транссексуал»: «вторые женщины», «третий пол», «другие». Мне больше по душе «скрытые ангелы». «Дон Жуан» был набит ими. Смуглая гладкая нежная кожа, бюстгальтеры с подушечками, накачанные силиконом ягодицы, масса украшений, особенно серебряных бус, крепкие ноги, сладострастный смех, дешевые духи и манерная женственность — и все это, чтобы поднять на одну ночь настроение тем, кто стоит на грани отчаяния. Невольно восхищаешься их мужеством.

Я едва узнал Лека — такое количество губной помады, румян и теней было на его лице. Облегающая майка подчеркивала набухающие груди. Я решил, что джинсы, а не юбку, он надел ради меня. Сияющий Лек протиснулся между «сестрами» мне навстречу. А об агенте ФБР после ее последнего любовного наскока он скорее всего вообще не вспоминал.

— Это мой босс, мой наставник, — сообщил он друзьям с неподдельной гордостью. — Сейчас мы расследуем такой ужасный случай, что вы не можете себе представить. — Он зажал рот ладонью. — Больше ничего не могу сказать. Секрет.

— Всегда ты так, душка Лек, — воскликнул трансвестит в больших серьгах с искусственным жемчугом. — Только бы подразнить. Это большая честь. Душка Лек нам о вас рассказывал. Такого сострадания к другим, как у вас, нет ни у одного копа в Бангкоке, а может, и во всем мире. Душка Лек утверждает, что вы уже скрытый Будда, а на земле остаетесь только для того, чтобы сеять вокруг просветление. Это такая честь для нас.

— Он преувеличивает, — ответил я. — Я обычный полицейский.

«Как же трудно устоять и не поддаться лавине лести», — размышлял я.

— Пошли, — обратился ко мне Лек. — Сейчас найдем Пи-Да. — Он повернулся к дружкам. — Ну будет, разбегайтесь, мой наставник не станет тратить время с глупыми девчонками.

Лек махнул рукой, чтобы те расходились. Они притворились, что рассердились, и затопали ногами. Лек взял меня за руку и провел сквозь толпу к стойке, затем в другой конец зала. А когда знакомил, говорил уже не так манерно.

— Пи-Да, это мой босс, детектив Джитпличип.

Пи-Да принадлежал явно к другой категории трансвеститов. Лет сорока с чем-то, с большим круглым лицом и животиком, с массивными ногами, он никогда не отличался красотой, но женская душа всю жизнь просила выражения. Лек объяснил, что Пи-Да выступает в кабаре «Уроды в платьях». Такие пародийные представления на собственную субкультуру есть в программе большинства баров трансвеститов. И он же был кем-то вроде мудрой тетушки, избегающей аффектации речи и других подобных ловушек, хотя говорил высоким, как у натуральных женщин, голосом. Даже когда мы обменивались приветствиями, он внимательно меня изучал. Затем взял за руку, подвел к столику, и мы сели. Я видел, как, глядя на меня, он успокаивает мысли, чувствовал его проникновение в мое сердце. Он поежился, посмотрел на Лека и снова перевел взгляд на меня. Когда заговорил, лицо моего помощника словно потухло.

— Извините, это мне не по силам. Я не могу туда соваться. Наваждение слишком могущественно. — Он сделал жест, будто отталкивал меня. Мы с Леком на мгновение растерялись, затем мой помощник пробормотал:

— Ты поставил меня в неудобное положение.

В нашей культуре общения вряд ли есть грех страшнее этого. Под безжалостным взглядом Лека Пи-Да поморщился. А когда мой помощник презрительно отвернулся, с упреком сказал:

— Ты не представляешь, о чем просишь.

— Ты же ясновидящий. И должен бесстрашно заглядывать по Ту Сторону. — Лек был скорее расстроен, чем сердит. Сразу обострилось чувство обиды, присущее всем трансвеститам, на то, что их не принимают всерьез, а в этом случае с полным основанием: если Пи-Да не берется за серьезное дело, какой же он (или она) маг? Просто старый гомик.

Выражение лица Пи-Да изменилось. Он больше не был слабохарактерной тетушкой, а скорее мужчиной, чью взрослость поставили под сомнение.

— Пойдемте наверх, — мрачно сказал он. И посмотрел на меня. — Денег я не возьму.

«Наверх» означало несколько клетушек, где хранились алкогольные напитки и коробки с закусками. Пи-Да расчистил место, и мы втроем устроились на полу. Маг вновь взял меня за руку и закрыл глаза. Через минуту открыл, но они словно ничего не видели. Я со страхом и интересом наблюдал, как он поднялся, согнулся пополам, уперевшись ладонями в стену и отставив зад.

— Сончай, возьми меня со спины. А если хочешь, выпори. — Это до последней нотки был голос Дамронг. — Ты такой великолепный любовник, детектив. Как атакующий слон. — Истерический смешок.