Бангкок - темная зона - Бердетт Джон. Страница 57

Судя по всему, это слово еще не выкристаллизовалось на поверхности его сознания и существовало где-то в глубине, словно вирус, который не проявляет своей природы, пока сильно не размножится.

— Месть? И с чего я должен начать?

— Не исключено, вы вообще ни с чего не начнете. Вы ведь никогда не были тем, кто что-либо начинал. Так? Начинала всегда она. Знала, как выжить, а вы — нет. Вы всю жизнь существовали при ней запасным игроком. И до сих пор таким остались. Конечно, вам невдомек, с чего начинать, если дело касается мести, а вот она бы знала. Скажите, что она заставляет вас сделать?

Монах помолчал.

— Нет, я вам этого не скажу. Думаю, вы и так догадались.

— Ее стратегия по отношению к вам осталась такой же, как прежде. Ничего не изменилось: в смерти, как и в жизни, она вами управляет.

— Если вы мыслите как таец, то должны понимать: я всем ей обязан. Если бы она оставила мне распоряжение повеситься на собственном одеянии, я бы не раздумывая его выполнил.

— Это было бы для вас слишком просто, — мягко заметил я.

Для ответа ему потребовалась целая минута.

— Да, вы правы.

— Зато совсем нелегко то, что она заставляет вас сделать.

— Но я должен.

— Каким образом? Наймете иностранца? Вам, безусловно, это по карману. Но тогда им трудно будет понять. Даже наемные убийцы подчиняются определенным правилам. — Прислушиваясь к своим мыслям, я внезапно понял, откуда придет помощь, когда настанет время. — Это будут кхмеры. Так? Не понимаю, как я раньше о них не вспомнил. У бывших рядовых из красных кхмеров много положительных качеств. Во-первых, они за деньги сделают все, что угодно. Во-вторых, они привыкли моментально и точно выполнять приказы. В-третьих, их много, и они недорого стоят. В-четвертых, они все знают о слонах. В-пятых, у них есть возможность исчезнуть в джунглях или, что более вероятно, в Пойпете, где их прикроют дряхлые генералы в инвалидных креслах.

— В Пойпете? — искренне удивился монах и даже задохнулся от изумления. — Вы там бывали?

— Однажды. — Память услужливо воспроизвела картину: захудалый камбоджийский городок неподалеку от тайской границы примерно на той же широте, что Анкор-Ват. Повсюду грубость, грубые даже лица ребятишек, большинство из которых уже занимаются проституцией. Я в самом деле видел известных генералов красных кхмеров в инвалидных креслах, сосущих прикрепленные к кислородным баллонам трубки. — А сами-то вы, брат Титанака, посещали это место?

— Меня там посвятили в духовный сан.

Монах отключился, но его телефон отпечатался на экранчике моей трубки. Я думал, что он не ответит, но на всякий случай набрал номер.

— Да?

— Расскажите по крайней мере о Ковловском.

— О ком?

— О мужчине, который в том кино исполнял роль ее партнера.

— Ах да, человек в маске.

— Вы внушили ему мысль о самоубийстве и тем самым надругались над силой, приобретенной во время медитации. Пальцем не пошевелили, но отправили на тот свет, заставив покончить с собой. Думаю, это было для вас совсем не сложно. Его крохотное, мелкое, суррогатное сердце оказалось открыто вашему взору.

Снова долгая пауза.

— Я пришлю вам видео, — наконец произнес он и разъединился.

Чанья, делая вид, будто не слушает разговор и не понимает, как меня трогает общение с братом Титанакой, подала в супнице пла меунг менау. Отличная рыба и прекрасно приготовлена: без сыринки, но не сухая, она была приправлена лимонным соусом, который гармонировал с ароматом рыбы и создавал отличную палитру вкуса. Когда мы поели, я легонько похлопал супругу по животу, радуясь, что могу поиграть в главу счастливого семейства. Но наш снятый в аренду домик теперь казался мне слишком маленьким, стены тонкими, а существование в нем — ненадежным. Однако буря бушевала не снаружи, она разыгралась в моей голове.

После того как мы легли в постель, обнялись, и жена, свернувшись калачиком, привалилась к моей груди, мои мысли обратились не к расследованию убийства Дамронг, а к тому времени, когда я еще находился в утробе. Снова испытал состояние ужасной паники, сознавая, что любой ценой необходимо выбраться наружу. Это самое первозданное воспоминание человека, которое врезано в наше сознание так же глубоко, как изображение Бога на воротах майя. Если бы нас не посетило отчаяние клаустрофобии, мы бы никогда не покинули самое надежное из всех небес на свете. Но теперь, вспоминая о тех месяцах безбрежного покоя, мы всю жизнь стремимся вернуться обратно. Дамронг знала об этой особенности мужчин.

Я вздремнул пару часов и проснулся от слов, будто в набат бьющих в голове: «Слоновьи игрища». Они запечатлелись в сознании любого, кто знаком с преступным законом, но разве я мог себе представить, что простой камбоджийский монах тоже черпал знания из этой «книги псалмов». Стараясь не разбудить жену, я вылез из постели, взял мобильный телефон и вышел во двор.

— Слоновьи игрища, — шепнул я в трубку, когда он ответил. — Расскажите мне о них.

Монах вздохнул.

— А вы не в курсе? Я считал, все тайские полицейские знают о них. Копы делают шар из гибкого бамбука такого размера, чтобы в нем мог поместиться небольшой человек. Мой отец не был высок и отличался болезненной худобой. В бамбуковом шаре есть люк с запором снаружи. Нас привели в полицейский участок и поставили у стены в глубине двора. Гогочущие полицейские связали отцу руки и ноги, стреножив словно борова, через люк засунули в шар и стали катать по двору — просто для смеха, предвкушая главные события. Затем привели во двор молодого слона — восьми-девяти лет — и стали учить его пинать шар. Вот тогда отец начал кричать. Он был настолько прожженным типом, что мне казалось — будет держаться до конца. Ведь он сам отправил на тот свет немало людей. Но хладнокровие покинуло его после первого же удара великана. Это заинтересовало животное. Слон обнюхал хоботом шар и вскоре понял, что после каждого его пинка человек внутри истошно вопит. Полицейским это казалось забавным.

Футбол понравился слону. Он пинал отца, затем толкал хоботом и снова пинал. Это продолжалось минут десять, пока шар не закатился в угол двора и слон не потерял терпения. Люди не сознают, что у этих животных вспыльчивый нрав. Слон несколько раз ударил шар хоботом, оставив на нем вмятины, и попытался растоптать. Но он был еще слишком для него велик. Новые удары хоботом, и шар уменьшился наполовину. Теперь животное могло на него наступить. Отец орал изнутри благим матом. Затем умолк — видимо, слон повредил какую-то его часть, которая отвечала за крик. Но все-таки, когда огромная ступня опустилась на его поясницу, он издал последний вопль. Следующее, что мне запомнилось, — острые бамбуковые щепки вперемешку с останками родителя.

Пока длилась долгая пауза, я лихорадочно придумывал, что бы ответить. Трудно было ничего не сказать, но брат Титанака слишком развит и умен, чтобы выслушивать обычные соболезнования. Но он выручил меня, снова заговорив.

— Есть фотография.

— Что вы хотите сказать?

— Фотография, как отца топчет слон.

— Кто сделал снимок?

— А как вы думаете? И не один — много. Она извела всю пленку. Я отсканирую несколько штук и пошлю вам.

29

Он прислал мне фото по электронной почте. Я ожидал получить любительские кадры, на которых смазанный слон давит ногами нечто непонятное. Не тут-то было. Не знаю, каким аппаратом пользовалась Дамронг, но у него был впечатляющий зум. На первом снимке слон был снят крупным планом — он обнюхивал гигантский плетеный шар с четко различимой человеческой фигурой внутри. Затем она навела объектив на отца. Он был гол, если не считать мешковатых шорт. Ясно были видны его понятные только посвященным татуировки. Дальше следовала серия жестоких кадров: слон с поднятым хоботом, слон опускает хобот на беззащитное человеческое существо, крупный план — испуганные глаза беззащитного человеческого существа. Затем остановленное мгновение: разъяренный слон вновь высоко поднимает хобот. И этот же хобот разносит шар так, что осколки бамбука летят во все стороны. Правая передняя нога поднята вверх. Правая передняя нога давит человека в лепешку.