Бангкок - темная зона - Бердетт Джон. Страница 68

Я заметил, какой ранимый у него взгляд — он хоть и смотрел с вызовом, но ждал поражения. Почему азиаты чувствуют вину перед Западом, словно в глубине наших сердец мы всегда знали, что западный мир движется к катастрофе? Может быть, нам следовало сделать нечто большее, чтобы ее предотвратить? Я чувствовал, что по крайней мере обязан объяснить.

— Том, вы когда-нибудь размышляли, что значит смерть? Не будем брать религию, я говорю в общем смысле. Дамронг знала то, что знают девять десятых людей: смерть — это козырная карта, которая бьет деньги. Я имею в виду не машины для убийства, мясорубку неолита, а смерть как идею, как оружие ума. Смерть — реальность, но в глаза ей могут посмотреть только взрослые. Вы не могли победить. Потерпели поражение, как только бросили на Дамронг первый вожделенный взгляд. Пока планировали купить ее тело, она строила более грандиозные, глобальные планы. — Я помолчал, стараясь подобрать нужные слова. И хотя не был уверен, нужно ли говорить те слова, которые все-таки произнес потом, я чувствовал, что неизбежно должен это сделать. — Том, а есть ли вообще взрослые там, откуда вы происходите?

Я, конечно, до него не достучался. Смит окончательно убедился, что я — сумасбродный полукровка, эдакий восточный урод, которого подослала к нему, чтобы мучить, некая варварская сила. Я грустно замолчал.

Кхун Танакан услышал наш разговор и подошел к окну соседней камеры.

— Сколько? — прошипел он. — Просто скажите, сколько вы хотите?

Даже в таком коротком предложении каждый слог каждого слова напоминал, какое высокое место этот человек занимает в нашей культуре, как хорошо знает высшие сферы, насколько изощрен и от природы крут. Его тайский был настолько изящнее моего, что мне почти захотелось заговорить по-английски.

— От меня ничего не зависит.

— Викорн? За этим стоит Викорн?

— Нет, — ответил я. — Сама девушка.

— Что вы несете? Она же умерла.

— Условно говоря. Зато ее дух жив. — Я стойко выдержал взгляд Танакана, обжегший меня. — Ведь это вашими деньгами финансируется проект? Вы же ей дали за ее услуги больше миллиона долларов? И кое-что, пусть намного меньше, вложил Смит. Разумеется, вам требовался адъютант, козел отпущения, советник, потому что лично вам было не с руки слишком ввязываться в эту аферу. И конечно, вы нуждались в человеке, способном, в случае чего, оказать давление. Таким оказался ваш раб кхун Косана, поплатившийся за то, что распустил язык со своим любовником Пи-Ооном. Если бы не это, вы бы, наверное, убили Смита, потому что Дамронг заставила вас ревновать. Конечно, убили бы, и это было бы непроизвольным, рефлекторным действием власти, как, скажем, в случае с Нок. Как же Дамронг вас обидела, как же отравляла ваши дни и ночи несколько месяцев подряд, что вы задумали такую безрассудную вещь, как заснять ее убийство? Признайтесь, вы ее любили.

— О чем вы говорите?

— Да, в отношении вас я могу употребить это слово. Странно, не правда ли? Вы намного тверже и круче вашего сообщника Смита, и тем не менее это слово пришло мне на ум. Ведь Дамронг была вашей полной противоположностью, я даже осмелился бы сказать — вашей другой половиной. Только вы жили в пентхаусе, а она — в трущобе. Она повернула нож в вашем сердце, все рассказав про Смита, красивого фаллического фаранга, чей член намного длиннее вашего. Она была большой мастерицей, если требовалось впрыснуть в кровь кислоту и именно в тот момент, когда вам казалось, что верх взяли вы. Я прав?

— Продолжайте.

— Страсть слепа. Вас сводило с ума, что она целиком и полностью понимала эту вашу змеиную сторону. Она знала, откуда берется ваше тщеславие — от своеобразной ненависти к жизни. Тот же самый импульс подтолкнул Дамронг на ее поступок. Вы разбогатели, дав волю чувству мести к этой жизни. Дамронг в конце концов поступила точно так же. И еще не забывайте о факторе своей матери. Вас могла возбудить только шлюха.

Глаза Танакана впились в меня словно иглы.

— Ведите слона. И покончим с этим. — Он отошел в угол камеры, куда не попадал свет.

— Никто не сомневается, кхун Танакан, что вы тверже стали. Все, кто вас знает, с этим согласятся. Но подумайте вот о чем: если Дамронг ночь за ночью, иссушая насилием, доводит вас до такого состояния, пока вы еще в телесной оболочке, представьте, что произойдет, когда вы окажетесь по другую сторону.

Китайцы еще более суеверны, чем мы. Я заметил, как дернулась его рука. Танакан поежился и отвернулся к стене.

В углу двора кхмеры возобновили работу над бамбуковым шаром. Он уже принимал определенную форму, но был еще некрепким. Через час стало слишком жарко, и они прекратили занятие. Не было никакой спешки. Представление планировалось не на сегодня и не на завтра.

35

Первое, что несет рассвет, — кровь на востоке в верхушках деревьев и всемирное свечение, возвещающее о наступлении нового невыносимого дня. Двадцатью минутами позже небо закипает и начинает слепить, и человек делает все, что в его силах, лишь бы куда-нибудь убраться. Солнца за пульсирующей ширмой влажности, как правило, не видно, поэтому кажется, что весь небосвод излучает нездоровый свет и жару. Я проснулся рано, до первых лучей, умылся на улице из каменного желоба и обмотался саронгом.

Тело оставалось влажным, и саронг промок. Я решил подняться по лестнице в каморку Гамона. Стучать не стал — просто надавил на дверь. Она открылась, и я переступил порог. Войдя, я подумал, что Гамон не может быть мертвым и одновременно оставаться в позе полулотоса, однако признаков жизни в нем было не много. Я подошел ближе: он медитировал под окном, прижавшись спиной к стене. Я уже собирался его встряхнуть, но Будда заставил меня поступить иначе — я погладил его красивое лицо и, нежно поцеловав в лоб, прошептал:

— Брат Титанака, брат мой.

Гамон открыл глаза, но его взгляд блуждал в другой вселенной. Он улыбнулся с великодушием человека, избавившегося от своего эго и охотно принимающего светящуюся в моих глазах любовь. Но затем вспомнил все и мучительно поморщился.

— Гамон, — сказал я, — надо их отпустить. Бейкер из-за нас умер, но в его смерти нет нашей реальной вины. Его убийство не причинит нашей карме особенного вреда. Но что будет с нами, если мы доведем до конца план Дамронг? Нас на миллион лет запрячут в гранит.

В его глазах отразился ужас.

— А если я ей не подчинюсь? Вы хоть представляете, какой она обладает силой? Посещает меня каждую ночь. Я до сих пор с ней сплю.

— Потому что потворствуете ей. Вы же буддийский монах. Почему вы позволяете себя порабощать?

Мои слова озадачили его. Он покосился на меня, затем посмотрел на свое одеяние.

— Я к нему настолько привык, что забыл, что больше не имею на него права.

Растерянный, он поднялся и ответил совсем по-детски — стал передо мной раздеваться. На такую реакцию я совсем не рассчитывал. Хотел его остановить, уговорить облачиться снова, но пока он стоял передо мной, в одних трусах, с кипой желто-оранжевой ткани у ног, я заметил удивительную трансформацию. Осанка монаха меньше чем за минуту растаяла, а с ней куда-то делась и его личность. Явилась другая сторона этого человека — более жесткая, более примитивная, нацеленная на выживание и преступление. Я ясно различил в нем юношу, который когда-то курил и торговал яа баа. Голос звучал громче, стал более хриплым. Он подошел к единственному окну в комнате и выглянул во двор, где паслись слоны-убийцы.

— Гамон, — позвал я.

— Это еще не все, — вздохнул он.

— Расскажите. Это может спасти чью-нибудь жизнь.

Он старательно следил за своими интонациями.

— В ее последнем электронном письме говорилось не обо всем. В нем вообще ни о чем не говорилось.

Мне показалось, Гамон хотел повернуться ко мне, но не мог. Я видел его профиль, а солнце тем временем отбеливало двор за окном.

— То, о чем она не хотела вспоминать или о чем не хотела думать, в ее сознании просто переставало существовать. — Он набрался храбрости и посмотрел мне в глаза. — Вы все поняли про инцест, но не уловили значения связи.