Мой сводный кошмар (СИ) - Воронцова Анастасия. Страница 15
Его руки скользят по моему телу, заставляя мои щеки пылать. Мои мысли путаются, а в животе будто поселился рой бабочек. Пару секунд я упрямлюсь, пытаюсь оттолкнуть его, а затем отвечаю на поцелуй.
Этот поцелуй был похож на взрыв, что сносит с ног, а потом рассыпается миллионами искр. На лавину, которая нарастает, грозя похоронить все под собой. На метеоритный дождь.
Рядом с ним я забывала о том, как дышать. Забывала о шантаже, о интригах, в которых меня вынуждали участвовать, о предательстве моего отца. Забывала даже собственное имя.
В тот миг все казалось неважным. Все, кроме его губ, ласкающих мои, и пальцев, скользящих по моей коже.
Когда он наконец оторвался от меня, мой взгляд был затуманенным, а дыхание сбилось настолько, что от воздуха кружилась голова.
— Скажи это еще раз, — хрипло шепчет он, обжигая мою кожу неровным дыханием, — Повтори, что ненавидишь меня.
Я смотрю в его потемневшие глаза, и не могу думать ни о чем больше. Все мои мысли занимают они.
И все же я упрямо делаю то, о чем он просит:
— Я тебя ненавижу, — шепотом выдыхаю я, а затем все повторяется.
В какой-то момент наши поцелуи становятся глубже и смелее. Нет, не так, они до постыдного глубокие. Настолько, что мне не хватает воздуха, и кажется, будто он не нужен вовсе. И уже мои руки скользят по его телу, очерчивая мускулы и проникая под футболку.
Его кожа горячая, даже обжигающая, будто вместо крови у него течет настоящая лава. При других обстоятельствах я, наверное, сгорела бы от стыда, но я и не думала останавливаться.
— Скажи это снова… — шепчет он, и его голос сводит меня с ума не хуже прикосновений.
— Ненавижу… — упрямо повторяю я, и на сей раз сама тянусь к его губам. К счастью, он меня не отталкивает.
Это неправильно. Неправильно. Это настоящее безумие. Я знаю это, и все же, не остановилась бы, даже если бы знала, что пожалею об этом.
“Если это безумие, то я хочу сойти с ума”.
Это было похоже на шторм. На бурю, способную уничтожить тысячу кораблей, и стирающую острова с лица земли. На ураган, разрушающий целые города, и на пожар, способный за секунды охватить гектары леса.
Это было похоже одновременно на все и ни на что.
Я снова и снова шептала одни и те же лживые слова, снова и снова позволяя ему покрывать мое тело поцелуями. Кирилл целовал меня, сметая все границы. Если между нами и была черта, то он ее пересек, а я его не остановила.
Когда мы, тяжело дыша, оторвались друг от друга, он снова посмотрел мне в глаза, и снова попросил сказать ему правду, но я только покачала головой.
— Я не могу, — всхлипнув, прошептала я, — Я не могу… Прошу, пожалуйста, не заставляй меня… Я не могу тебе рассказать…
Тогда Кирилл прижал меня к себе, позволяя спрятать лицо у него на груди, и нежно погладил по спине и затылку.
— Доверься мне, — шептал он, — Что бы ни произошло, что бы ни было причиной, доверься мне, и я тебе помогу. Тебе не обязательно справляться с этим в одиночку. Я рядом.
— Ты не понимаешь… Если я расскажу, тетя Алина пострадает. Это может разрушить вашу семью.
На мгновение он хмурится и замирает, внимательно глядя на меня. Я вздрагиваю и испуганно закрываю рот ладонями, осознав, что сболтнула лишнего, но уже слишком поздно.
— При чем здесь моя мама? Только не начинай снова ту же песню. Уверен, ты хотела как лучше, но, если это касается ее, значит я имею право знать.
Я закусываю губу. Сердце колотится, как сумасшедшее.
Сейчас или никогда.
Вздохнув, я вынимаю телефон из-под подушки, куда недавно его спрятала, ввожу код для разблокировки, и, открыв злосчастный диалог, протягиваю его Кириллу.
На то, чтобы прочитать переписку, у него уходит несколько минут. Еще чуть больше уходит на осознание прочитанного.
Я внимательно слежу за ним, пытаясь понять, что он чувствует, но понять что-либо по его лицу просто невозможно. Он снова холоден. Такой, каким я видела его всегда. Такой, каким он мне казался все эти годы, прежде чем мы сблизились. Прежде, чем открылись друг другу.
А затем происходит то, чего я боялась больше всего. Кирилл уходит и не оборачивается.
Глава 12
Злата
Какое-то время я все еще смотрю на дверь, надеясь, что он вернется, что обнимет меня и скажет, что все будет хорошо. Но проходят минуты, и я понимаю, что он не вернется, и уже скорее всего никогда не обнимет меня.
В памяти снова и снова всплывают слова анонима.
“Интересно, что на это скажет твой новый парень?”
Я и сама догадывалась, что так будет. Отчасти поэтому я и молчала. Я боялась, что он возненавидит меня за то, как поступил мой отец. И, кажется, не зря.
Я пытаюсь не столько спрятать лицо в подушке, сколько заглушить жалкие всхлипы, что против воли вырывались из моей груди.
Какая же я глупая…
Я не могу винить Кирилла за то, что он ушел, узнав правду, и все же мне больно. Так больно, что хочется кричать.
Я повторяю себе, что даже если бы я промолчала, рано или поздно правда все равно выплыла бы наружу. Возможно к лучшему, что Кирилл узнал обо всем от меня, а не от проклятого шантажиста.
Вспоминая о человеке, который мучил меня, и продолжал это делать, я до боли сжимаю кулаки — так, что ногти впиваются в кожу ладоней.
Глубоко в душе я понимала, что так дальше нельзя. Он никогда не остановится. Никогда не оставит меня в покое. Он будет играть мной, пока ему это не надоест, а потом все равно раскроет то, что обещал сохранить в секрете. Нужно остановить это безумие, пока все не зашло слишком далеко.
Этот гад дал мне две недели. Я могу предупредить тетю Алину о том, что он собирается сделать, чтобы она могла рассказать обо всем мужу и детям прежде, чем об этом узнают все СМИ нашего города.
Возможно это не спасет ее. Возможно правда ее уничтожит. Но у нее, по крайней мере, будет выбор… Разумеется только если Кирилл не решит раскрыть секрет матери раньше.
Набравшись решимости, я перевожу взгляд на экран телефона, вернее на часы. Три часа ночи. Слишком поздно, даже для такого важного разговора. Это подождет до утра.
Как ни стараюсь, больше я не могу уснуть.
Даже когда над городом восходит солнце, и его лучи пробиваются в комнату через неплотно закрытые шторы, я беспокойно ворочаюсь в кровати.
Когда мой телефон звонит, я вздрагиваю от неожиданности. Сердце заходится в безумном ритме, и я чувствую, как у меня потеют ладони. Мне страшно настолько, что я едва заставляю себя посмотреть на экран, но, когда решаюсь, вздыхаю с облегчением. Мне звонят насчет ремонта.
Человек, нанятый мной, чтобы привести квартиру родителей в порядок, сообщает, что ремонт закончен. Они сменили окна, лопнувшие от взрыва, и вчера вечером закончили клеить обои. Сегодня туда должны были завезти мебель и технику.
В ответ я благодарю и обещаю заехать ближе к обеду.
Вовремя. Я и так задержалась здесь непозволительно долго. Я ведь планировала съехать отсюда сразу после совершеннолетия. Если бы только не тот пожар…
Я убеждаю себя, что это к лучшему.
После того, как правда скроется, мне больше не будет места в этом доме. Не после того, что сделал мой отец. Возможно тете Алине тоже. По крайней мере у меня будет, что ей предложить, в качестве благодарности за то, что она заботилась обо мне все эти годы.
И все же, несмотря ни на что, это место стало моим домом. И, как бы я этого ни отрицала, мне было жаль покидать его, почти так же сильно, как родной дом два года назад. Жаль, что я больше не смогу завтракать с тетей Алиной, или ездить с Кириллом в универ. Теперь придется делать это в одиночестве.
Я повторяю себе, что так будет правильно. Меня здесь вообще не должно было быть. Этот дом, эта комната, не принадлежат мне. Это не моя семья, и я не имею никакого права здесь находится. Я и без того злоупотребила их гостеприимством.
Когда я опускаюсь на колени, чтобы вытащить из-под кровати старый запыленный чемодан, который пролежал там без малого два года, по моим щекам катятся слезы. Я вспоминаю о том, как первый месяц упрямо отказывалась его разбирать, и из горла вырывается тихий всхлип.