Дело о лопнувших агентствах - Константинов Андрей Дмитриевич. Страница 35

— Так вы не знаете? — ахнула Катя. — Об изнасиловании.

— Ко-го? — еле выдавила я из себя.

— Меня, конечно.

— Кем?

— Да Олегом, Алапаевым.

Ничего не понимаю. Следователь… изнасилование… Пришел Алапаев в прокуратуру, конечно, «с земли», поработав участковым где-нибудь в «сорок третьем истребительном» ОМ. Не сразу пришел, конечно, довелось поморщить узкий лобик на вступительных экзаменах в академию милиции.

Поучился заочно, вооружился знаниями, как хитрая обезьяна вооружается дубиной. Теперь не укулупнешь.

Но внутри он — его свинство мент, способный в пьяном виде поступить хуже бандита, избить, украсть, изнасиловать и виртуозно отмазаться.

В сорок третьем… или в двадцать третьем отделении года четыре назад был участковый: приковал молодую девчонку к трубе, вымогая показания, избивал, выбил из нее самооговор, — помнится, Кононов рассказывал об этом случае. Дело о краже пошло в суд, но по ходу выяснилось, что сучок этот девчонку изнасиловал, дернуться-то ей от трубы было некуда…

В общем, нашлись тогда люди в РУВД, помогли «прикрыть задницу», вовремя убрали мента из отделения.

Поехал он, гад, на переподготовку в Пушкин, потом получил звание капитана, и, кажется, успешно продолжил учебу. Имя-фамилию сразу не вспомнить. Неужто тот самый? Надо спросить у Макса.

Тогда он опасен — но надо уметь говорить с такими, знать, чего они боятся.

А боятся они непонятного, нерасшифрованного: «новой метлы», внезапно прибывшей бригады Генпрокуратуры, агентуры РУБОПа, каких-то хитрых ошеломительных компроматов, интриг коллег, в результате которых можно потерять голову или свободу. Ведь для больших людей такой Олег — мелочь.

Тем более сейчас этот кобель-законник временно отстранен от дел и сам находится под следствием…

Я скомкала разговор, обещала перезвонить и бросилась к милицейским сводкам. На прошлой неделе. Попытка изнасилования. Обстоятельства выясняются. Все верно. И тем непонятнее.

— Слушай, а зачем твоя Катя, после горючих слез, размазанных по жилетке Спозаранника да и по твоей, Нонна, зачем она пошла к Олегу? — реакция Зудинцева на мой монолог, неосторожно произнесенный в кабинете, выходила за рамки приличия. Катя реально пострадала, а циничный журналист абстрагируется, парит на детективных высотах…

Но от зудинцевских пророчеств не скрыться, и сейчас он бесцеремонно загородил мне дорогу кольцами дыма от «Беломора»:

— Ведь натурально дрожала от страха, говорила, что боится на улицу выходить. Так? А зачем твой Олег потащился в Сосново — чтоб изнасиловать Катю, при которой всегда дежурит брат? Ерунда! Кстати, знаешь, почему этого опера «убийцей» называют? Я узнавал. Интере-есная история, опер знакомый рассказал.

Короче, отправили его на лето в деревню, к дедушке. А дом у деда был старый, трухлявый, и места в горнице маловато. Запесочили внучка на чердак спать. А чтоб уважить городского, затащили туда же и кровать железную. И вот ночью раздался треск да гром: балки не выдержали и рухнули прямо с внуком на кровати — и на деда. А старику лет под восемьдесят было. Увезли в больницу — но бедняга так и не оклемался.

Вот как в жизни-то бывает!

Зудинцев — хороший человек, но свои поучительные истории лучше бы иногда при себе оставлял…

В прокуратуре подтвердили, что Алапаев отстранен от исполнения, но назвать причину отказались, отослав в пресс-центр. Я набирала номер весь день. Издевательские длинные гудки сменялись короткими.

Наконец я решила проявить выдержку и, набрав номер в сто четырнадцатый раз, принялась медитировать:

— Совершенно спокойна… спокойна…

Удалось. На тридцать третьем гудке другой конец провода дал вялый щелчок и недовольный голос ответил: нет, еще ничего не известно. До выяснения обстоятельств.

Кратчайшее расстояние между точками — кривая. Каждый раз эта аксиома давалась мне с трудом. Когда-то мой дед-стахановец внушал мне обратное и угощал яблоками.

Яблоки с тех пор ассоциируются для меня с прямотой и бескомпромиссностью. Очевидно, потому, что дед не рвал дармовые фрукты в собственном саду, а покупал их в магазине на честно заработанные деньги.

Плохо, что в агентстве не практикуется разделение труда. Не бросая Катино дело, мне предстоит разобраться и со старухами. Хорошо, что вспомнила, надо связаться с Кирой Игнатьевной. Интересно, почему вспомнила, почему мысль о Кате навела на другое?

— А почему бы тебе не обратиться за помощью к тетке в Выборгскую прокуратуру? — Спозаранник не столько прервал размышления, сколько ответил на вопрос. Да, без «мохнатой» лапы не обойтись. А к Выборгскому району привязаны оба дела. Только в суматохе можно было пропустить такую элементарнейшую, детскую подробность.

Внутри похолодело. Такое странное чувство приходило перед Поступком. Например, в студенческие годы, во время журфаковского стройотряда.

Дело было под славным городом Выборгом-Виибори, где будущие журналисты доблестно копали дренажные канавы на местах советско-финских баталий и пили портвейн. Я была студенткой первого курса и на спор прошла по балке разрушенного дома на головокружительной высоте четвертого этажа. Внизу была черная вода, из которой торчали погнутые взрывом железные рельсы. Смерть грозила мгновенная — и грубая, неизящная.

Но я прошла, потому что надо мной пытались посмеяться ребята (писклявых и жеманных девиц я тогда в упор не замечала и мнением их не интересовалась). Похолодела внутри — и пошла.

Теперь необходимо было встретиться с ментом. Домашний адрес действительно удалось узнать с помощью тетки.

Взяв в агентстве диктофон, чей-то знак отличника милиции, кучу сводок (для важности), несколько бланков ФСБ, которые забыл на столе Зураб, и кое-что еще из антуража, я отправилась в пригородный поселок, где, по данным бюро регистрации, жил Олег. Странная картина, нелогичная для горожанина. В углу, где поселился злодей, не было улиц, но имелись номера домов. Это был не собственно поселок, а коттеджный городок от НИИ.

Землю застраивала фирма, ну и прогорела, дома достроила городская администрация и продала их по себестоимости очередникам, — вкратце объяснил мне по телефону знакомый чиновник-архитектор. — Мирских благ в виде дорог, телефонов, цивилизованных сортиров при таком усеченном варианте не ожидалось.

— В «шанхае» живем, порядка никакого в деревне этой нет, — услышала я у дверей закрытого на обед магазина.

Ну что, вперед? Как говорил полковник ВДВ новобранцам на учениях: по статистике, не раскрывается всего один парашют из тысячи. А вас только девятьсот восемьдесят пять человек!

Да, еще один странный слух насчет этого Олега принес знакомый бывший оперативник, который забежал в агентство с утра. На Алапаева, оказывается, вешают целых два дела!

— Он, видишь ли, не только насильник, — сказал опер. — Говорят, что в кабинете этого ублюдка учинили обыск и обнаружили незарегистрированный иностранный ствол «Беретта», он сейчас в экспертизе. Ну, попытка изнасилования еще объяснима, но зачем держать в кабинете нештатный ствол, когда для этих целей существуют чердак или подвал, тайничок в стене или на огороде? Строишь тут, строишь теории, а может, реально, имеешь дело с дураком, с отморозком полным? Что ему взбредет в голову?

Ну что же, будем блефовать…

Жилье Олега Алапаева я нашла после сорокаминутного скитания по коттеджному городку. Каменнодеревянный домик на хорошем фундаменте не производил, однако, впечатления шикарного. Начали строить с размахом, а доделывали, как видно, чуть ли не с использованием заборных досок, оторванных от ограды местной животноводческой фермы. Щель на чердаке прикрывал наспех приколоченный щит с полустершейся, до боли знакомой надписью «Лучшие наставники молодежи». Какой-то меланхоличного вида молодой человек, несколько похожий на Джона Леннона без очков и длинных волос, вкапывал плодовое деревце в политую землю.