Шолох. Долина Колокольчиков - Крейн Антонина. Страница 24
Мы рванули к птице. Я уже повторяла себе под нос заготовленную просьбу о помощи, но… В итоге мне не довелось поупражняться в прикладном языкознании.
Перед домом, на котором сидела сольвегга, располагалась приподнятая круглая площадка, густо испещрённая письменами – точно такая же, как та, на которой отдыхал наш снуи. Мы запрыгнули на платформу и помчались по ней, как вдруг она засветилась… Одна за другой вспыхнули витиеватые буквы. Потом в воздухе появились и закрутились по часовой стрелке их объёмные близнецы, сотканные из дыма.
Воздух мгновенно стал вязким, будто на полной скорости мы ухнули в воду. Сопротивление оказалось настолько сильным, что я буквально зависла в очередном прыжке, и развевающиеся полы плаща у меня за спиной живописно застыли.
«Так это те самые великаньи телепорты?!» – мысленно поразилась я, а в следующий момент весь мир завернулся спиралью и исчез.
11. Фиалки и лёд
Нежить – то, что приходит на место умершего. В мертвеца спускается зелёная искра, которая модицифицирует его тело и начинает свою нежизнь, в девяноста процентах случаев связанную с утолением вечного голода (гули, упыри и так далее). Изредка встречается разумная нежить: её облик может быть не столь ужасен, а цели – разнообразны, хоть и темны. В Седых горах разумной нежити больше, чем где-либо ещё в мире.
Какое-то время я пребывала в абсолютном ничто. Затем вернулось ощущение тела – пугающе слабого и непослушного. Меня мутило; голова шла кругом. Очень хотелось сдохнуть, но репутация не позволяла.
Боги-хранители, ну и телепорт.
После долгих попыток я всё же сумела с трудом открыть глаза. Оказалось, что я лежу на боку на точно такой же белокаменной площадке, как в Асулене. Но вокруг – уже не призрачный город в аварийной ситуации, а летний лес: полуденный, безмятежный.
Вид зелёной листвы меня немного взбодрил. Как говорится, хочешь утешить шолоховца – дай ему ветку. Хочешь наказать шолоховца – протяни ему ветку, а потом забери.
Кроме платформы, вокруг не было ни единого признака цивилизации. Лишь бесконечные ряды раскидистых дубов и голубоватые силуэты гор вдалеке. Стайка упитанных воробьёв, сидевшая на ближайшем дереве, озадаченно заткнулась при моём пробуждении и в смятении вспорхнула с веток.
– Берти, – кое-как совладав с голосовыми связками, прохрипела я. – Голден-Халла!
Тишина в ответ.
Сжав зубы, я сумела перевернуться. Сначала на спину – привет, небо, – потом на левый бок.
Голден-Халла обнаружился метрах в пяти от меня, на другом конце площадки. Я видела лишь рыжий затылок и выпростанную из-под сбившегося плаща руку с полуразжатыми пальцами. Маг-браслет, болтавшийся на запястье Берти, был совершенно пуст, а кожа вокруг него покраснела, как от ожога.
– Берти! – ахнула я и попыталась встать, но не тут-то было. Пришлось ползти.
Кто бы знал, что пять метров в горизонтальном полуобморочном состоянии – это так много! Воробьи успели вернуться на дуб, из-за одной из колонн показалась любопытная морда лисы, а я всё ползла, и сердце моё захлёстывали волны холода. Ведь телепортация принудительно высасывает из человека энергию, а Берти и без того был измотан колдовством. Что, если мой новый друг… умер?
Я уже была близка – и к Берти, и к истерике, – когда рука Голден-Халлы дрогнула.
– Жив! – выдохнула я, сама чуть не умерев от облегчения. – Ты как там? Слышишь меня?
Мизинец, безымянный, средний и указательный пальцы сыщика медленно согнулись, а большой, наоборот, распрямился. Затем рука, подрагивая, повернулась так, что этот большой оказался направлен вверх. Универсальный жест, никогда прежде не выполнявшийся с таким трудом.
«Я в порядке».
Оптимист Голден-Халла.
– Держись! – прохрипела я уже куда бойчее, чем прежде. – Я скоро приползу и проконтролирую, чтобы ты не откинулся.
– Вот так… обещание… – слабо рассмеялся он и, кажется, попробовал повернуть ко мне голову, но не смог.
Я преодолела последний метр и сама её развернула, после чего замерла рядышком, истощённая. Физиономия Берти полнилась скорбью.
– Что с нами стало? – трагически вопросил он.
– Ты имеешь в виду глобально или прямо сейчас? Если первое, то не берусь отвечать на столь философский вопрос в столь неподходящих условиях. Если второе – то мы попали в телепорт. – Я уже достаточно очухалась для того, чтобы заняться своим любимым делом: беспечной утешающей болтовней в подозрительных обстоятельствах. – Не знаю, Берти, сталкивался ли ты когда-нибудь с подобным, но так уж вышло, что я более или менее опытный пользователь. И скажу с уверенностью – это перемещение бьёт все рекорды по уровню паршивости. Впрочем, учитывая, что телепортация здесь со времён великанов, большего ожидать и нельзя было… Удивительно, что он вообще работает. Я не думала, что такое возможно!
– Да уж. Как мы умудрились его разбудить, интересно?.. – пробормотал Голден-Халла и тотчас слабо застонал от очередного приступа головокружения.
Я сочувственно покосилась на него.
– Может, у тебя с собой есть какие-нибудь тонизирующие средства?
– Есть. Но достать из сумки не смогу, руки не слушаются, – поморщился сыщик.
Я же уже вернула себе большую часть дееспособности, а поэтому вальяжно отмахнулась в стиле богатенькой мамочки:
– Предоставь это мне.
Вскоре я влила Берти в рот зелье, пахнущее анисом и зелёным яблоком. Оклемавшись окончательно, мы стали изучать местность. Со скалы, на которую я забралась для лучшего обзора, удалось разглядеть узнаваемый профиль пика Осколрог – на самом горизонте. Значит, мы всё ещё в Седых горах, что хорошо. Но очень далеко от Долины Колокольчиков, что плохо, потому что мы не бешеные собаки, чтобы хладнокровно воспринимать появившийся крюк.
Что касается летнего леса вокруг нас – он был очарователен, но совершенно дик: непуганые животные, отсутствующие тропинки. Мы с Берти снова с сомнением уставились на телепорт.
– Прошло уже больше часа с тех пор, как мы переместились сюда, – задумчиво протянул Берти, перезавязывая свой красный хвостик. – Одинокие тени должны были угомониться. Может, попробуем ещё разок активировать эту штуку, чтобы вернуться? Не то чтобы я мазохист и вдохновился тем, как нас размотало, но не вижу других хороших вариантов.
Я решительно закатала рукава рубашки:
– Погнали!
Но не тут-то было. Мы опробовали где-то около ста разных способов, однако телепорт так и не ожил. Только на дубах вокруг собралась огромная птичья аудитория, заинтригованная тем, как странно ведут себя чужаки: то пробегают мимо с дикими воплями, то прыгают, пытаясь зависнуть в воздухе, то наколдовывают свет, то ползают по мрамору, шепча: «Включайся, включайся, хороший мой!»
Постепенно начал подступать вечер… Его романтику – окрасившиеся в коралловый цвет гребни гор вдалеке, особую прозрачную тишину, подкрадывающуюся из-за деревьев, – разбавило громкое урчание наших голодных желудков.
Тогда мы с Голден-Халлой поняли: надо что-то менять.
– Давай пойдём в сторону Осколрога, – вздохнула я. – Может, успеем до ночи найти какое-нибудь поселение. Как у тебя с госпожой удачей, Берти?
– Отношения «любовь-ненависть», – он хмыкнул. – Сейчас скорее будет второе.
– Почему это?
– Она очень ревнива. Ей не нравится, когда рядом со мной оказываются другие красивые девушки.
– Какой ты галантный, с ума сойти! – я зарделась.
Оглянувшись на прощанье на тихую белую площадку с её таинственным прошлым и непредсказуемым настоящим, мы двинулись прочь.
Мы шли по вечерней дубовой роще, раздвигая папоротники руками и обсуждая загадку сохранившегося заклинания Хеголы Тоффа. Сундук с колокольчиками так и лежал в кармане у Берти. Он решил оставить его уменьшенным: заклинание всё время тянуло из него немного энергии, но это было лучше, чем таскаться с громоздкой ношей наперевес.