Множественные сны Эльфины Рейн (СИ) - Вальц Карина. Страница 40

– Я бы выбрал вариант с помощью, – сказал Фауст, помогая ей встать на ноги, – но точно знаю, что ты не согласишься, потому что… не хочу оскорблять тебя в такой момент. Скажи хотя бы, что сможешь добраться до деревни, Эль. Скажи, что в этом уверена.

– Изи-пизи! – кивнула она.

На Фауста ей смотреть не хотелось, она и так знала, что выглядел он злым и даже свирепым. Вроде и говорил спокойно, и к сноуборду ее пристегивал осторожно, но видно было, как он мечтает утопить ее в этом снегу, просто взять, перевернуть вверх ногами и сунуть в пушистый сугроб.

Некоторое время Эль простояла на ногах, прислушиваясь к ощущениям. И ощущения подсказывали: надо торопиться. И пусть у нее до сих пор перед глазами плывет, а снег покрыт цветными плавающими пятнами… этим состоянием Эль должна воспользоваться, чтобы оказаться в Фише.

Потому что она вспомнила, как во время падения что-то так сильно и противно хрустнуло. И ей было так больно, что она… возможно, отключилась. У нее правда был шок, но не из-за падения. А от боли. И эта боль возвращалась, ведь Эль почувствовала, как пульсирует колено на правой ноге. Каждое биение сердца ударяло вниз с такой силой, словно это был молоток.

Значит, правая нога должна быть впереди, в глубоком снегу нагрузка направлена на заднюю ногу. Передняя работает меньше, только при перекантовке… придется проехать на чистой скорости, тогда, быть может, они доберутся. И Фауст не станет вызывать кого-то. Он прав, Эль бы никогда такого не позволила, потому что Гай ее ждет. Она и рвалась к нему, ей надо быть рядом, чтобы вернуть Уго Лероя на место. Гай будет ругаться, но Эль все сделала правильно. Она рисковала, но день промедления мог отрезать ее от Гая на целую неделю. Снежные завалы превращали Глетчерхорн в крепость, в которую невозможно попасть, и которую невозможно покинуть по первому желанию.

Да, Эль все сделала правильно.

Сообщив Фаусту, что готова, Эль натянула на лицо маску. Она помогала хоть что-то различать в этом белоснежном мире… девушка встала на ноги, зажмурилась, готовясь к неизбежной боли, и развернула доску правой ногой вперед. И сразу поехала.

Ей было больно, так невыносимо больно, что по лицу текли слезы. Она не ошиблась: с ногой что-то сильно не так, и это она страшно хрустела во время падения… молоток, стучащий по коленке с каждым ударом сердца, превратился в кувалду, а потом Эль не чувствовала ничего, кроме боли. Но ехала вперед, понимая, что останавливаться никак нельзя, она попросту на ноги не встанет. У нее одна попытка, а значит, она должна проехать ее хорошо.

В ушах свистел ветер, а рядом мелькала новая куртка Фауста. Красная, такую не пропустишь. Он петлял на лыжах, стараясь не обогнать Эль, но и не приближался слишком сильно, чтобы не мешать. Так они выехали на дорогу, ведущую к цепочке из шале. Дорога была вся в свежем снегу, после леса по ней ехалось слишком быстро. Но Эль боялась кантоваться, боялась хоть как-то задействовать правую ногу, оттого пролетела эту дорогу со страшной скоростью.

На въезде в Фиш Эль упала, задрав ноги кверху, и проехала так до полного торможения. Все получилось спонтанно, ей просто было так больно… она стянула маску и заплакала. Эль не считала себя плаксой, думала, что терпелива, но какой пронзительной и невыносимой была эта боль!

Рядом упал на колени Фауст, не понимая, что происходит.

– Кажется, я сломала ногу, – пробормотала Эль и потеряла сознание.

ГЛАВА 37

Эль пришла в себя в больнице, где ей сделали снимок, подтвердили перелом и наложили крепкий гипс. Фауст держался рядом, он же разговаривал с докторами, словно был представителем несовершеннолетней. Когда Эль пыталась встать или сообщить, что ей вообще-то пора, а гипс может подождать, Фауст давил ей на плечо, вынуждая лечь и расслабиться. И одним взглядом сообщал, что без гипса ей не уйти, он не позволит. Эль это ужасно бесило, но вот проблема: со сломанной ногой действительно не разбегаешься.

В итоге Эль сдалась врачебным манипуляциям.

За окном уже медленно падал снег, вечерело, зажглись первые огни. И где-то там ждал Гай и наверняка уже психовал. После извлечения, пока Фауст валялся в отключке, а Эль прыгала по подъемникам, спеша вниз, Гай накрутил себя до невменяемого состояния. Они поссорились, потому что… потому что слишком он в фантазии ударился! Фауст стал для него своеобразной красной тряпкой. Казалось бы, парень как парень, но Гай считал иначе.

А их ссора… сейчас, лежа в больнице, Эль думала о ней.

– Я согласился на эту аферу исключительно из-за твоего нового приятеля, Эль. Хотел понаблюдать за ним, подтвердить подозрения, – заявил Гай, стоило девушке переступить порог дома, в котором остались извлеченные.

– Подозрения? В чем именно ты увидел подвох?

– Да он сам один сплошной подвох! Очнись наконец, подумай своей головой! Не показалось ли тебе, что Фаустино де Веласко как-то слишком всемогущ для обычного мыслителя?

– Ты о точках перехода? – догадалась Эль. – Так он же хакер.

– Мазафакер! – Гай зло выдохнул и зажмурился, явно уговаривая себя сосредоточиться. Продолжил спокойнее: – Эль, работы в техподдержке Глетчерхорна недостаточно, чтобы ни с того ни с сего создать точку перехода в Комиссию! В саму Комиссию, ты хоть задумайся о невероятности этого мероприятия! Это, мать его, фантастика какая-то.

– Мыслители бывают разными, каждое новое поколение…

– Не продолжай даже. Рост происходит медленно, в этом смысл этой дурацкой фразы. Если бы похожие скачки происходили перманентно, мы бы уже… не знаю, горы двигали силой мысли! Океаны нагревали взглядом. Но ничего подобного не происходит, Эль. И только твой Фаустино умудрился создать точку перехода в Комиссию, протащил нас туда… херня какая-то происходит с испанцем.

– Не поняла, в чем именно ты его подозреваешь?

– Сдается мне, неспроста де Веласко помешался на чужой смерти. И удивительное совпадение – с этой смертью столько сложностей и загадок. Не мог это сделать кто-то обычный, скажем, рядовой студент-мыслитель.

Эль закатила глаза:

– Гай, да это же смешно! Зачем тогда затевать возню с расследованием?

– А ты подумай, Эль.

– Я не… – девушка развела руками, потому что никак не могла уловить, куда клонит Гай. Да глупо же подозревать Фаустино! Он такой весь отвратительно вдумчивый, как глянет исподлобья, и будто мысли все прочитал! И цирковые выверты с убийством во льду никак не укладывались в его образ. И уж тем более туда не укладывалась Эль, к чему ее-то привлекать? Но Гай, очевидно, считал иначе, он с самого начала записал Фаустино во враги.

Поняв, что у Эль нет ответа, Гай сдался:

– Спишем все на твой поехавший от адреналина рассудок, потому что с моей стороны все выглядит очевидно: у Фаустино де Веласко навязчивость, и, раз он пролез в Комиссию, навязчивость эта только нарастает. Его возможности заоблачны, самое то, чтобы провернуть все с Бланкой. А еще его подсознание воздвигло защиту, да такую, что он сам едва смог сквозь нее прорваться. Мы предположили, что на парня нападали… и предположение верное, на него и правда нападали. Но это было не только похищение неких ценных воспоминаний, Эль. Ставлю голову на отсечение, что это было внедрение.

Эль побледнела, ведь в умозаключениях Гая крылся страшный смысл.

– Кто-то использовал его как оружие…

– Кто-то, кто знал, насколько он может быть опасен, – кивнул Гай. – Этот же человек внедрил де Веласко мысль об убийстве. И стер ее, как только все закончилось. Что-то пошло не так, либо подсознание Фаустино оказалось слишком сильным, мысль о Бланке осталась, трансформировалась в навязчивость. Сейчас он варится в этом котле из вины и поиска истины, и сам не понимает, отчего так произошло.

– Мы должны рассказать ему. Проверить твои подозрения, а потом рассказать.

Гай помолчал немного и ответил:

– Не будем торопиться… – взгляд его прожигал Эль, заставлял нервничать, потому что она чувствовала: Гай все видит.