Дело о прокурорше в постели - Константинов Андрей Дмитриевич. Страница 17
Не знаю, как уж так получилось, но Ковальчуку позвонил сам Обнорский.
— Это Обнорский вас беспокоит, директор агентства…
— Слышал, знаю, — Ковальчук был не в духе.
— У нас к вам вопросы.
— Вопросы обычно задаю я, — Ковальчук не был знаком со вспыльчивым и самолюбивым характером Обнорского.
Далее произошло то, что, в принципе, и должно было произойти. Шеф в популярных выражениях объяснил оперативнику, что старших нужно уважать, и вообще вежливость — неотъемлемое качество сотрудника органов внутренних дел. Ковальчук неожиданно смягчился:
— Что у вас там?
— Модестов пропал…
Дальнейшие поиски были делом техники. В офис к Сухареву снова нагрянули оперативники. Секретарша Вероника сообщила, что «все начальство на выезде».
Но Ковальчук проявил упорство, рассказал девушке, что милицию обманывать нехорошо, показал ей табельное оружие, пересказал несколько статей уголовного и уголовно-процессуального кодекса. Наконец испуганная секретарша сказала, что вчера вечером все отправились на дачу друга шефа под Выборгом.
Дачу искали довольно долго. Коттеджей со смотровыми вышками и шестиметровыми заборами было много, и на нужный дом наткнулись почти случайно. Штурмовать краснокирпичное сооружение не потребовалось.
Обитатели дачи сами открыли Ковальчуку и его ребятам ворота.
На следующий день Ковальчук зашел ко мне домой (я еще лежал у себя на Колокольной и отходил от приключений) и стал рассказывать мне о том, что они нашли на даче друга Сухарева, кроме меня.
— Я уверен, именно в этом домике Сухарев и снимал свои порнофильмы. Мы обнаружили там кучу всякой аппаратуры — и для съемки, и профессиональные видеомагнитофоны. Изъяли кое-какую продукцию. Теперь будем проводить экспертизы, доказывать, что порнуха изготавливалась именно на этой аппаратуре и ко всему этому имел отношение твой друг Сухарев. Ну и, конечно, дело завели по незаконному лишению тебя свободы.
— А Сухарева задержали?
— Нет, его и на даче в тот момент не было. Но не беспокойся, найдем, предъявим, когда момент настанет.
— Слушай, а что, я там так без штанов и лежал? — спросил я Ковальчука о том, что меня особенно смущало.
— Ну, натурально, без штанов. Мы тебя в одеяло завернули и увезли от греха подальше.
— А штаны мои где?
— Да так и не нашли.
Ковальчук встал. Уже пошел к двери, но потом вернулся и передал мне какой-то сверток.
— Это я подарок для тебя на той дачке прихватил. На — посмотри. Ты не думай, я это к делу не приобщал и вообще проверил — это было только в одном экземпляре…
Дверь за Ковальчуком закрылась.
Я распаковал сверток. Внутри была маленькая кассета для видеокамеры.
Она подходила и к той модели, что имелась у меня. Я с некоторым трудом подключил все проводки как надо — с техникой у меня всегда сложности, — наконец экран телевизора засветился.
Это была черновая, не монтированная еще запись будущего порно.
В общем, ничего интересного, кроме одного обстоятельства — одним из участников происходящего на экране был я. Правда, я был таким пассивным участником. То есть все время лежал. А на меня то и дело заползали какие-то девицы — одна очень даже симпатичная, потом была сцена, в которой, кроме меня, участвовал незнакомый мне обнаженный юноша.
В общем, ничего интересного.
Я позвонил Ковальчуку на работу — он уже добрался до места.
— Слушай, Ковальчук, — сказал я, — вот ты меня старше на три месяца и, наверное, на столько же умнее. Объясни мне, зачем Сухарев все это сделал? Зачем меня увозил? Зачем снимал? Он что — идиот? Это же статья.
— Ну, статья — не статья, это еще доказать надо. И тут все будет, я думаю, непросто. А зачем увозил, расскажу.
Я как раз над этим размышлял на досуге. Думаю, во-первых, понравился ты ему. У Сухарева же известно какая ориентация. И — по моим представлениям — такие, как ты, должны нравиться таким, как он. Во-вторых, он же был под кайфом. Ну, захотелось тебя увезти, — сказал, — тебя и увезли. А что дальше будет, он и не думал. А потом, наверное, решил, что для того, чтобы ты молчал, нужно поиметь какой-нибудь компромат на тебя. Вот и попытался сделать тебя порногероем. К тому же иметь журналиста на крючке — это же полезно, это, так сказать, вложение в движимое имущество…
На следующий день я, полностью приведенный в чувство, появился в агентстве.
На стене в приемной шефа висел приказ из трех пунктов. Два пункта касались меня, и оба были неприятными.
1. М. Модестову, корреспонденту отдела расследований, объявить выговор за нарушение трудовой дисциплины (несдача в срок материала о видеопиратстве для «Старой газеты»).
2. М. Модестова, корреспондента отдела расследований, оштрафовать за нарушение Инструкции «О порядке перемещения сотрудников-агентства по служебным надобностям»
(здесь, видимо, имелось в виду то, что я не сказал Спозараннику, что пошел на встречу с Сухаревым). Направить удержанную с М. Модестова сумму на премирование дружественных агентству сотрудников милиции (здесь, подумал я, наверное, имеется в виду Ковальчук).
3. Поставить на вид Г. Спозараннику, заведующему отделом расследований, необходимость точного следования Инструкции «О порядке перемещения сотрудников агентства по служебным надобностям».
Тут ко мне подошел наш главный репортер Володя Соболин.
— Пошли, — сказал он. — Тебя шеф зовет.
Обнорский с ходу спросил у Соболина:
— Ты ему уже рассказал?
— Нет, — ответил Володя.
— Ну, тогда слушай, — сказал шеф, обращаясь ко мне. — Вчера вечером на Выборгском шоссе в ДТП погиб Сухарев Андрей Викторович.
— Что, — глупо спросил я, — обычная авария?
Обнорский продолжил, не отвечая:
— Михаил, отработай материал о гибели Сухарева как можно скорее. И с максимальными подробностями. «Старая газета» оставила для тебя полосу…
ДЕЛО О ЧЕЧЕНСКОМ ЛЮБОВНИКЕ
Рассказывает Марина Агеева
«Агеева Марина Борисовна, зав. информационно-аналитическим отделом. Достаточно обеспечена благодаря мужу, имеет двух детей, часто ездит в загранпоездки. Квалифицированный специалист по сбору и обработке информации. Работа для нее — скорее развлечение, но трудится она с полной отдачей и видимым удовольствием. В коллективе к ней в основном относятся с симпатией…»
Из служебной характеристики
Они зажимали его с двух сторон узкой улицы на Петроградской.
Впереди — черная «восьмерка» с тонированными стеклами, сзади подпирал выскочивший из проулка темно-синий «форд». Из парадных один за другим выскакивали запыхавшиеся опера, на ходу отстегивая табельные «пээмы».
«Шестисотый» несся по улице, словно по взлетной полосе, как будто собирался взмыть в небо. Но этого не случилось. Он просто со всего маху врезал хлипкой «Ладе» в поджарый задок, не медля ни секунды, дал задний ход, протаранив висящий на хвосте «форд», потом вальяжно, как будто и не торопясь, принял вправо, протиснулся в образовавшийся просвет и, взвизгнув покрышками, покатил к перекрестку под салютующие вдогонку выстрелы «пээмов».
Отборный, многоголосый мат на несколько секунд повис в воздухе.
— А ведь ушел, падла! — выдохнул кто-то уже в полной тишине.
Начало дня не предвещало ничего хорошего. Я не очень-то верю в приметы, но так бывало всегда, когда Обнорский надевал этот отвратительный клетчатый пиджак а ля Коровьев.
И сегодняшний день не стал исключением.
— Марина Борисовна, зайдите к Обнорскому, — на ходу бросил Глеб Спозаранник, пробегая мимо моих дверей в свой кабинет. При этом, как мне показалось, Глеб был мало похож на ангела, который несет благую весть.